Месяц шутил, но Зорька была так молода, что не догадывалась об этом, верила ему, говорила:
Не отчаивайся. Я буду с тобой. Я буду гореть для тебя, только будь в небе.
Если бы Зорька была постарше, она, возможно, не сказала бы этого. Но она только что родилась и говорила, что думала. Месяц посмеивался про себя в небе, пугал её:
Нет, нет, не уговаривай меня. Я отчаялся и не изменю своему слову. Я покидаю небо. Смотри на меняпоследний раз, а теперь смотри в речку. Я падаю, падаю, в речке я!
Зорька перевела взгляд на речку и побледнела: в воде барахтался Месяц. К нему от берега бежали волны, заплёскивали его. Зорька закричала им:
Что вы делаете? Вы же утопите его. Осторожнее, это же Месяц. Его оставило солнце, к нему не идут звёзды. Он совсем один н от отчаяния бросился в речку.
И томилась у берега:
Ах, Месяц, как ты мог отчаяться так. Плыви ко мне. Я здесь. Я помогу тебе. Ну что ты молчишь, пророни хоть словечко.
И темнела от страха, что он тонет, что он далеко от неё, а она не умеет плавать и потому не может броситься в воду и спасти его.
Месяц шутил. Месяц бьп в небе. Он глядел на Зорьку сверху и светло смеялся, что она приняла его отражение за него самого. Он тоже был молодым, ему было всего три дня от роду. Он был ещё не серьёзным, можно сказать, глупым н потому решил ещё сильнее напугать Зорьку.
Мимо проплывало облако. Месяц взял н прикрылся им. Увидела Зорька — нет больше Месяца в речке, одни волны бегут назад к берегу. Вскрикнула:
Утонул! Месяц утонул!
И потемнела ещё больше.
Вскоре Месяцу надоело прятаться за облаком, и он выглянул из-за него. Зорька догорала на берегу речки. В ней угасала последняя искра её небесного света. И только тут понял Месяц, как он зло подшутил над нею. Закричал сверху:
Очнись,- Зорька. Я пошутил. Гляди — живой я, живой. Плыву по небу. За облаком сидел.
И ласково, нежно:
Очнись, Зорюшка. Я пошутил.
Но Зорька померцала ещё с минуту н угасла. И Месяц вдруг осиротел. Ему стало н впрямь одиноко в небе, хоть и горели в нём уже тысячи звёзд.
Месяц спустился чуть ниже. Потом ешё ниже. И укатился за край земли. И небо осталось и без Месяца и без Зорьки.
Как только пригрело мартовское солнце, зима стала собираться в дорогу. Сначала она убрала в Гореловской роще с деревьев белое кружево, потом оголила полянки, чтобы было куда садиться возвращающимся с юга птицам, вскоре ушла совсем. И остался от неё .тишь небольшой Холмик снега.
Он лежал под молоденькой Берёзкой, покряхтывал, шевелился. Берёзка точно видела — Холмик шевелился, из-под него вытекал ручеёк. Холмик с каждым днём становился всё ниже, а ручеёк бежат всё быстрее. Берёзка не понимала, куда девается Холмик, и то и дело спрашивала:
Что с тобой случилось? Ты худеешь на глазах. Ты заболел?
Холмик ёжился (его припекаю солнце), шептал:
Я не худею, я — таю.
От взрослых деревьев Берёзка слышала, что таять можно от любви, и решила, что Снежный Холмик тает от любви к ней. Ей это было приятно. Она изо всех сил тянулась к солнцу, чтобы поскорее согреться и покрыться листочками. Пусть Снег посмотрит, какой она может быть зелёной.
А Снежный Холмик шелестел, шептал, поглядывая в небо:
Скоро, совсем скоро. Я это чувствую. Слышишь, Берёзка, это произойдёт на днях.
Он больше ничего не говорил, но она догадывалась, что он скоро скажет ей о своей любви. Она тянула к солнцу ветви и просила:
Ярче сияй, солнце. Я хочу' поскорее зазеленеть.
Она не добавляла при этом, что ей хочется зазеленеть для него, но почему-то была уверена, что он об этом догадывается.
Солнце сияло. Его было теперь так много, что деревья вокруг щурились от света, и слышно было, как, напрягаясь, лопаются на ветвях почки.
И однажды вечером Снег сказал:
Ночь сегодня обещает быть тёплой. Это должно случиться ночью. Слышишь, Берёзка, сегодня ночью. Ты только не спи, и ты увидишь... чудо.
Хорошо, — вся затрепетав, ответила Берёзка. Но с наступлением ночи рощу залил туман. Сизым пологом занавесил он землю, и ничего не стало видно. Берёзка слышала, как там, в тумане, кто-то шевелится и шелестит.
Звала:
Снег!.. Снег!..
Но никто не откликался.
Уснула она лишь на заре, а когда проснулась перед вечером и глянула вниз, то потемнела от тревоги: там, где вчера ешё белел снежок, желтели какие-то остренькие ростки. С каждым часом они крепли, становились заметнее. Через два дня уже все в лесу видели, что это подснежники. Они ярко голубели на солнце.
Теперь я поняла, Снег, о каком чуде говорил ты мне, — глядя на них, шелестела зелёной листвой Берёзка.
Она была уверена, что эти цветы внизу — тот самый Снег, который так быстро таял от любви к ней, и что вообще цветы — это чья-то очень яркая, красивая любовь. Она говорила теперь всем:
Вы знаете, что такое любовь? Любовь — это то, отчего даже снега тают и превращаются в цветы.
