Они пришли в Авкин двор, отыскали за хлевом доску ростом с Гуську. К передней части прибили руль-поперечину, к задней приспособили плоский хвостовик из куста жести, чтобы легче удерживать направление полета (Авка придумал!). Авка разыскал в кладовке веревочную сетку, чтобы прикреплять тыкву к доске. Потом раздобыл в кладовке бутылку с кислым молоком.
– Чего это вы мастерите? – спросила мама с крыльца.
– Воздушный самокат! – весело сообщил Авка, пряча бутылку за поясницей. Мама покачала головой: ох уж эти мальчишкины фантазии…
Потом Авка прикатил несколько тыкв-чихалок, в том числе и самую главную – в полтора обхвата.
Все имущество уложили в большущую корзину, поставили ее на Гуськин самокат и отвезли на пустырь за Гороховым ручьем, где рос высокий, с пушистыми головками белоцвет (сразу вспомнился Данька – ох, придется ли Авке еще увидеться с ним?). Здесь Авка испытал свой микрочих с тыквами средних размеров.
Все получилось даже лучше, чем у Даньки. Потому что хвостовое оперение! И по вертикали микрочих подымался послушно. Правда один раз Авка забылся, скрючил ноги, и струей сорвало левый башмак.
Гуська тоже прокатился один раз. И сказал:
– Авка, давай лучше я полечу к его величеству. Я легче. А ему ведь все равно, от кого слышать признавание…
Авка только вздохнул:
– Хороший ты человек, Гусенок…
И они повезли микрочих с главной тыквой ко дворцу.
По дороге Авка вспомнил, что негоже являться к императору в обтрепанных штанах и рубашке – этакий уличный шалопай. Надо было надеть костюм, в котором сдавал экзамены. Однако возвращаться – дурная примета. И мама обязательно спросит: "Куда это ты собрался такой нарядный?" Можно, конечно, сказать, что на экскурсию в Императорскую кунсткамеру, но… нет, врать маме не хотелось. Конечно, раньше это случалось: и насчет отметок в школе, и по поводу всяких приключений. Но сейчас-то, когда, может быть, гибель на носу… Зачем лишний грех брать на душу?
Дворец на Императорском холме был окружен высоченными стенами из желтого кирпича. Поэтому даже в пасмурную погоду он казался освещенным солнцем. Так и должна выглядеть резиденция его величества!
Часовые на стенах появлялись лишь изредка – просто для порядка. Потому что какой сумасшедший полезет на неприступные вертикали!
Под стенами тянулись аллеи с дубами и вязами, но не везде. Местами – просто лужайки в зарослях желтой акации. Здесь были прекрасные места для игры в прятки. Вот и сейчас из-за кустов слышалась девчоночья считалка:
Мальчик девочку искал
Среди сосен, среди скал…
Но, к счастью, на той лужайке, куда выбрались по склону Авка и Гуська, никого не оказалось.
В этом месте между главной дворцовой башней и стеной было самое короткое расстояние. Сейчас башню скрывала зубчатая кромка стены, однако Авка все рассчитал заранее и знал: здесь самая подходящая точка для взлета.
С помощью зажатого в пальцах стебелька определили время. Было начало пятого. В самый раз! Данька рассказывал как-то, что в четыре часа во дворце обед, на котором обязательно присутствует император. Авка влетит, спрячется и подождет, когда его величество вернется в кабинет. ("А если не вернется?" – "Буду ждать до упора…").
Они быстро снарядили микрочих. Закрепили под доской одетую в сетку чихалку-великаншу.
Гуська потрогал ее босой ногой.
– Авка… Она больше тех, на которых мы летали, всего в два раза. Их нам хватало, пока считали до пятнадцати. Значит, эта – до тридцати. Думаешь, хватит до окна?
– Она в поперечнике больше в два раза! А в объеме, значит, в восемь! Вы этого еще не учили во втором классе… Не бойся, долечу!
Но Гуська боялся. И за Авку, и за себя. Как он будет ждать…
– Гусь, ты это… Если до завтра не вернусь, скажешь маме, куда я девался. Или лучше Буме…
– Ладно…
– И не хлюпай носом. Я не промахнусь мимо окна, не дрожи…
– Ага… Ты только сразу не взлетай, я сбегу с холма, чтобы видеть: попал ты в окно или нет.
– Ладно. Я досчитаю до ста и уж потом… Ну, беги…
– Сейчас… – Но Гуська не побежал сразу. Сперва они неловко облапили друг друга и постояли так три секунды.
– Гуська, если что… ты скажи Звенке… ну, в общем, как было дело…
– Сам скажешь. Только целься в окно как следует…
– Ладно… – И Авка легонько толкнул Гусенка вниз по склону. Тот помчался, мелькая желтой рубашонкой и клетчатыми карманами.
"Один… два… три…" – Авка с натугой перевернул микрочих, вставил в тыкву воронку, вылил в нее полбутылки молочной кислятины.
"Тридцать девять, сорок, сорок один…"
Мальчик девочку искал
Среди сосен, среди скал… -
тараторили опять за кустами девчонки. Авка постарался представить Звенкино лицо – чтобы оно оказалось перед ним, как раньше. Но не получилось… И не надо! Все равно они больше не увидятся… Он сел на доску.
"Восемьдесят семь, восемьдесят восемь, девяносто…"
Чихалки после кисломолочного вливания не срабатывали сами по себе. Надо было дать им крепкого шлепка. И Авка – при слове "сто" – дал! И вцепился в руль-поперечину.
Свистящий толчок бросил его вверх. Гораздо сильнее, чем прежде! Только бы удержать равновесие! Желтая кирпичная кладка заструилась вниз. Воздух прижал Авкины волосы к макушке Мелькнули могучие зубцы с бойницами. И вот башня! Совсем близко. Тоже будто скользит вниз… Сверху приехало полукруглое окно – то самое! Авка круто нажал на передний край доски – вперед!
Темное распахнутое окно, вырастая в размерах, понеслось на Авку. На миг вспомнилась пасть шароглота… Трах!
Все-таки Авка немного не рассчитал. Большущая чихалка нижним краем зацепилась за каменный подоконник и взорвалась! Авка же – вперед! Он сбил коленями руль-поперечину и вместе с нею влетел в апартаменты его величества.
Поехал по скользкому паркету (и казалось Авке, что едет он очень долго). Наконец перед носом увидел золоченую ножку дивана. Быстро-быстро забрался под этот диван. Колени болели. В голове гудело. В ушах свистело. Рулевую палку Авка так и не выпустил – скрючило пальцы.
В душе был ужас. Не от полета. То, что он жив и даже не покалечен, Авка понял сразу. Но, конечно же, сейчас появится императорская стража, вытянет дерзкого негодяя за ноги из-под дивана и так, вниз головой, отнесет в темницу. Потому что вон как грохнуло! Наверняка весь дворец встал на дыбы!
Но никто не приходил. Очень осторожно Авка высунул голову. Обширный кабинет его величества был пуст. Золотилась бронза портретных рам. Поблескивала цветным стеклом громадная, как перевернутая клумба, люстра. В полукруглой нише отражали оконный свет серебристые рыцарские латы.
Авка наконец выпустил палку. Посопел. Что дальше-то? Может, вылезти? Жутко…
Раздались равномерные шаги. Отошла белая с бронзовыми узорами дверь. Авка моментально втянул голову под диван. Теперь он опять видел только шахматный паркет и нижний край двери. Из-за этого края показались лаковые сапоги со шпорами. Авка попятился на четвереньках еще дальше. Зацепился теменем за твердый выступ.
– Ай…
– Кто там?! – голос у вошедшего был высокий и сердитый.
– Это я… – пискнул Авка.
– Марш из-под дивана!
Авка торопливо застучал коленями и локтями. Вылез. Встал полусогнувшись.
Он сразу узнал императора.
Узнал, хотя его величество был не похож на свои портреты. Он оказался не румяным красавцем, а пожилым дядькой с худым бледным лицом (только усы – такие же, как на портрете, острые, будто пики). Очень высокий и тощий, но с заметным круглым животиком под белым мундиром. "Будто удав, проглотивший тыкву", – мелькнуло у Авки. Но он тут же прогнал это обидное для его величества сравнение. Тем более, что император держал навскидку длинный пистолет со стволом-воронкой.
– Руки вверх! – приказал Валериус Третий.
Авка не только вскинул руки, но и весь потянулся вверх, изо всех сил. Так, что кисти рук вылезли из мятых рукавов, а кромки узких штанин вздернулись выше побитых колен.
Его величество пригляделся.
– Тьфу ты! Я думал, заговорщик… Руки вниз.
Авка уронил ладони вдоль бедер.
– Кто таков? – сухо спросил император.
– Я… с позволения вашего величества… выпускник… ик второй императорской школы Август ик-Головка… – Видимо, Авка передал Большой Черной Пустоте не весь запас икоты.
Тут он, кстати, вспомнил, что императора следует приветствовать по особому дворцовому этикету. Данька Белоцвет однажды на пляже показывал, как кланяются придворные. Авка выгнул руки кренделями и упер пальцы в бока. Выставил правую ногу, а на левую слегка присел. Несколько раз развел руки и согнулся в пояснице. Император наблюдал за ним с некоторым любопытством. Потом вздохнул:
– Ладно, не старайся, если не умеешь. – Он почесал краем воронки губу под колючими рыжими усами. Склонил набок голову с ершистой (тоже рыжеватой) прической.
