С этого дня характер Каролины изменился. Она стала пропускать балы, неохотно танцевала и всячески избегала общества своих молоденьких подруг, которые любили побегать и порезвиться. Она стала молчалива, задумчива.
– Что с тобой, Каролиночка? – с тревогой спрашивали подруги. – Уж не больна ли ты?
Но Каролина получила хорошее воспитание и не хотела обижать своих подруг, сказав им, что для нее, избранницы судьбы и счастливой обладательницы бесценной жемчужины, их общество уже не представляет никакого интереса.
Поэтому она вежливо отвечала:
– Нет, благодарю вас, я чувствую себя превосходно.
И на ее прелестном маленьком ротике появлялась таинственная высокомерная улыбка.
Она полюбила одиночество. Оставаясь одна, она обыкновенно вынимала из своей шкатулки зеркало и долго рассматривала свою жемчужину, которая стала уже с небольшую горошину.
– Ах, как медленно растет моя жемчужина! – говорила про себя Каролина. – Впрочем, чем медленней она растет, тем лучшего качества она будет и тем больше я получу за нее денег у ювелира, когда она вырастет с лесной или, еще лучше, с грецкий орех. И тогда я стану самой богатой рыбкой в мире. Пусть растет! Я никуда не спешу. У меня впереди еще целая жизнь.
И когда через год к ней пришли за ответом два морских конька, она, посмотрев на их уже несколько поношенные мундиры, весело рассмеялась и сказала:
– Ах, нет, друзья мои! Не будем больше поднимать этот вопрос. Я никогда не выйду замуж ни за одного из вас. Прощайте.
– Но, может быть, вы, прекрасная Каролина, – сказал один из коньков, – по крайней мере, скажете нам на прощанье, что вы будете любить нас, как братьев. Это хоть немного облегчит наше горе.
– Увы, – сказала Каролина, – я вам не могу обещать даже этого.
– Но почему же? – воскликнули морские коньки.
– Потому, что вы для меня слишком бедны. Это очень жаль. Но, к сожалению, ничего не поделаешь. Такова жизнь.
– Но ведь каждый из нас готов заплатить за ваше богатство своей жизнью! – снова воскликнули коньки.
– К сожалению, мое богатство так велико, что заплатить за него не хватит не только двух ваших жизней, но и жизней всех морских коньков, окончивших вместе с вами кавалерийское училище, – сказала Каролина со вздохом, и на ее ротике появилась таинственная улыбка.
– Тогда мы знаем, что нам остается делать. Прощайте, жестокая Каролина! – сказали коньки и тотчас отправились на войну, где в первом же сражении показали чудеса храбрости, а во втором – были убиты.
То же самое ответила Каролина и остальным своим женихам.
Бычок Леандр зарыдал, сказал, что его жизнь навсегда разбита, и обещал покончить с собой, выбросившись на берег. Однако обещанья своего не исполнил, но вместо этого поломал все раковины с подлинниками триолетов, посвященных жестокой Каролине, а затем поступил фельетонистом в газету, где в очень ядовитых стихах стал бичевать нравы высшего общества, а также высмеивать порядки подводных железных дорог, что быстро принесло ему громкую славу и большие деньги.
Что же касается электрического ската Антонио, то он сухо поклонился и сказал:
– Как угодно, сударыня. Не хотите – не надо. Но имейте в виду, я вам этого никогда не прощу.
И с достоинством удалился на заседание хирургического общества, где был почетным председателем.
Время шло. Все подруги Каролины давно повыходили замуж. Многие из них уже имели детей. А Каролина продолжала ходить в девушках и отказывать женихам, которые все еще не переводились, так как Каролина была по-прежнему прекрасна.
– Милая! Что же это будет? – в ужасе говорили подруги. – Ты рискуешь остаться старой девой!
– Ничего, – отвечала Каролина, – я выйду замуж тогда, когда найду достойного.
– Да, но время идет! Ты стареешь. Потом будет слишком поздно.
– Для меня никогда не будет поздно, – говорила Каролина, и на ее губах появлялась знакомая улыбка.
И по-прежнему, оставаясь одна, она разглядывала в зеркале свою жемчужину, которая выросла до размера лесного ореха и уже настолько мешала плавнику двигаться, что Каролине приходилось плавать несколько боком, все время забирая влево, что было не совсем изящно.
Мало-помалу почти все женихи от нее отстали, и только иногда являлись свататься провинциалы из Дофиновки, куда еще не дошли слухи о ее странной недоступности.
Конечно, она уже не была так молода и прекрасна, как раньше, но все же еще могла нравиться. Однако она продолжала ждать, с каждым днем чувствуя, что делается все богаче и богаче. Ее жемчужина уже стала величиной с большой грецкий орех и все еще не переставала расти, так что было жалко продавать ее раньше времени.
К этому времени Каролина совершенно перестала бывать в своем прежнем обществе. Она либо сидела дома одна, рассматривая свою жемчужину, либо проводила время у камбалы Фаины, в обществе пожилых замкнутых устриц, обросших морской травой, и старичков-крабов с лысыми черепами, покрытыми моллюсками. С ними было хотя и скучновато, но можно было сколько угодно молчать, сидя неподвижно на старых консервных жестянках, много лет тому назад выброшенных сюда с берега, и никто не заставлял бегать в горелки или танцевать.
Таким образом прошло еще несколько лет, и Каролина не заметила, как она превратилась в старушку.
Зато ее жемчужина стала приближаться уже к небольшому яблоку и была так тяжела, что пожилая красавица с трудом двигалась.
Но прежняя улыбка не сходила с ее губ.
Однажды она возвращалась домой от своей тетушки и села передохнуть на скамеечке в городском сквере, под тенью густых водорослей. Вдруг она увидела, как возле мраморного подъезда лучшего в городе отеля «Морская звезда» остановился блестящий автомобиль, из которого выскочил молодой дельфин такой красоты, что у Каролины потемнело в глазах.
Его маленькие острые зубки сверкали, как самый чистый, самый белый жемчуг, совершенно круглые, неподвижные глаза светились молодо и глупо, как дымчатые топазы, а тугое, блестящее тело отливало всеми оттенками синего цвета, начиная с режущего глаза ультрамарина и кончая серовато-голубым, таким мягким и нежным, каким бывает Адриатическое море в марте, через час после заката солнца.
– Это он! – воскликнула Каролина и бросилась за молодым дельфином, который уже успел войти в дом.
Но дорогу ей преградил швейцар – старый и необыкновенно колючий морской еж.
– Что вам угодно, сударыня?
– Мне необходимо видеть этого молодого дельфина! – сдерживая волнение, сказала султанка.
– Не думаю, чтобы его светлость мог вас принять.
– Его светлость?
– Да, сударыня, ибо это принц Эгейский, прибывший сюда всего лишь на несколько часов по весьма важному личному делу. Он приехал сюда жениться и сейчас же после свадьбы отбывает со своей молодой супругой обратно на родину.
– Ну, это мы еще посмотрим, – сказала Каролина, дрожа всем телом. – На ком он женится?
– Вы, сударыня, вероятно, приехали из Дофиновки или давно уже не бывали в обществе. Об этом говорят все. Его высочество женится на мадемуазель Кризолите, старшей дочери мадам Абажур.
– Как! – в сильнейшем волнении воскликнула Каролина. – Он женится на Кризолите? На этой отвратительной холодной медузе?
– Совершенно верно, сударыня.
– Не может быть! Я не понимаю, что он в ней нашел! Ведь в ней же ровно ничего нет: ни молодости, ни красоты, ни души, ни сердца. Достаточно посмотреть сквозь нее на солнце, чтобы убедиться, что она совершенно пуста, как банка, из которой вылили простоквашу.
– Вы правы, сударыня, но дело в том, что принц Эгейский, несмотря на свою молодость и красоту, недавно окончательно промотался, так что ему остается либо поступить на службу, чего он в силу высокого происхождения никогда себе не позволит, либо жениться на богатой, хотя и отвратительной медузе и взять за ней в приданое сто тысяч.
– Как! Всего только сто тысяч?
– Это большие деньги, сударыня, – серьезно сказал морской еж, – особенно если принять во внимание, что у его высочества нет другого выбора и что его высочество…
Но Каролина не стала дальше слушать болтовню. Она оттолкнула ежа с дороги и хоть при этом сильно укололась, но не обратила на это никакого внимания.
У людей есть такое представление, что у рыб холодная кровь. Это не всегда справедливо. У Каролины кровь оказалась горячая, как кипяток. В тот миг, когда она появилась на пороге салона, принц Эгейский надевал перед зеркалом белые лайковые перчатки. Его красота поразила Каролину еще сильнее, чем в первый раз.
При виде пожилой взволнованной султанки в топазовых фосфорических глазах молодого дельфина мелькнуло изумление. Но Каролина не дала ему произнести ни одного слова.
– Ваше высочество! – сказала она, протягивая к небу с мольбою один плавник, так как другой был уже давно парализован жемчужиной. – Я ждала вас всю жизнь. И вот вы пришли. Я знаю, в обществе не принято, чтобы молоденькая девушка делала первый шаг. Но я его делаю потому, что вы прекрасны, и потому, что я люблю вас.