— Да. Я твой дядя, — ответил Варо. — Где машина? Где Ванилин? Он что, тебя не встретил?
— Какой ещё Ванилин? — огорошенно произнёс Тим.
— Какой, какой! Такой! С рулём и грузовиком!
— А, тот громила на таратайке? Встретил. Только он гостеприимно высадил меня посреди леса.
У дяди забегали глаза.
— Вот оно что! Ванилин умеет показать себя с лучшей стороны! — кивнул Варо и подтолкнул племянника в спину. — Бедный мальчик. Я так тебя ждал! Вот тут на дороге. Веришь? Пойдём скорее домой. А Ванилину я ещё скажу пару ласковых, ты не думай.
Они направились к посёлку. Но, не дойдя до первых домов, дядя свернул на узкую дорожку.
— Я живу в стороне от этих неприятных людей, — сказал Варо, неопределённо махнув рукой, — не люблю, когда мимо окон кто-то всё время шляется. Туда-сюда. Туда-сюда! Глаза болят.
Скоро из-за кустов показался дом с покосившейся крышей. Тим в нерешительности остановился возле калитки.
— А чем вы больны? Вид у вас вполне здоровый. Не хуже, чем у Ванилина.
Варо замялся и почесал за ухом.
— Ну… Не помню я это мудрёное название. Голова болит, — Варо тряхнул головой и задумчиво добавил: — О! Звенит чего-то. Давно болит. Часто. Почти всегда. И ноги. Думаю, недолго мне осталось. Лет пятьдесят, в крайнем случае — семьдесят.
Варо засеменил к дверям. Тим шёл следом, размышляя, как лучше лечить такого больного, чтобы он поскорее поправился.
Несмотря на то, что дом снаружи казался маленьким, внутри было просторно и даже уютно. Большая кухня, три комнаты; дядя проводил Тима в одну из них.
— Вот здесь ты и поживёшь пока.
— А где у вас горчичники, таблетки, микстуры и градусник? — Тим решил сразу взяться за лечение.
Варо ничего не отвечал и только разглядывал Тимку при свете лампы.
— Ишь ты! Глазюки-то какие голубые. И взгляд этот… вылитый Анту… — Дядю вдруг передёрнуло, он закашлялся и засуетился. — А что тебе мама обо мне рассказывала?
— Честно говоря, ничего. Я никогда не слышал, что у меня есть больной дядя. Вы врача-то хоть вызывали? Или лечитесь травой и припарками?
— Припарки! — воскликнул дядя. — Конечно же, завтра с утра сделаю себе припарку. Ты мне вот что лучше скажи, в лесу кого-нибудь видел? Слышал чего-нибудь?
Тим подумал, что, если начать рассказывать, этот Варо не отвяжется от него до утра. А дяде нужно соблюдать режим, чтобы поправиться.
— Никого не видел, — твёрдо соврал Тим и начал отчаянно зевать, показывая, как он хочет спать.
— Отличненько! — Дядя потёр ладони так сильно, будто хотел высечь искру. — Оч-чень хорошо!
Снаружи раздался скрип тормозов.
— Кажется, к нам. Кто это? — Тим посмотрел в окно.
Дядя быстро задёрнул штору прямо перед носом мальчика:
— Всё, ты устал с дороги. Ложись спать! Завтра поговорим.
Варо выскочил из комнаты; через минуту хлопнула дверца машины, и мальчик услышал голоса. Он сразу узнал голос Ванилина, но, как ни прислушивался, не смог разобрать ни слова. Затем послышался скрежет замка и какой-то скрип.
Тим понял, что открыли кузов грузовика. Раздалось шумное фырчанье, топот и приглушённые окрики. Интересно, кто в фургоне? Тимка сгорал от любопытства, но не решался выйти из комнаты. Скрипнула входная дверь.
— Ты представляешь, прямо на опушке! Я её так ловко поймал, она даже дёрнуться не успела! Неслыханное везение! Хороша лошадка? — веселился водитель.
— Хороша. Только говори потише, парень спит, — одёрнул его Варо. — Чего не довёз мальчишку? А если бы его этот чокнутый перехватил? Всё, пропал бы план.
— В лесу неспокойно стало. Искать, похоже, её начали. Нашли бы — полбеды, а если бы и пацана увидели? — Водитель ухмыльнулся. — А парень твой не маленький уже — сам прекрасно дошёл. Кстати, когда расскажешь, зачем тебе этот пацан?
Тим внимательно слушал.
— Придёт время, расскажу. Этот мальчишка — мой главный козырь. Если бы ты знал, чего мне стоило его разыскать! Я за него сто монет… — Варо перешёл на неразборчивый шёпот.
У Тимки отчаянно забилось сердце. Это я, что ли, «главный козырь»?! Значит, у Варо есть какой-то план? Тим вспомнил о тайне, про которую мачеха говорила на вокзале, и подкрался на цыпочках к самой двери.
— С Симоном поторгуйся. Не продешеви. Эти лошади самые дорогие, — уже громко продолжал Варо.
— Может, я с утра поеду? В объезд ведь добирался. Устал, спать хочется.
— Ты что?! — воскликнул Варо, но затем снова перешёл на полушёпот. — Того и гляди Антуан сообразит, что коня в лесу нет. Сразу сюда прибежит вместе со своим зверьём, крик поднимет. Деревенские лошадь увидят, скандал будет.
— А тебе-то что? С тобой и так никто не разговаривает, — расхохотался водитель.
— Увидят лошадь — такого наговорят, мало не покажется. И лошадь отнимут, и мальчишку запутают. Кукиш тебе тогда, а не богатство.
Смех резко прекратился.
— Ну хоть чаю попить можно? Десять минут ведь ничего не решат?
— Если только десять минут. Смотри! Ни секундой больше, а то знаю я тебя. Сначала чай, потом бутерброд, а потом и до погреба доберёшься, — Варо аж крякнул от раздражения.
Скрипнула половица.
Тим прямо в одежде прыгнул в кровать и накрылся одеялом.
Варо заглянул в комнату.
— Спит, — прошептал он. — Ну, пусть спит. Завтра этот пацан должен как следует поработать. Лишь бы я не ошибся в нём!.. А ты чай пей и сваливай.
Дверь закрылась.
Голова Тима кипела: «Что означают все эти загадки? В чём боится ошибиться дядя? Как я должен поработать? Зачем Ванилин лошадь привёз? Мне? Тогда зачем от меня это скрывать?» — Тим вспомнил маленького смешного жеребёнка, и его осенило! Наверняка он потерял свою маму. Поэтому и не хотел идти в деревню, надеялся, что его найдёт мама-лошадь! А если лошадь в грузовике и есть его мама? Точно! Ванилин украл лошадь, а из лесу удрал, потому что её искали! Тим не знал, что делать.
«Как он там, бедный?! Может, спрятался и дрожит от страха, а может, волки…»
Мальчик тихо поднялся и осмотрел окно. Дёрнул створки. Повезло — окно раскрылось почти бесшумно. Он спрыгнул вниз и, пригнувшись, пересёк двор.
К счастью, грузовик стоял так, что его не было видно из кухни. Тим подкрался и заглянул в щель кузова: «Так и есть — лошадь. Огромная».
Лаура ничего не понимала. Всё происходящее казалось ей страшным, невероятным сном! Она гуляла со своим жеребёнком Эрвиком по Заветному лесу, остановилась у родника, но даже не успела глотнуть воды, потому что её горло вдруг перетянула верёвка. Она хотела закричать, но морду тоже перевязали.
Лауре было семь лет. Она родилась и выросла в Высокой Школе, что в Заветном лесу. Так вот, в родной школе Лаура не знала, что такое уздечка и грызло, которые люди суют лошадям в рот, когда запрягают. В Высокой Школе вообще запрещено запрягать лошадей.
Лаура пыталась объяснить тому, кто её связал, что она не может никуда идти, что где-то рядом её малыш, но её не понимали!
— Эрвик, беги! — из последних сил крикнула Лаура жеребёнку, прежде чем её запихнули в этот ужасный грузовик.
Лошадь фырчала, пытаясь вытолкнуть языком противное железо, которое больно стучало по зубам и дёснам. Зачем её опутали ремнями? Зачем оставили ночевать в сыром и грязном кузове? И за что её побили хлыстом? И главное, что случилось с маленьким Эрвиком? Огромные умные глаза Лауры наполнялись слезами обиды и непонимания.
Вдруг снаружи послышался какой-то шорох. Лошадь подняла уши и напряглась, подумав: «Сейчас как дам больно копытами!» Она злилась, что связана и не может расквитаться с обидчиками.
Возня за дверью продолжалась.
Наконец загремел засов, и в дверном проёме показалась худенькая фигурка. Кто этот человек, друг или враг?
Помедлив в нерешительности, мальчик залез в кузов. Он увидел, как дрожат ноги лошади, связанные попарно перекрученными верёвками. Уздечка и поводья были надеты как-то странно, и шея тоже оказалась перетянута.
Лошадь всхлипнула совсем как человек, и Тимка осторожно её погладил.
— Я тебя выпущу. Но у нас мало времени!
Лаура чуть шевельнула губами, будто хотела что-то объяснить, но только горько вздохнула. Мальчику показалось, что лошадь понимает его слова. Несмотря на страх перед огромным животным, Тимка начал развязывать верёвки. Он дёргал и ковырял крепкие узлы; вначале ничего не получалось, но потом Лаура высмотрела в углу фургона полотно от старой ножовки и копытом толкнула его мальчику.
— Ух ты! Это нам подойдёт! — Тим распилил верёвки, отвязал Лауру и выскочил из фургона. — Вот только уздечку мне никак не снять.
Лошадь благодарно кивнула. Тим, сам не зная почему, говорил с ней, как с человеком:
