(Архангельской губ. Кольского уезда из быта русских лопарей. Н. Харузина).
Из-за лесу, лесу было темново, из-за темново дремуцево, не туця ли там затупилась, не туман ли затуманивсё. Поднимаетцё там злодей Калин цярь на Киев град, за ним было сорок цярей цяревицей, сорок королей королевицей, и за каждым цярем цяревицём, и за каждым королем королевицём было силы за ними по сорока тысяцей; за самим злодием Калином цярем было силы три тьмы и три тысеци. Подошли оне под Киев град и обстали кругом Киева, и злодий Калин цярь в первой день ходив до вецера, перву ноць до бела света и выкликав сибе такова целовека, штобы знав говорить по-русски и тавмацить по-татарски. И другой день ходив до вецера, и другую ноць ходив до бела света и выкликав таково целовека, штобы знав говорить по-русски и товмацить по-татарски. И третий день ходив до вецера, третью ноць ходив до бела света и выкликав таково целовека, штобы знав говорить по-русски и товмацить по-татарски. И нашовсё такой цоловек, што знает говорить по-русски и товмацить по-татарски, и он ему наказ наказывал: «пойди жо ты во Киев град, иди прямо ко князю Владимиру во светлую свитлицу и во столовую горницу, и где-ко оноцивает князь Владимир, и не снимай с себя шапки соболиныя, и не крести своево бела лица, и говори ты с ним таковы слова не с упадкою: «ах ты, князь Владимир! мы к тибе пришли не в гость гостить, ты отдай нам Киев град без бою, без драки и без большово кровопролития»…
Повисив князь Владимир свою буйну голову ниже могуцих плець. У ево была жона Апраксия, у ево она спрашивала: «што жо ты, мой возлюбленной муж, повисив свою буйну голову ниже своих могуцих плець? [22]. — «Да, — говорит, — жона моя Апраксия! как мне своя голова не повисить: просит злодий Калин цярь Киев град отдать без бою, без драки, без большово кровопролития?» Говорила тут ему жона ево Апраксия: «есть у нас в глубоком погребу сильной могуций богатырь Илья Муромец; возьми ты тарелки золоцёныя, на эти тарелки насыпли злата и серебра и драгоценново каменья; набери с собой куниц и лисиц, и драгоценных соболей, и принеси ты ему свою покорность, и говори таковы слова: Ты прими от меня сильной могуцёй богатырь, Илья Муромец, богатой подарок и выйди ты на бел свет из глубоково погреба и постой ты за церкви соборныи, за души младенцеския, за веру християнскую!» Тут выходил Илья Муромец из глубоково погреба, и крицяв он своим богатырским голосом, свистав молодецким посвистом своево доброво коня; и бежит ево добрый конь наступцивой, не потеряв он войлоцка косящатово, не потеряв он сиделышка черкасково, не потеряв он и копья довгомерново, не потеряв он и палоцки воинския, богатырския… Садився Илья Муромец на своево доброво коня, поезжав во зеленыя луга и где-ка жив там злодий Калин цярь. Ехав-поехав, и сам сибе подраздумавсе: «што жо я поехав на рать силу великую, силу не побитую, а не у ково не просив благословенья?»
В цистом поле живет у ево дядюшка Самсон Колывановиць, приезжает он к этому дядюшке и дядюшка, обрадев своему племяннику, и спрашивал ево: «куда жо ты, племянницёк, поехав?» — «Есть, — говорит, — дядюшка, нашов на Киев град Калин цярь за ним сорок цярей, цяревицей, сорок королей, королевицей, за каждым цярём цяревицем, королем королевицём силы по сороку тысяцей, за самим злодеем Калином цярем силы три тьмы и три тысеци, и лажу я постоять за церкви соборние, за души младенския и за веру християнскую». Говорит ему тут Самсон Колывановиць: «ну, племянницек, ты съизди позавтракай, а меня оставлей пообедать»; и дает ему другой лук и стрелку каленую, и говорит, наказ наказывает: «если обовладеет тебя сила поганая, и возьмут тебя во полон, ты натегивай тугой лук и накладывай стрелу каленую, и стреле приговаривай: «полети жо ты, каленая стрела, на пади жо ты не на воды, не на землю, пади ты Самсону Колывановичу на бел шатер полотняной и сшиби маковку золоценую!»
Приезжает Илья Муромец во чистое полюшко в силу великую, силу непобитую; куды пройдет — тут улица, куды на добром коне поворотитцё — тут площадь, и видит тут злодий калин цярь, што с этим богатырем ничево не поделать. Приказывает (Калин цярь) своей силе копать перекопи глубокия, ставить копья вострыя; и вскочив ево доброй конь, Ильи Муромца, через одну перекопь, исколовся весь, и взели тут Илью Муромца во полон… Натягивал Илья Муромец тугой лук, накладывал стрелу каленую, и стреле приговаривал: «полети стрела каленая, на пади ты не на воду, не на землю, а пади моему дядюшке Самсону Колывановичу на бел шатер полотняной и сшиби ты с бел шатра маковку золоценую!»
И догадавсе тут ево дядюшка Самсон Колывановиць, што племянницек во полон взят, Илья Муромец. Вот он (Самсон Колыванович) оседлав, обуздав своево доброво коня и поехав в цистое поле ко злодею Калину цярю, и стал он поезживать, своево племянницка выруцивать. Куды пройдет — улиця, куды поворотитсе — площадь; столько стало валитсе нецисти поганые. Вот он приломав свое копье довгомерное, изломав свою палоцку воинскую, богатырскую, — воевать больше стало нецем; и схвати он тут татарина: «ах, говорит, какое мне попало побоищо [23], гнетсе — не ломитсе, по суставам не сорветсе»… И прибил он тут у злодия Калина цяря всю силу, и злодия Калина цяря взяв в полон, и с живово кожу свели и выручив своево племянничка Илью Муромця.
Записано А. Шустриковым.
Русская народная сказка
«ДУРЕНЬ» [24]
А жил-был Дурень,
А жил-был Бабин;
Вздумал он Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Отшедши Дурень
Версту другу,
Нашел он Дурень
Две избы пусты,
В третей людей нет;
Заглянет в подполье,
В подполье черти
Востроголовы,
Глаза, что часы,
Усы, что вилы,
Руки что грабли, —
В карты играют,
Костью бросают,
Деньги считают,
Груды переводят;
Он им молвил:
«Бог вам в помочь,
добрым людям».
А черти не любят,
Схватили Дурня,
Зачали бити,
Зачали давити,
Едва его Дурня
Жива отпустили.
Пришедши Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет;
А мать бранити,
Жена пеняти.
Сестра-то также:
«Ты глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово
Не так бы молвил:
А ты бы молвил:
Будь враг проклят
Именем Господним,
Во веки веков, аминь,
Черти б убежали,
Тебе бы Дурню
Деньги достались
Вместо кладу».
* * *
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Увидел Дурень
Четырех братов —
Ячмень молотят,
Он им молвил:
«Будь враг проклят
Именем Господним».
Бросились к Дурню
Четыре брата,
Стали его бити,
Стали колотити —
Едва ево Дурня
Жива отпустили.
Пришедши Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет;
А мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«А глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово
Не так же бы молвил —
Ты бы молвил
Четырем братам,
Крестьянским детям:
«Дай вам Боже!
По сту на день,
По тысяче на неделю»
Добро ты баба
Баба Бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Таков не буду!
* * *
Пошел же Дурень,
Пошел же Бабин,
На Русь гуляти,
Себя казати.
Увидел Дурень
Семь братов,
Мать хоронят,
Отца поминают,
Все тут плачут,
Голосом воют;
Он им молвил:
«Бог вам в помощь
Семь вас братов!
Мать хоронити,
Отца поминати, —
Дай Господь Бог вам
По сту на день,
По тысяче на неделю».
Схватили его Дурня
Семь-то братов,
Зачали его бити,
По земле таскати,
В ….. валяти, —
Едва его Дурня
Жива отпустили.
Идет-то Дурень
Домой-то, плачет,
Голосом воет,
Мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«А глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил: прости!
Боже благослови!
Дай Боже им
Царство небесное,
В земле упокой,
Пресветлой рай всем!
Тебя бы Дурня
Блинами накормили,
Кутьей напитали».
Добро ты баба,
Баба Бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Таков не буду.
* * *
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
Себя казати,
Людей видати.
Встречу ему свадьба,
Он им молвил: «прости!
Боже благослови!
Дай Боже им
Царство небесное,
В земле упокой,
Пресветлой рай всем!»
Наехали дружки,
Наехали бояра,
Стали Дурня
Плетьми стегати,
По ушам хлестати.
Пошел, заплакал.
Мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«Ты глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил:
Дай Господь Бог
Новобрачному Князю
Сужено понятии,
Под злат венец стати,
Закон Божий прияти,
Любовно жити,
Детей сводити!»
Потом я Дурень
Таков не буду!
* * *
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Встречу Дурню
Идет старец,
Он ему молвил:
«Дай Господь Бог
Тебе же старцу
Сужено понятии,
Под злат венец стати,
Любовно жити,
Детей сводити!»
Бросился старец,
Схватил его Дурня,
Стал его бити,
Костылем коверкать —
И костыль изломал весь;
Не жаль старцу дурака-то,
Не жаль ему старцу костыля-то.
Идет-то Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет,
Матери расскажет;
Мать его бранити,
Жена журити,
Сестра-то также:
«Ты глупой Дурень,
Неразумный Бабин!
То ж бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил:
Благослови меня, отче,
Святой Игумен!
А сам бы мимо».
Добро ты баба
Баба Бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Впредь таков не буду!
* * *
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
В лес ходити.
Увидел Дурень
Медведя за сосной;
Кочку роет,
Корову коверкат;
Он ему молвил:
«Благослови мя, отче,
Святой Игумен!
А от тебя дух дурен».
Схватал его медведь-ат,
Зачал драти,
И всего ломати,
И смертно коверкать,
И ….. выел;
Едва его Дурня жива оставил.
Пришедши Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет,
Матери расскажет;
Мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«А глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы заускал,
Ты бы загайкал,
ты бы заулюкал».
Добро ты баба,
Баба Бабариха!
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Таков не буду!
* * *
Пошел же Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Будет Дурень
В чистом поле,
Встречу Дурню
Шишков Полковник;
Он заускал,
Он загайкал,
Он заулюкал, —
Наехали на Дурня
Солдаты,
Набежали драгуны,
Стали Дурня бити,
Стали колотити.
Тут ему Дурню
Голову сломили,
И под кокору
Бросили.
Тут ему Дурню
И смерть случилась.
КАК МУЖИК ХОДИЛ К СОЛНЦУ[25]