А замок принадлежал герцогу, и в нем жила Элисабет. Ей уже исполнилось двенадцать лет, она стала большой девочкой, и ей часто разрешали участвовать в развлечениях старших. В замке любили повеселиться, там всегда толпился народ, от гостей не было отбою, двор гудел от лая собак и ржания коней. Часто из ворот показывалась целая кавалькада: это знатные дамы и господа с целой свитой слуг и оруженосцев выезжали на соколиную охоту. В просторных залах целый день раздавались песни и смех, с утра и до ночи не смолкали оживлённые беседы. В этих стенах никогда не бывало тихо. А по вечерам в большом рыцарском зале зажигались факелы, и тогда начинались танцы. Маленькой Лийсе иногда тоже позволяли потанцевать со старшими. Но в разгар веселья, устав от духоты и шума, она выходила на галерею подышать свежим воздухом; прохаживаясь по ней взад и вперёд, Лийса устремляла взор в темноту, окутавшую долину. Завидев вдалеке мерцающую звёздочку костра, которым Анна отпугивала диких зверей, девочка думала: «Хотела бы я знать, кто зажёг костёр на холме. Неужели кто-то спит возле него на голой земле?»
Наглядевшись, она возвращалась в большую залу и опять танцевала.
Элисабет жила в замке затворницей и проводила дни в его покоях, пропитанных запахами юфти, благовонных курений и свечного воска. На прогулку её выпускали, когда светило солнце, обыкновенно она играла в мячик в розовом саду или садилась с вышиванием под раскидистыми липами, которые росли во дворе замка. Кожа у Элисабет была как алебастр, сквозь неё просвечивали голубые жилки; руки тонкие и белые, как лепестки лилии, а золотые волосы струились вокруг стройного стана.
Анна стала смуглой от загара. Её натруженные руки сделались большими и шершавыми, плечи широкими, и она была очень рослой для своих лет.
Живя на пастбище, она привыкла в любую погоду оставаться под открытым небом. В разгар лета землю нещадно палило солнце: буйные ветры гуляли по равнине и продували её насквозь, а коли уж начинался дождь, то казалось, будто хляби небесные разверзлись над головой.
Со своего места Анна видела весь небосвод, перед её глазами вставало из моря солнце и закатывалось за горами. Ночью над нею сияли миллионы небесных звёзд, а осенью, когда землю заливал белый свет месяца, не раз Анна провожала глазами долгий полет падучей звезды.
Поговорить ей было не с кем, потому что пастухи разбредались каждый со своим стадом на далёкое расстояние, а на вечернем водопое возле колодца между ними часто начинались свары, и Анна отмалчивалась, чтобы ни с кем не ссориться. Сперва она ещё пыталась разговаривать с овцами, но старые бараны только фыркали на неё, овцы в ответ блеяли, а ягнятки тоненько мемекали — ничего другого от них нельзя было добиться. Так Анна поневоле научилась молчать и молча наблюдать за небесными знамениями и переменами, происходившими на земле. Но стоило ей захотеть, и по взмаху её посоха к ней сбегались её беспокойные питомцы и окружали плотным кольцом. При виде неподвижно сидящей пастушки в ниспадающем тёмном плаще, устремившей взор к вечернему небу, все козы и овцы укладывались кружком у её ног и мирно засыпали.
Пять лет Анна пасла овец и коз на холмах, но, когда настала шестая весна, она больше не захотела там оставаться. Однажды вечером она, как всегда, повернувшись к горам, терпеливо ожидала, когда наверху в замке загорится знакомый огонёк, который там всегда зажигали с наступлением темноты. Однако на этот раз все было темно.
Анна ждала несколько вечеров подряд, но звёздочка так и не вспыхнула на горе.
И тут ей отчего-то стало тревожно на душе, и она страшно затосковала по младшей сестрёнке.
«Хоть и велик белый свет, небось я её уж как-нибудь да разыщу», — подумала Анна.
Она обулась, завязала тесёмки на башмаках, простилась со всеми овцами и козами, с пастухами и пастушками и пустилась в путь к морскому берегу. В гавани у причала стояло много кораблей, готовых к отплытию, но один корабль был всех лучше. Его только недавно построили, и он должен был отправиться в своё первое плавание. Мачты и реи на нем были сверху донизу унизаны разноцветными флажками, а нос корабля украшала резная фигура, изображавшая женщину с венком в руке. Корабль назывался «Триумф», и путь его лежал в далёкую заморскую страну.
Анна подошла к капитану и спросила, не найдётся ли для неё на корабле скромного местечка, потому что ей как раз надо попасть в далёкую заморскую страну. Капитан был так счастлив, так доволен своим кораблём, ему было так радостно от праздничного веселья, что он рассмеялся и предложил:
— Что же! Если ты согласна быть за корабельную кошку, то я, пожалуй, могу тебя взять.
— Зовите меня как угодно, мне все равно, — ответила Анна. — Только возьмите на корабль!
И вот ей отвели местечко для спанья, и корабль, распустив паруса, поплыл по морю.
Волны так и плясали вокруг, и Анне казалось, будто они ей говорят:
— Мы понесём тебя качая, мы принесём тебя к сестре, мы знаем, где она живёт.
Дул попутный ветер, и корабль плыл, как лебедь, разрезая волны.
Но внезапно наступил мёртвый штиль, все замерло в грозном предчувствии, и вдруг разразилась буря. Да такая, словно все четыре ветра разом сорвались с цепей. Волны вздымались все выше и выше. Вот они стали высотою с дом, потом с церковную колокольню, они бурлили и — пенились, между воли открывались бездонные пропасти, они швыряли «Триумф» вверх и вниз, и он плясал и крутился, точно щепка.
Все люди попадали и лежали на палубе, а когда через неё перекатывала волна, они оглашали воздух воплями ужаса.
Анна тоже была на палубе вместе со всеми, но она молчала.
— Неужели тебе не страшно? — спрашивали люди. — Разве ты не понимаешь, что пришла наша погибель?
— Я в это не верю, — отвечала Анна. — Я отправилась в путь, чтобы отыскать младшую сестричку, и верю, что Бог мне поможет её найти.
, — Ну и чудачка! — говорили люди. — Ты погляди, что кругом творится!
Тут вдруг раздался такой грохот, словно корабль разламывался на тысячу кусков. Капитан приказал рубить самую большую мачту, а скоро и две остальные. Мачты упали в воду и заплясали на волнах, как спички, а море словно выло и хохотало над перепуганными людишками. Рулевой ещё удерживал руль, но и сам уже не знал, куда ему править среди непроглядного мрака.
Но тут вдруг яркий луч пронизал кромешную тьму. Блеснув, он исчезал и снова вспыхивал, словно мигающий глаз. Это был береговой маяк, а впереди лежала земля. Буря примчала корабль куда надо, и сейчас он устремился на свет маяка. Бушующий прибой разнёс корабль в щепки, но Анна успела ухватиться за доску, и волны выбросили её на берег.
Анна, как мёртвая, осталась лежать на камнях, но потом очнулась, «стала и огляделась кругом. Нигде не видно было ни души. Часть её спутников погибла в море, а те, кто спасся, сразу же пустились на поиски жилья.
Как только Анна почувствовала, что твёрдо стоит на ногах, она побрела к маяку, который горел на утёсе. Она решила забраться наверх, чтобы поблагодарить за тот огонь, который спас ей жизнь. На самой вершине она увидела площадку, со всех сторон ограждённую камнями, на которой горел большой костёр, его зажигали там каждую ночь, чтобы указывать путь мореплавателям. За костром следил чернобородый и краснолицый человек с большущей кочергой, которой он ворошил жар и поправлял поленья. Увидев вынырнувшую из тьмы Анну, он очень удивился.
— Я пришла сказать спасибо маяку, который спас мне жизнь, — объяснила она.
Человек рассмеялся, и на чумазом лице сверкнули белые зубы.
— Ей-богу, не припомню такого случая, чтобы кто-то о нас подумал. Сторожить ночью костёр — работа нелёгкая, но, получив помощь, люди обыкновенно не задумываются, откуда она пришла.
— А я хочу остаться, чтобы помогать тебе. Вот увидишь, я не засну, костёр у меня не погаснет, я умею хранить огонь.
Анна так и сделала — осталась на маяке помотать сторожу в его ночной работе.
Иногда ей доставалась первая вахта — от захода солнца до середины ночи, иногда она заступала в самый глухой час ночного мрака и поддерживала огонь до восхода солнца.
Взобравшись на вершину утёса, открытую всем буйным ветрам, Анна ворошила костёр, чтобы он ярче горел, и алые искры снопами взлетали вверх, а у подножия утёса бушевали морские волны. Она вглядывалась в темноту, жалея людей, которые в это время боролись с бурным морем, потому что по себе знала, каково им приходится, и забывала тогда про холод и ночной мрак. Она старалась, чтобы костёр горел пожарче, и просила у огня, чтобы он поярче освещал ночную тьму и чтобы все корабли нашли в море дорогу и доплыли до гавани.
Но в эти долгие бессонные ночи она непрестанно думала о сестре и не забывала, зачем отправилась в путь. Усталая после ночной работы, она повторяла себе: «Авось моей сестричке не приходится проводить ночи без сна! Авось моя сестричка может спокойно спать!»
