— Бежим в лес! — крикнула Дымчатка и на всякий случай еще раз пыхнула на хулиганов огнем. Игнат не заставил себя долго упрашивать, перемахнул через спинку скамейки и скрылся за деревьями. Огневка присоединилась к нему пару минут спустя — она снова стала маленькой и едва заметной.
— Маленькой быть проще, — объяснила она спрятавшемуся под кустом мальчику. — Меньше шансов, что я что-нибудь случайно подожгу. Да и люди меня так меньше замечают.
— Но ведь те типы тебя очень даже заметили! — напомнил ей Игнат.
— А, — пренебрежительно отмахнулась огневка, — это другое дело — они наверняка решат, что им это спьяну померещилось! Ладно, пошли, нечего долго рассиживаться! Некоторое время пробирались вдоль шоссе по лесу, но потом, отойдя на достаточное расстояние от остановки, вернулись на обочину, и Дымчатка вновь зазмеилась светящейся голубой дорожкой по краю шоссе, превращаясь в крошечный огонек, когда их с Игнатом обгоняли машины. Их было немного, и никто из шоферов не обращал внимания на бредущего по дороге мальчишку. Но это, по словам Дымчатки, было даже хорошо — если бы кто-то из них всерьез забеспокоился о том, что маленький ребенок делает ночью на загородном шоссе, он бы наверняка отвез его обратно в поселок. А если бы и согласился довезти до города, то там сдал бы в ближайшее отделение милиции. Стояла глубокая черная ночь. Если бы не светящаяся перед ним огневка, Игнат, скорее всего, вообще ничего бы не видел и, в конце концов, сбился бы с дороги и заблудился в окружающем ее лесу.
— Что, страшно? — с усмешкой спросила его Дымчатка, когда они остановились для очередной передышки. И Таблеткин, удивляясь собственным словам, признался:
— Да, очень. Огневка понимающе кивнула:
— Ничего, дойдем. Бояться надо не темноты, а тех, кто в ней прячется. Но они сами боятся огня, так что не волнуйся — со мной тебе ничего не грозит.
Игнат поежился, но спорить со своей проводницей не стал — что-то подсказывало ему, что ей можно и даже нужно доверять. Черная ночная мгла сжималась вокруг него, но рассеивалась рядом с ней, и когда он смотрел на ее пылающее платье и длинные волосы, ему становилось не так жутко и, в некотором роде, даже уютно. Насколько вообще может быть уютно холодной осенней ночью на пустой дороге.
— А вот здесь мы, пожалуй, срежем путь, — неожиданно решила Дымчатка и свернула с шоссе в лес. — Здесь много травы, которая еще не успела высохнуть, ее так просто не поджечь, так что я смогу спокойно по ней пройти, — объяснила она неуверенно остановившемуся на опушке Игнату. Мальчик прикусил губу и, как в холодную воду, бросился в дремучую лесную чащу.
— А ты не заблудишься, как те огневки, которые заводили людей в болото? — спросил он на всякий случай.
— Не беспокойся, не заблужусь! — захохотала она. — Думаешь, ты первый, с кем я по лесам путешествую? Таблеткин не знал, сколько времени они с Дымчаткой шли по лесу. Тропинка, которую выбрала его спутница, постоянно петляла, поворачивала в разные стороны, а пару раз даже, кажется, начинала вести назад, к шоссе, но потом снова возвращалась к своему первоначальному направлению. Они еще несколько раз останавливались на отдых, но уже не разговаривали: Дымчатка о чем-то думала, а Игнат просто молча смотрел на нее. И ему казалось, что темнота вокруг них начинает рассеиваться и лес становится менее густым и непроходимым. А потом он вдруг понял, что вокруг и правда стало уже не так темно — теперь он видел не только те деревья, которые освещала огневка, но и все остальные, а небо над головой из черного стало сероватым. Зато теперь Таблеткин почувствовал, что жутко замерз. К счастью, Дымчатка вновь догадалась о том, что он испытывает, и остановилась, повернувшись к нему лицом:
— Собери сухих веток. Я разведу костер, и ты сможешь согреться. Только потом как следует все затуши.
Игнат с радостью бросился вон с тропинки и начал собирать валяющийся на земле хворост. Вскоре он уже сидел возле маленького, но удивительно теплого костерка и грел над ним руки, чуть ли не засунув их в самое пламя. Дымчатка восседала на одном из особенно толстых горящих сучьев и с задумчивым видом вертела в руках небольшой язык пламени — как люди иногда вертят карандаш или еще какую-нибудь мелкую вещицу.
— Послушай, — сказал ей Игнат, — я, по-моему, догадался, почему ты пришла ко мне. Я не должен был уходить в гости к Петрову, верно? Огневка молча кивнула.
— А ты можешь объяснить мне, почему? — продолжил Таблеткин спрашивать. — Ведь врачиха сказала, что с бабушкой ничего страшного. И сама бабушка меня отпустила… Разве то, что я туда пошел — это плохо? Дымчатка неопределенно пожала плечами:
— Как бы тебе объяснить… Есть вещи, про которые нельзя сказать, плохо это или хорошо. На первый взгляд вроде бы ничего плохого в них нет. Но на самом деле делать такие вещи нельзя — нельзя ни за что, ни при каких обстоятельствах, даже если все вокруг тебе это разрешают. Понимаешь меня? Игнат ответил не сразу. Он привык, что нельзя делать то, что ему запрещают взрослые — списывать, например, или улицу на красный свет переходить. Но у этих запретов были вполне понятные причины: если бежать через дорогу на красный свет, можно попасть под машину, а если списать у соседки по парте контрольную, учительница наверняка заметит это и поставит ему двойку. Да и если уж на то пошло, то убегать ночью из дома и шляться по лесу детям тоже нельзя, однако же он все это сегодня проделал, и Дымчатка вполне это одобряет — сама же его сюда и привела. А с походом в гости все обстояло по-другому: за него Игната действительно никто не стал бы ругать, да и вообще из-за этого никому не стало бы плохо. «И тем не менее, поступать так было нельзя», — повторил он про себя слова Дымчатки и опустил голову, не решаясь посмотреть ей в глаза.
— Только не надо теперь расстраиваться! — огненная красавица подошла совсем близко, почти вплотную к Игнату, так что он ощутил исходящий от нее жар и даже слегка отодвинулся. — Да, ты поступил неправильно, но большинство ошибок можно исправить — разве в школе тебя этому не учили? Именно этим ты сейчас и занимаешься! Ну вставай, пошли дальше, все равно уже весь хворост сгорел! Игнат старательно затоптал оставшиеся от хвороста тлеющие угли, и они с Дымчаткой побежали дальше. К въезду в город они вышли, когда уже совсем рассвело, но прохожих на улицах по-прежнему было немного — большинство горожан еще спали. Так что огневке и здесь удалось сохранить свое существование в тайне от других людей: она снова маскировалась под огонек окурка или пряталась в подвальных окошках.
— Вот больница, где лежит твоя бабушка, — объявила она, приведя Игната к какому-то высокому дому. — Зайди вон в ту дверь и спроси, в какой она палате. А если тебя не будут к ней пускать, скажи, что тебе это срочно надо, что тебя к ней родители прислали, ну, или еще что-нибудь придумай. Справишься?
— Конечно! — после ночного путешествия через лес Игнат был уверен, что справится с чем угодно. — А ты теперь куда?
— К кому-нибудь на кухню, в огонь, — улыбнулась Дымчатка. — А может, какой-нибудь парк поищу — вдруг там костер разведут из сухих листьев? Ну беги, тебя ждут!
— Спасибо тебе, — тихо произнес Игнат, но огневка уже спешила куда-то через дорогу, почти невидимая в лучах восходящего солнца. Таблеткин вбежал в больницу и после получаса упрашиваний дежурной медсестры отвести его к бабушке все-таки оказался, наконец, в ее палате. Бабушка спала, но когда он вошел, открыла глаза и с удивлением посмотрела на внука. А он молча бросился ее обнимать, твердо зная, что больше никогда не будет веселиться, когда его родным и близким плохо — даже если сами они не станут против этого возражать.
Вскоре бабушку выписали из больницы, и она вернулась домой. Ругать внука за самовольный побег из поселка в город она не стала. И вообще, они с Игнатом стали еще более дружны, чем были раньше — их соседка много раз говорила, что никогда не встречала ни одного более счастливого семейства. А огневку Игнат, к своему крайнему сожалению, больше ни разу не видел. Хотя иногда ему все-таки казалось, что в пламени конфорки, свечи или костра появлялось так хорошо знакомое ему светло-синее с оранжевыми искорками лицо…
СПб, 2006
© Copyright Минасян Татьяна Сергеевна ( [email protected])
