Спросил он у своих придворных – князей да бояр:
– Что нам теперь делать, как быть?
Они и присоветовали:
– Надо жениху задавать разные трудные задачи, авось он их и не разгадает. Тогда мы ему от ворот поворот и покажем!
Обрадовался царь, сейчас же послал слуг к дурню с таким приказом:
– Пусть жених достанет нам, пока наш царский обед не кончится, живой и мертвой воды!
Задумался дурень:
– Что же я теперь делать буду? Да я и за год, а может быть, и весь свой век не найду такой воды.
– А я на что? – говорит Скороход. – Мигом за тебя справлюсь.
Отвязал ногу от уха и побежал за тридевять земель в тридесятое царство. Набрал два кувшина воды живой и мертвой, а сам думает: «Времени впереди много осталось, дай-ка малость посижу – успею к сроку возвратиться!»
Присел под густым развесистым дубом, да и задремал…
Царский обед к концу подходит, а Скорохода нет как нет.
Загоревали все на летучем корабле – не знают, что и делать. А Слухало приник ухом к сырой земле, прислушался и говорит:
– Экой сонливый да дремливый! Спит себе под деревом, храпит вовсю!
– А вот я его сейчас разбужу! – говорит Стреляло. Схватил он "свое ружье, прицелился и выстрелил в дуб, под которым Скороход спал. Посыпались с дуба желуди – прямо на голову Скороходу. Проснулся тот.
– Батюшки, да, никак, я заснул!
Вскочил он и в ту же минуту принес кувшины с водой:
– Получайте!
Встал царь из-за стола, глянул на кувшины и говорит:
– А может, эта вода не настоящая?
Поймали петуха, оторвали ему голову и спрыснули мертвой водой. Голова вмиг приросла. Спрыснули живой водой – петух на ноги вскочил, крыльями захлопал, «ку-ка-реку!» закричал.
Досадно стало царю.
– Ну, – говорит он дурню, – эту мою задачу ты выполнил. Задам теперь другую! Коли ты такой ловкий, съешь со своими сватами за один присест двенадцать быков жареных да столько хлебов, сколько в сорока печах испечено!
Опечалился дурень, говорит своим товарищам:
– Да я и одного хлеба за целый день не съем!
– А я на что? – говорит Объедало. – Я и с быками и с хлебами их один управлюсь. Еще мало будет!
Велел дурень сказать царю:
– Тащите быков и хлебы. Будет есть!
Привезли двенадцать быков жареных да столько хлебов, сколько в сорока печах испечено. Объедало давай быков поедать – одного за другим. А хлебы так в рот и мечет каравай за караваем. Все возы опустели.
– Давайте еще! – кричит Объедало. – Почему так мало припасли? Я только во вкус вошел!
А у царя больше ни быков, ни хлебов нет.
– Теперь, – говорит он, – новый вам приказ: чтобы выпито было зараз сорок бочек пива, каждая бочка по сорока ведер.
– Да я и одного ведра не выпью, – говорит дурень своим сватам.
– Эка печаль! – отвечает Опивало. – Да я один все у них пиво выпью, еще мало будет!
Прикатили сорок бочек-сороковок. Стали черпать пиво ведрами да подавать Опивале. Он как глотнет – ведро и пусто.
– Что это вы мне ведрами подносите? – говорит Опивало. – Этак мы целый день проканителимся!
Поднял он бочку да и опорожнил ее зараз, без роздыху. Поднял другую бочку – и та откатилась. Так все сорок бочек и осушил.
– Нет ли, – спрашивает, – еще пивца? Не вволю я напился! Не промочил горло!
Видит царь: ничем дурня нельзя взять. Решил погубить его хитростью.
– Ладно, – говорит, – Выдам я за тебя свою дочку, готовься к венцу! Только перед свадьбой сходи в баню, вымойся-выпарься хорошенько.
И приказал топить баню. А баня-то была вся чугунная.
Трое суток баню топили, докрасна раскалили. Огнем-жаром от нее пышет, за пять саженей к ней не подойти.
– Как буду мыться? – говорит дурень. – Сгорю заживо.
– Не печалься, – отвечает Холодило. – Я с тобой пойду!
Побежал он к царю, спрашивает:
– Не дозволите ли и мне с женихом в баню сходить? Я ему соломки подстелю, чтобы он пятки не испачкал!
Царю что? Он дозволил: «Что один сгорит, что оба!»
Привели дурня с Холодилой в баню, заперли там. А Холодила разбросал в бане солому – и стало холодно, стены инеем подернулись, в чугунах вода замерзла.
Сколько-то времени прошло, отворили слуги дверь. Смотрят, а дурень жив-здоров, и старичок тоже.
– Эх, вы, – говорит дурень, – да в вашей бане не париться, а разве на салазках кататься!
Побежали слуги к царю. Доложили: так, мол, и так. Заметался царь, не знает, что и делать, как от дурня избавиться.
Думал-думал и приказал ему:
– Выстави поутру перед моим дворцом целый полк солдат. Выставишь выдам за тебя дочку. Не выставишь – вон прогоню!
А у самого на уме: «Откуда простому мужику войско достать? Уж этого он выполнить не сможет. Тугто мы его и выгоним в шею!»
Услышал дурень царский приказ – говорит своим сватам:
– Выручали вы меня, братцы, из беды не раз и не два… А теперь что делать будем?
– Эх, ты, нашел о чем печалиться! – говорит старичок с хворостом. Да я хоть семь полков с генералами выставлю! Ступай к царю, скажи – будет ему войско!
Пришел дурень к царю.
– Выполню, – говорит, – твой приказ, только в последний раз. А если отговариваться будешь – на себя пеняй!
Рано поутру старик с хворостом кликнул дурня и вышел с ним в поле. Раскидал он вязанку, и появилось несметное войско – и пешее, и конное, и с пушками. Трубачи в трубы трубят, барабанщики в барабаны бьют, генералы команды подают, кони в землю копытами бьют… Дурень впереди стал, к царскому дворцу войско повел. Остановился перед дворцом, приказал громче в трубы трубить, сильнее в барабаны бить.
Услышал царь, выглянул в окошко, от испугу белее полотна стал. Приказал он воеводам свое войско выводить, на дурня войной идти.
Вывели воеводы царское войско, стали в дурня стрелять да палить. А дурневы солдаты стеной идут, царское войско мнут, как траву. Напугались воеводы и побежали вспять, а за ними вслед и все царское войско.
Вылез царь из дворца, на коленках перед дурнем ползает, просит дорогие подарки принять да с царевной скорее венчаться.
Говорит дурень царю:
– Теперь ты нам не указчик! У нас свой разум есть!
Прогнал он царя и не велел никогда в то царство возвращаться. А сам на царевне женился.
– Царевна – девка молодая да добрая. На ней никакой вины нет!
И стал он в том царстве жить, всякие дела вершить.
ИВАН БЕСТАЛАННЫЙ И ЕЛЕНА ПРЕМУДРАЯ
Жила в одной деревне крестьянка, вдова. Жила она долго и сына своего Ивана растила.
И вот настала пора – вырос Иван. Радуется мать, что он большой стал, да худо, что он у нее бесталанным вырос. И правда: всякое дело у Ивана из рук уходит, не как у людей; всякое дело ему не в пользу и впрок, а все поперек. Поедет, бывало, Иван пахать, мать ему и говорит:
– Сверху-то земля оплошала, поверху она хлебом съедена, ты ее, сынок, поглубже малость паши!
Иван вспашет поле поглубже, до самой глины достанет и глину наружу обернет; посеет потом хлеб – не родится ничего, и семенам извод. Так и в другом деле: старается Иван сделать по-доброму, как лучше надо, да нет у него удачи и разума мало. А мать стара стала, работа ей непосильна. Как им жить? И жили они бедно, ничего у них не было.
Вот доели они последнюю краюшку хлеба, самую остатнюю. Мать и думает о сыне – как он будет жить, бесталанный! Нужно бы женить его: у разумной жены, гляди-ко, и неудельный муж в хозяйстве работник и даром хлеба не ест. Да кто, однако, возьмет в мужья ее бесталанного сына? Не только что красная девица, а и вдова, поди, не возьмет!
Покуда мать закручинилась так-то, Иван сидел на завалинке и ни о чем не горевал.
Глядит он – идет старичок, собою ветхий, обомшелый, и земля въелась ему в лицо, ветром нагнало.
– Сынок, – старичок говорит, – покорми меня: отощал я за дальнюю дорогу, в суме ничего не осталось.
Иван ему в ответ:
– А у нас, дедушка, крошки хлеба нету в избе. Знать бы, что ты придешь, я бы давеча сам последней краюшки не ел, тебе бы оставил. Иди, я тебя хоть умою и рубаху твою ополощу.
Истопил Иван баню, вымыл в бане прохожего старика, всю грязь с него смыл, веником попарил его а потом и рубаху и порты его начисто ополоскал и спать в избе положил.
Вот старик тот отдохнул, проснулся и говорит:
– Я твое добро упомню. Коли будет тебе худо, пойди в лес. Дойдешь до места, где две дороги расстаются, увидишь, там серый камень лежит, толкни тот камень плечом и кликни: дедушка, мол, – я тут и буду. Сказал так старик и ушел. А Ивану с матерью совсем худо стало: все поскребышки из ларя собрали, все крошки поели.
– Обожди меня, матушка, – сказал Иван. – Может, я хлеба тебе принесу.
– Да уж где тебе! – ответила мать. – Где тебе, бесталанному, хлеба взять! Сам-то хоть поешь, а я уж, видно, не евши помру… невесту бы где сыскал себе, – глядь, при жене-то, коли разумница окажется, всегда с хлебом будешь.
Вздохнул Иван и пошел в лес. Приходит он на место, где дороги расстаются, тронул камень плечом, камень и подался. Явился к Ивану тот дедушка.
