— Погодите-ка! — послышался голос Макса, который пробирался сквозь толпу к трибуне.
— В чем дело? — спросил Штангер, наклоняясь к нему.
— А еще не слишком поздно стать участником соревнований?
— Нет, — сказал старый охотник. — Напиши вот на этой бумажке свое имя и давай ее сюда.
Макс нацарапал свое имя, подал ему бумажку, и господин Штангер продолжил разъяснять порядок проведения соревнований. Макс, нырнув под ограждение, оглянулся на нас, и Элиза послала ему воздушный поцелуй. А я подумала: «Ему ни за что не позволят стрелять из этой штуковины!» Люси и Шарлотта просто помахали Максу, и он, уже отвернувшись от нас, потер руки, прикрыл глаза ладонью и стал всматриваться в мишень.
— Так, так! — одобрил его старый Штангер и, повернувшись к мэру, сказал: — А теперь, ваше превосходительство, не будете ли вы так добры…
И кто-то из чиновников протянул господину Кесселю остроконечную шляпу. Мэр сунул туда свою пухленькую ручку, вытащил первую карточку и вручил ее судье.
— Первым стреляет… Адольф Брандт, — провозгласил господин Штангер.
Один из участников, подняв руку, выкрикнул:
— Это я! — и шагнул вперед.
Подойдя к черте, он прицелился и выстрелил. Грохот выстрела разнесся по всему лугу, но мишень осталась неподвижной, и стрелок отступил в сторону, крайне разочарованный. Еще бы! Столь многое было поставлено на карту, и один-единственный выстрел разом уничтожил все мечты! Но на исходную позицию уже вышел второй стрелок — как оказалось, с тем же результатом. Третьим был Руди Голмайер из нашей деревни. Радостный шумок пролетел над толпой, но и Руди тоже промахнулся.
— Это, должно быть, куда труднее, чем кажется, — заметила Люси.
Выкликнули имена еще двоих участников, еще два выстрела прогремели над лугом, и еще два разочарованных стрелка вернулись на свои места, присоединившись к другим таким же неудачникам. И тут мы услышали:
— Макс Гриндофф!
— О! Макси! Наконец-то! — воскликнула Элиза.
А Люси и Шарлотта в один голос закричали:
— Удачи!
Макс вышел вперед, и зрители с изумлением увидели, что никакого мушкета у него нет. По толпе пронесся гул, а Макс, заслонив рукой глаза от солнца, внимательно посмотрел на прицельный круг, что-то сунул в рот (сухую горошину, наверное) и приложил к губам свой блестящий рожок. Набрав полную грудь воздуха, он…
— Минутку, — остановил его судья. — Что все это значит?
Макс опустил рожок и спокойно пояснил:
— Это духовое ружье. Из Бразилии.
Господин Кессель, наш мэр, даже подошел к краю возвышения и с неодобрением осмотрел сомнительное устройство.
— Такого я не могу допустить! — сказал он с возмущением. — Это противоречит духу столь благородных состязаний!
Судья Штангер тоже с сомнением качал головой. Элиза, стоя рядом со мной, от волнения закусила губу.
— Я не уверен, — сказал наконец старый охотник, — что ему следует запретить участвовать в соревнованиях, ваше превосходительство. В правилах об этом ничего не говорится. У нас, правда, никогда не было подобных случаев, и все же…
Макс выглядел совсем уж несчастным. Он быстро глянул на судью Штангера, и я могла бы, казалось, прочесть его мысли вслух. Потом он выплюнул горошину, опустил свой рожок и сказал:
— Нет, господин мэр прав. Это слишком древние и благородные состязания, чтобы победу в них мог одержать человек, стреляющий из жалкой духовой трубки. Это было бы просто несправедливо.
— Да никакой победы вы бы все равно не одержали, — сердито сказал ему мэр, — стреляя из вашего дурацкого тромбона!
И тут не выдержала Элиза.
— Это не тромбон, господин мэр! — с достоинством заявила она. — Это почтовый рожок!
— Как-как? — переспросил мэр.
— Ох! Извините, я не то хотела сказать! Это не… почтон, а трожок. То есть нет… Это…
— Успокойся, Элиза. Это не важно, не надо спорить, — сказал ей Макс.
Толпа внимала происходящему с огромным интересом. Надо сказать, зрителям Макс уже успел понравиться, но особенно им понравилось то, с каким уважением он относится к старинным традициям. А Макс, повернувшись лицом к зрителям, признался:
— Все дело в том, друзья мои, что я лишился своего мушкета из-за того, что сгорели мои штаны… В общем, не стану вдаваться в детали, но хочу заявить: я выхожу из соревнований, потому что не хочу вроде как портить их своим присутствием.
— Хорошо сказано, приятель! — послышалось из толпы.
— Да пусть ему кто-нибудь мушкет одолжит! — громко предложил кто-то.
Остальные участники соревнований согласно закивали, и Руди Голмайер, зарядив свой мушкет, вручил его Максу. Тот низко всем поклонился и сказал:
— Честь вам и хвала, господа мои! Я просто шляпу снимаю перед всеми участниками соревнований! Ну что ж, а теперь стрельнем!
Он поднял мушкет, прицелился и… то, что затем произошло, описать не так-то легко! Во-первых, по-моему, Макс просто споткнулся о камень. Он как-то странно пошатнулся и стал падать и, падая, видимо, нажал на спусковой крючок, а мушкет в этот момент оказался нацелен на что угодно, только не на мишень. В итоге пуля попала прямо в шляпу нашего уважаемого мэра, и сей благородный головной убор слетел с головы его муниципального превосходительства, подпрыгнув так, словно доктор Кадаверецци вставил в него одну из своих пружинок. Мэр хлопнул ладошкой по обнажившейся голове и с выражением гневного изумления быстро повернулся к злополучному стрелку, надеясь, видимо, получить объяснения, но та замечательная пуля еще не закончила свой полет. Уже на излете она перебила одну из веревок, с помощью которых над трибуной кренился полотняный навес, и огромный кусок полосатой материи плавно опустился прямо на супругу мэра, которая со слабым писком исчезла под ним. Мало того. Столбик, к которому было прикреплено полотно, тоже рухнул, при этом весьма удачно стукнув констебля Винкельбурга прямо по шлему. Тот, оглушенный, с испуганным воплем рванулся вперед, хватаясь за первое, что попалось ему под руку, как утопающий за соломинку. И этим предметом оказались штаны сержанта Снитча. Штаны голубым водопадом рухнули вниз, и нам открылось замечательное зрелище: под ними толстяк сержант носил яркие полосатые подштанники, причем, похоже, из той же материи, что и навес, под которым барахталась, пыхтя и повизгивая, супруга мэра.
Все произошло, разумеется, гораздо быстрее, чем я описываю. В один миг на лугу воцарился полнейший хаос. Затем последовала минута или две почтительной тишины, зрители пытались понять, что же все-таки произошло, а потом все дружно повернулись к автору этого прямо-таки циркового представления, несравненному Максу, и стали громогласно его приветствовать, смеясь и хлопая в ладоши. И самые бурные аплодисменты Макс заслужил от доктора Кадаверецци.
— Браво! — кричал доктор. — Брависсимо! Какой блестящий выстрел, Макс!
Но интереснее всего было смотреть на самого Макса. Он застыл, точно громом пораженный, и лишь растерянно скреб в затылке, глядя на сотворенный им хаос и слушая, как смех вокруг него становится все громче.
— Вот это да, чтоб я провалился! — только и смог выговорить он наконец. — Как же это произошло?
— Боюсь, вы все-таки промахнулись, — сказал ему судья, с трудом сдерживая смех и стараясь не обидеть мэра.
— Ах вот в чем дело? — удивился Макс. — Ладно, спасибо тебе, дружище, за мушкет. — Он отдал мушкет хозяину, подошел к нам и картинно оперся о барьер.
Чиновники тем временем спешно приводили в порядок упавший навес, мэр вытаскивал свою жену, а сержант Снитч, спрятавшись за трибуной, натягивал штаны. Констебль (вид у него был совершенно ошалелый) и доктор Кадаверецци (а он, наоборот, весь прямо-таки сиял) вынуждены были торчать возле сержанта Снитча, как стража, поскольку были прикованы друг к другу наручниками. Наконец следующий участник соревнований занял исходную позицию, готовясь стрелять, и тут за спиной у нас послышался знакомый голос:
— Доброе утро, девочки!
Они радостно обернулись.
— Мисс Давенпорт! — воскликнула Люси.
— Ой, слава богу, наконец-то… — начала было Шарлотта, но тут же осеклась и сделала книксен пожилому мужчине, стоявшему рядом с мисс Давенпорт.
Тот не менее учтиво ей поклонился, и я узнала майстера Хайфиша, того самого старого адвоката, похожего на скелет, что приезжал тогда к графу Карлштайну (и мне показалось, что это было много месяцев назад, хотя с тех пор прошло всего три или четыре дня). Мисс Давенпорт заметила, конечно, что все мы просто сгораем от любопытства, и, подняв руку, сразу предупредила:
— Давайте не будем мешать соревнованиям. Люси, голова у тебя выглядит на редкость неопрятно, а ты, Шарлотта, по-моему, не умывалась с позавчерашнего дня. Впрочем, в целом вы выглядите вполне прилично, вполне. И я очень рада вас видеть. Но давайте пока помолчим. Смотрите, судья как раз собирается объявить имя следующего участника.
