А мама Белая Метелица, как залетала в гости к Дедушке Морозу, так бывала и в его большой комнате. Но двери же закрывали плотно-преплотно, Снегурочка привыкла давно и не любопытствовала понапрасну, хотя сама даже не знала и почему.
Но на тот раз получилось так, что мама Белая Метелица спешила очень с порога и дверь то ли не прикрылась плотно, то ли и позабылась вовсе. А Умка ведь он такой – он не разбирал стен и дверей. На что с напрыг-скока своего налетал, то и не стой на пути! С ним Снегурочка два раза в сугробах была, что под окнами ледяного дворца, словно подушки, Дед Морозом были уложены. Подушки снежные пушистые, мягкие, но огромные вот только такие, что из них выбираться до вечера приходилось Снегурочке с Умкою. Вот так и не заметилась дверь не прикрытая, как следовало бы. Снегурочка держала за уши же, и тянула уже назад мишука, и он тормозил на ледяном полу – только всё понапрасну! Как раз приехали и остановились ровнёхонько посереди неведомой той залы-комнаты Дедушки Мороза.
Остановились, и стали у Снегурочки глазки её голубые чуть не с чайное блюдце величиной: сидит мама Белая Метелица у Дедушки Мороза на коленках, будто Дедушка Мороз ей книжку сказочную собрался читать, обняла его за шею и прячется, а не видит сама, что уж поднимает её на сосульке большой, хорошей, прозрачной, какую Снегурочка и не видела никогда… И попадает эта сосулька как раз туда, где у Снегурочки ледышка живёт, а у мамы Белой Метелицы и не ледышка там вовсе, а снежинка кудрявая, вся в витках снежно-белого серебра… Как завороженная сошла с Умки Снегурочка и приблизилась к маме с дедушкой… Видит – скрывается сосулька прямо в серёдочке у снежинки, да, побыв там, снова рвётся на волю… И такой у сосульки чарующий вид, да такая крепкая стать, что Снегурочка взяла ладошкой её своей ледяной, сжала в силу и вырвала из объятий снежинки маминой, тем маму и освободив…
Потянулась освобождённая мама Белая Метелица на коленках Дедушки Мороза, улыбнулась Снегурочке и поцеловала в плечо Деда Мороза. Рассмеялся Дедушка Мороз:
– Это ж как ты здесь, удалая наездница, оказаться сумела? Дверь закрыта была…
– Нет, дедушка, не закрыта… – вздохнула Снегурочка, всё ещё сдерживая рвущуюся из рук волшебную сосульку, и опустила глаза: – А мы с Умкой не знали, что не закрыта. Мы – ехали…
И тут вдруг Снегурочка увидела, что на волшебной сосульке распустился, словно сиреневого льда огранён-аметист. Сияющий гладкими гранями он и был, оказывается, источником всего чарующего обаяния ледяной необычной той палочки. Снегурочка не могла глаз отвести от пылающего холодным огнём аметиста и боялась выпустить из рук сосульку-красавицу, чтоб она не разбилась упав.
Мама Белая Метелица, перекинув белую ногу, встала и погладила Снегурочку по головке, тихонько шепнув: «Не упадёт!..» А сосулька вдруг оказалась дедушкиной. Она росла из белого сугроба пушистых волос и сначала Снегурочка подумала, что хитрая палочка также забралась и к Дедушке Морозу, как она забиралась к маме в снежинку. Снегурочка попробовала вытащить сосульку, но не смогла… Только Дедушка Мороз засмеялся сильней:
– Это, внученька, посошок мой волшебный! Отдать совсем его не могу! Даже тебе! Разве что подержать вот…
Снегурочка, наконец, расцепила сжатые пальчики, и волшебный посошок закачался в морозном воздухе чуть подрагивая. А Снегурочка подняла с вопросом кристаллы глазок своих:
– Дедушка, ты маму хотел превратить? А во что?
Дед Мороз усмехнулся в усы такой внучкиной догадливости, почесал призадумавшись в голове и говорит:
– А что ж, пожалуй! И верно – хотел. Хотел, внученька, птицей сделать её, маму твою. А какой – не упомню уже. Красивой и белой, как снег. Пусть летит!
– Как же, дедушка? – испугалась Снегурочка и к маме Белой Метелице вся подалась и прильнула. Мама же всё стояла рядом и гладила её ласково по голове. – Полетит-улетит, а как мы?!
– Мама не улетит! Никогда, – сказал дедушка уверенно. – Даже птицею. А к тому же я дал бы ей полетать, да налетаться вволю и обратно бы превратил в Метелицу Белую! А летать маме славно должно… Да ты спроси у неё!
Снегурочка посмотрела в улыбающиеся мамины глаза. Мама кивнула и, наклонившись, поцеловала Снегурочку в носик:
– Птицей или ветром лететь… позабудешь всё… и на свете, что родилась!..
Снегурочка взглянула на волшебный посошок и подняла глазки к дедушке:
– Дедушка, я тоже хочу полететь, преврати меня птицею!
– Да какая же из тебя птица-лётчица! – с сомнением покачал Дед Мороз головой и посмотрел на маму Белую Метелицу, будто просил подтвердить.
– Симпатичная, милая, маленькая только… – подтвердила мама Белая Метелица как-то наоборот, словно и не подтверждала, а баловалась.
Она присела рядом со своей ненаглядной Снегурочкой, обняла за хрупкие ледяные плечики и спросила:
– А не забоишься летать?
– Что ты, мамочка! Я летала уже с Умкой. Два раза! Только не далеко. Из окна…
Рассмеялись Дедушка Мороз, мама Белая Метелица и Умка, так и севший на задние лапы посреди ледяных покоев.
– Ну, хорошо! – согласился Дед Мороз. – Только давай уж мы с тобой маму сначала всё ж отпустим в полёт. Она, как-никак, ведь собралась почти, когда вы прискакали, словно шальной ветерок!
Улыбнулась мама Белая Метелица, переступила через Дедушку Мороза и вновь пропустила к себе волшебный посошок, лишь на этот раз повернулась к доченьке своей Снегурочке, чтобы видеть её полыхающие Северным сиянием голубые глаза.
А Снегурочка во все свои ледяные озёрки смотрела на маму Белую Метелицу, туда, где у мамы скрылся искристым сиреневым камушком своим ледяной посошок. Бархатная снежинка мамина как раздвинулась, пропуская в себя посошок, так и осталась теперь тонким колечком на нём. Колечко скользило в странном танце по посошку: то медленно, словно нехотя, подымалось и также плавно соскальзывало вниз, то достигало вершины в одном прыжке, почти отпуская камушек-аметист, и стремительно летело обратно, скрывая весь посошок, то начинало дрожать мелкой дрожью и двигаться маленькими порывами куда ему вздумается.
Мама Белая Метелица вздохнула и вскрикнула легонько. Снегурочка подняла глазки на маму и ей показалось, что у мамы вырастают за спинкой два больших белых крыла – мама Белая Метелица улыбалась, глаза её были полуприкрыты и в них казалось не на шутку разгуливалась полярная вьюга. Снегурочка опустила глаза и увидела вдруг, что у белой снежинки маминой посреди, на самом верху тонкого колечка расцвёл такой же красоты камушек-аметист, как на волшебном посошке. Был мороз-огонёк колечка маленький, чуть заметный, но сверкал ярче и красивей даже, чем мороз-огонёк посошка. Мама вскрикнула ещё раз, сильней. Снегурочка протянула ладошку к ней и взяла двумя пальчиками за сверкающую звёздочкой бусинку снежинки. Колечко затрепетало совсем беспорядочно, губки его будто подтянулись ещё сильней, а мама Белая Метелица подняла к себе Снегурочку и приникла в поцелуе к губкам доченьки. Маленький ротик Снегурочки растерялся, а ручка всё ещё сжимала волшебную мамину бусинку, когда мама легко застонала, распахнула искрящиеся снежным весельем глаза и, оторвавшись сразу и от Дедушки Мороза и от Снегурочки, превратилась в красивую белую чайку, вскрикнула и взлетела ввысь, под своды ледяных покоев. Прокружив там недолго, белая чайка вылетела в распахнувшееся перед нею окошко, крикнув напоследок ещё один раз. Дедушка Мороз и Снегурочка, смотревшие с изумлением ей вслед, перевели взгляды друг на друга и рассмеялись одновременно: превратить маму в птицу у них получилось!..
Снегурочка глянула на свою ладошку вниз и увидела, что она вместо маминой бусинки держит крепко лёд-сосульку дедушкиного посошка. «Какой он смешной у тебя, твой волшебный посошок, дедушка!», Снегурочка присела перед Дедушкой Морозом, разглядывая исходящую волнами лёгкого света твёрдую палочку. Снегурочке вспомнились вдруг почему-то вкусные разноцветные сосульки, которые морозила на отсветах Северного сияния Умкина мама-медведица. Снегурочка высунула язычок и лизнула сиреневый шарик большой сосульки. И шарик поймал Снегурочку за шаловливый язычок. Прихватил будто морозцем и, чуть уменьшившись, прокатился по язычку прямо в ротик и там застрял… Снегурочка только глазки раскрыла сильней, пытаясь взглянуть то на шарик-проказник, оказавшийся в ротике, то на Дедушку Мороза. Дедушка Мороз сдвинул брови, вздохнул и улыбнулся Снегурочке. Сиреневый шарик вернулся к прежним размерам и ротик Снегурочки натянулся тонким колечком вокруг волшебного посошка также, как недавно своим колечком натягивалась мамина нежная снежинка. Снегурочка совершенно ничего не поняла, лишь почувствовала, как хорошо, немного встревожено и необычно начинает потрескивать её маленькая ледышка под животиком… А льдинка дедушкиного посошка забиралась всё дальше и дальше в маленький ротик. Снегурочка закрыла глазки и не увидела, а почувствовала, как задрожал вдруг весь-весь-весь волшебный посошок и в животике словно вспыхнуло маленькое тёплое солнышко… «Ох!», только и сказал Дедушка Мороз, и Снегурочка подняла на него открывшиеся глазки. Посошок стал поменьше и легко выскользнул из распахнутого им ротика, а Снегурочка всем животиком затрепетала и ей даже показалось, что её маленькая ледышка чуть дзинькнула. «Ну забирайся, моя лапочка ели пушистая. Лететь так лететь!», сказал Дед Мороз и взял Снегурочку к себе. Снегурочка крепко охватила за шею Дедушку Мороза и прижалась вся, чувствуя как мороз-огонёк прикасается нежно внизу к ней, к ледышке, будто вмиг ставшей крохотной. Тихо, еле слышно в наступившей полной тишине, когда даже Умка ушки прижал и затаил дыхание, нежно хрустнула ледышка Снегурочки и открылась чуть-чуть. Вошёл маленький посошок, как осветил всё вокруг. Замерла вся собою Снегурочка, а как в первый раз попробовала вдохнуть морозного воздуха, так и самую малость воспарила легко. Закачался под ней посошок чуточку, обессилела сразу Снегурочка от нахлынувшего чувства непонятного, незнакомого, неудержимого. Склонила головку Дедушке Морозу на грудь и показалось – уснула. А сама обернулась малою птичкою, снежной ласточкой и у дедушки спрашивает: «Дедушка, а когда мама прилетит?»
