– Мокро! – сказал он.
– Что мокро? – не поняла Авдохина.
– Рука мокрая. Глыба тает! – повторил Пирожков.
Всем отчетливо стало видно, что глыбы начинают подтаивать, как сосульки весной. Лед, сковывающий Горыныча, треснул, и тело старого дракона срослось. Заросла и ужасная рана от меча Мымра, но сам Горыныч был пока неподвижен.
– Теперь живой воды хоть каплю надобно! – со знанием дела сказала Баба-Яга. – Жаль, воду-то живую я в избушке забыла, а теперь поди ее найди, избушку-то… Пойду, что ль, на ступе полетаю, сверху-то посмотрю.
Баба-Яга направилась было к ступе, но услышала дружный смех Маши и Святозара и аристократическое хихиканье князя Пирожевского.
– Ее не нужно искать! Она сама вас нашла! – сказала Авдохина, она же сиятельная ханша Авдо.
Баба-Яга повернулась и увидела, что по лугу к ней, переваливаясь, направляется избушка. Вид у избушки был запыхавшийся, да и солома на крыше растрепалась, что неудивительно – ведь избушке немало пришлось побегать, пока она нашла своих друзей. На окне, свесив хвост, сидел пушистый кот Мяун и взирал на мир со спокойствием философа.
– Ишь ты, бродячая какая! – поразилась Баба-Яга. – И как она нас нашла-то?
– Я ей подсказал. Мряу! – похвастался Мяун и потерся жирным загривком о раму.
Впервые в жизни Баба-Яга была довольна, что избушка не устояла на месте. Она поднялась на крыльцо и сразу вернулась с живой водой. Старушка подошла к Горынычу и сняла со склянки пробку. Дракониха затаила дыхание.
– Ну же, Горыныч, давай! – прошептала Маша, вцепившись в локоть Святозару.
– Не говори под руку! – проворчала Баба-Яга и брызнула на ноздри Горыныча – сначала на ноздри правой головы, а потом и левой, живой водой. Прошло несколько томительных секунд, и – старый дракон открыл глаза.
– Чего вы все надо мной столпились? Я что, музейный экспонат? – проворчал Горыныч, отряхиваясь как ни в чем не бывало. Дракониха вскрикнула от радости и бросилась к нему.
– Папа, папочка! Как ты себя чувствуешь? – спрашивала она.
– Не хуже, чем всегда, – сказал Горыныч. – Правая лапа по утрам немеет да радикулит. Не надо было мне в пятом году до нашей эры засыпать на леднике, вот что я тебе скажу! А чего случилось? Чего вы все какие-то странные, точно яблок кислых объелись? Уж и вздремнуть нельзя?
– Вы разве ничего не помните? Ну, как Мымр вонзил в вас меч? – не поверила Маша.
– Мымр вонзил в меня меч? – удивился Горыныч, и обе его головы переглянулись, наморщив лбы. – Ишь ты какой мерзавец! Да, да… Я что-то припоминаю, но смутно. Вначале мы сражались, а потом… потом… меня что-то обожгло…
– Это Мымр ударил вас мечом! – объяснил Куклаваня.
– Как бы там ни было, остров Буян спасен и счастливая жизнь продолжается! – подумав, сказала правая, оптимистично настроенная голова Горыныча.
– Поживем – увидим. Не кажи гоп, пока не перескочишь, – отвечала ей левая голова, бывшая куда большей пессимисткой. – И потом, что за жизнь без приключений?
– Это верно. Без приключений жизнь не жизнь, а богатырское поле просто заливной лужок! – согласился Святозар и с любовью посмотрел на свою иссеченную в битве броню.
Ближе к вечеру все собрались в Цветущей долине на берегу Семиструйной реки. Тут были и Баба-Яга со своей избушкой, тоже пришедшей на праздник, и Святозар, и Маша с Куклаваней, и Михрютка, и Горыныч с драконихой, и Мучуча в темных очках, похожая на мафиози, и Пирожков с Авдохиной, и Аленушка с братцем Иванушкой, и царевичи с королевичами, и Василиса Премудрая. Цветущий луг был заполнен людьми и говорящими зверями, и цветы, попискивая, просили быть осторожнее и не наступать на них.
На лугу точно сами собой возникли длинные столы, и Горыныч, трижды протрубив, как умел он один, хотел открыть праздник, но тут князь Пирожевский, долго перед этим шептавшийся с Авдохиной, влез на пень и откашлялся.
– Милостивые господа присутствующие! – крикнул он срывающимся тенорком. – Гостям из человеческого мира в моем лице… гм… гм… хотелось бы сделать объявление. Являясь одними из признанных освободителей Сказочной страны, чьими памятниками впоследствии будет украшена это чудесная долина, мы с Антониной Петровной подумали, и она решила…
– Называй меня Авдо! – одернула его Авдохина.
– Прости! – спохватился Пирожков. – Одним словом, учитывая сложившуюся обстановку всеобщего ликования, я сделал Авдо предложение, и она согласилась стать моей женой.
Баба-Яга умилилась, вытерла платком слезу и сказала:
– И то, детки, давно уж было пора. Честным пирком, да за свадебку! Где же свадебку справлять, как не в Сказочной стране? Жаль, Ягуси с нами нет, а то бы порадовалась она за вас.
– Свадьба! Будет свадьба! – протрубил Горыныч, чтобы все, даже на другом конце долины, слышали его и знали. «Бам-бам-бам!» – загудел волшебный колокол, созывая всех на пир.
– А где мой парадный костюмчик? – засуетился Куклаваня. – Парадный костюмчик с парадными карманами. Да и тебе, Машка, платье бы не помешало.
– Это точно! Но, наверное, уже поздно! – вздохнула Маша.
– Почему поздно? Совсем не поздно! – утешила девочку Яга. – Платье-то твое, что с того раза осталось, я постирала, отгладила да в сундук уложила. Заходи тапереча в избушку да переодевайся.
– А мой костюмчик? – быстро спросил Куклаваня.
– И твой костюм тоже там, – улыбнулась Яга. – Только вот какое дело… я с твоего костюмчика лишние карманы отпорола.
– Отпорола карманы? А как же конфеты? Печенья я туда прятал! – взвился пупс.
– Не боись, хомяк, я пошутила! Не тронула я твои запасы! Смотри в обморок не грохнись! – успокоила его старушка.
Когда Куклаваня с Машей, а вместе с ними и помолодевшая Авдохина, для которой у Стрекомарика, лучшего портного Сказочной страны, нашлось белое свадебное платье, убежали переодеваться, Баба-Яга, посмотрев на пустые праздничные столы, повернулась к Святозару и нахмурилась.
– А скатерть-самобранка где? Потеряли? – подозрительно спросила она.
Пирожков и Святозар, только что о ней вспомнившие, уставились на свои пустые руки. Неужели они забыли ее на дне Мрачной расщелины и ее завалило камнями?
– Так и есть: потеряли! И чем я теперь гостей кормить буду? Тыщу лет прослужила скатерка – износу не знала, меня, старуху, по дряхлости лет тешила, а вы ее посеяли! – укоряла Баба-Яга понурившихся богатырей.
Но тут ее взгляд случайно упал на Мучучину юбку, и старушка запнулась. Она шагнула к Мучуче, во все глаза глядя на ее юбку, и подозрительно спросила:
– А это, молодайка, у тебя чегой такое?
– Это моя юбка, я сама ее сшила. Недавно вот! – похвасталась Мучуча.
– А из чего ты ее сшила? – продолжала допытываться Баба-Яга.
– Да там во Мрачном ущелье тряпка старая валялась, я ее и прихватила! Чего ей пропадать? – охотно объяснила Мучуча, не понимая, почему такой пустяк так заинтересовал Бабу-Ягу.
– Дак это ж скатерть-самобранка! То-то я смотрю, ткань-то больно похожа да узоры такие же! Ты ее, часом, ножницами не резала?
– Нет, не успела. Я ее просто так наметала.
– Тогда давай иди ко мне в дом да отпарывай. А Стрекомарик тебе заместо этой юбки другую сошьет… – пообещала Баба-Яга.
Вскоре старушка уже хлопотала со скатертью-самобранкой, пострадавшей очень мало. Самобранке на своем веку много чего удалось перевидать – и выкрадывали ее разбойники, и перекраивал в парашют Ученичкин, и теперь вот Мучуча едва не сшила из нее юбку, но самобранка знай себе трудилась – готовила щи, да кашу, да окрошку, да кисели, да пироги с картошкой и брусникой – все нехитрое, но всегда свежее и вкусное, с пару да с жару.
Не прошло и минуты, а на всех праздничных столах, расставленных по долине, появились большие блюда с угощениями, на утеху всему сказочному люду и зверью.
Дверь избушки на курьих ножках скрипнула, и избушка вычихнула невесту. Она встала на пороге и нерешительно огляделась, наливаясь робким румянцем.
Увидев Авдохину, и стар и млад не могли оторвать от нее глаз. По лугу прокатился восхищенный шепот: «Хороша, хороша-то как!» Редко, очень редко острову Буяну приходилось видеть такую красавицу, хотя и правду говорят, что в день свадьбы каждая невеста – красавица.
Авдохина была в белом платье с кружевами, пышном, с длинной фатой. Фату поддерживал Куклаваня в своем костюме для торжеств, похожем на фрак, но с кучей карманов.
Князь Пирожевский от неожиданности даже не сразу ее узнал и спросил у Святозара, приоткрывши рот:
– Это кто такая? А моя невеста где, а?
Позднее эта фраза вошла во все семейные хроники, и для нее отведена была особая страничка в мемуарах князя, а пока Святозар, расхохотавшись, ответил:
– Это и есть твоя невеста, светлейший князь!
– Моя? – не поверил Пирожков.
