Виктор Виткович - Сказочные повести. Выпуск десятый

Аладдин вздрогнул и посмотрел на магрибинца. Вместо доброго дяди перед ним был страшный человек с лицом, искаженным дьявольской злобой.

— Иди! — сказал Худайдан-ибн-Худайдан, и на его лицо вернулась доброта. — И да будет с тобою аллах!

Аладдин заглянул в пещеру еще раз. Бросил в нее камень: слышно было, как камень катился все дальше и наконец, замолк Где-то в глубине.

В последний раз Аладдин посмотрел на летящую луну, на руины и камни, на серебряные облака. Он услышал далекий вопль сторожа о том, что в Багдаде все спокойно. Поколебался и, решившись, шагнул в темноту.

Едва дыша, вглядываясь во мрак и придерживаясь за стены, спускался Аладдин по скользким, выщербленным ступеням, но поскользнулся, потерял равновесие и покатился вниз.

Кубарем влетел он в пещеру, залитую призрачным светом. И встал, потирая колено.

Начал осматриваться. В пещере не было ничего. Стояла очень странная тишина, как будто он приложил ухо к раковине.

Вдруг совсем рядом раздался смешок.

— Кто тут? — затаив дыхание спросил Аладдин.

Никто не ответил.

Аладдин постоял. И только хотел шагнуть, как кто-то чихнул. Эхо повторило этот звук тысячу раз. Аладдин сказал неуверенно:

— Кто чихнул? Выходи!

Никого.

Аладдин постоял еще. Увидел в конце пещеры проход. И — будь что будет! — двинулся по нему.

И сразу же вокруг раздались визги, скрежет, вой, трепет невидимых крыльев, нечеловеческий хохот. Но Аладдин упрямо шел вперед.

Он вступил во вторую пещеру — такую же пустую, залитую ртутным светом. И все мгновенно умолкло.

А голос такой низкий, какого не бывает на свете, спросил:

— Зачем ты пришел?

— За лампой.

В ответ в пещере зашелестел хор шепотов:

— Удивительно!.. Необыкновенно!.. Неслыханно!.. Он сказал правду!.. Невиданно!.. Невероятно!..

— Что ж тут невероятного? — сказал Аладдин. — Мне нужна лампа, и я про это сказал.

Шепоты продолжали:

— Сказал правду… А другие не говорили!.. Другие хитрили!.. Другие лгали!.. Что делать?.. Что делать?..

И низкий голос — тот самый, ниже которого нет, — сказал:

— Думайте!

И опять наступила тишина. Аладдин ждал.

— Эй! — сказал он, потеряв терпение. — Где вы там? Куда вы все подевались?

Низкий голос сказал:

— Молчи! Не мешай им думать!

Делать нечего. Аладдин уселся на камень и стал ждать. Наконец, низкий голос спросил:

— Ну?

Кто-то прошептал:

— Придется открыть ему тайну, другого выхода нет.

И снова вокруг зашелестело:

— Придется открыть тайну… Ничего не поделаешь… Придется открыть…

Низкий голос сказал Аладдину:

— Если бы ты солгал — ты бы не узнал ничего. Но раз ты сказал правду, знай: лампу охраняет огненный дэв. Берегись его, и еще раз берегись! И да будет известно тебе: огонек лампы — это не просто огонек, а сердце дэва. Он нацепил свое сердце на фитилек. Теперь ты знаешь все.

— А где лампа? — спросил Аладдин.

— Покажите ему дорогу! — сказал низкий голос.

И Аладдин пошел вслед за шепотами:

— Сюда… Сюда… Сюда…

По каменным стенам заскользили золотые нити, будто отсветы далекого пламени. Чем дальше шел Аладдин, тем громче раздавались нечеловеческое шипение, стоны и хрипы, тем ярче блестели золотые нити.

Наконец Аладдин вошел в подземный сад, восхищающий взоры, и остановился.

На причудливых деревьях висели синие, красные, зеленые плоды — это были сапфиры, рубины и изумруды. Они покачивались на ветвях от чьего-то хриплого дыхания.

Аладдин повернулся и встретился глазами с глазами огненного дэва. Чудовище лежало в глубине пещеры. От его дыхания в водоеме вздрагивала вода. Внезапно из груди дэва вырвался жалобный стон.

— Что с тобой? — спросил Аладдин.

— Умираю… — простонало чудовище.

Аладдин с состраданием посмотрел на него.

— Что я могу для тебя сделать?

— Будь проклят повелитель вулканов… — прохрипел дэв. — Он погасил два вулкана, никого не предупредив. Я летал в красный вулкан — не горит. В желтый — не горит. Остался еще лиловый вулкан… Но мне не долететь туда… Не хватит огня…

Дэв съежился, последние языки пламени пробежали по нему, и он стал чернеть.

Аладдин подумал и бросился назад по проходу…

Быстро полез по выщербленным ступеням…

И выскочил на поверхность земли.

Звенели цикады. Летели серебристые облака. Среди руин, облитых лунным сиянием, подбегал к нему Худайдан-ибн-Худайдан.

Аладдин стал стремительно собирать хворост.

— Что ты делаешь? — удивился дядя. — Ты хочешь его выкурить дымом?

— Нет! Я хочу ему помочь, — самоотверженно сказал Аладдин.

И прежде чем магрибинец успел что-нибудь сказать, скрылся с хворостом во мраке пещеры.

Худайдан-ибн-Худайдан, пораженный, стоял, вглядываясь в пещеру, пока не умолкли звуки шагов Аладдина.

А огненный дэв в своем волшебном саду умирал. Черные пятна на нем делались все крупней.

Вбежал Аладдин и швырнул на дэва ветку сухого хвороста. Пламя затрещало, зазмеилось. Дэв облегченно вздохнул и стал разгораться.

— Еще!.. — прохрипел он.

Аладдин бросал ветки хвороста одна за другой.

— Еще!.. Еще!..

С каждой вспышкой огня дэв разгорался все больше, пока не коснулся головой потолка пещеры.

— Ну, а теперь я могу тебя съесть, — сказал он.

— Меня?! — в изумлении спросил Аладдин.

— А как же! Кто сюда приходит, того надо есть.

— Но ведь я тебя спас!

— Тоже верно! — Дэв задумался. — Вот что! — сказал он. — Я сосчитаю до десяти — так и быть, подарю тебе десять мгновений. А тогда уже съем.

— До двадцати! — сказал Аладдин.

Дэв кивнул и начал считать.

— Раз… два…

Аладдин обвел глазами пещеру. На диковинных деревьях от голоса дэва подпрыгивали драгоценные камни. И в каждой грани сапфиров, изумрудов, рубинов миниатюрным огнем — синим, зеленым, красным — отражалась пламенная одежда дэва. Это было похоже на фейерверк.

Дэв продолжал считать:

— Десять… одиннадцать… двенадцать…

И тут Аладдин увидел то, за чем его послал дядя. Над водоемом, под самым сводом пещеры, на огромной высоте висела медная лампа. В ней ровным светом горел язычок огня, похожий на сердце.

Но дэв уже сказал:

— Двадцать!

И повернулся к Аладдину есть его.

Аладдин выхватил меч.

Усмехнувшись, дэв прикоснулся к острию его меча своим огненным рукавом. Меч сразу раскалился, стал красным. Аладдин выронил его и отскочил, дуя на обожженную руку.

А дэв захохотал так, что камешки стали осыпаться со сводов. И сказал голосом, напоминающим вой в трубе:

— Ну, а теперь готовься к смерти! Выбирай одну из трех! Эту?

Дунул пламенем на дерево с сапфирами. Оно вспыхнуло и так, огненное, и осталось стоять.

— Или эту?

Дохнул на дерево с изумрудами. Оно тоже превратилось в огненное, но тут же обуглилось.

— Или эту? — спросил дэв, понатужился и дунул на дерево с рубинами.

Дерево стало огненным, потом почернело и наконец улетело дымом.

— Выбирай свою смерть! — повторил дэв.

— Надо подумать, — хладнокровно сказал Аладдин. — Каждая из этих смертей имеет свои достоинства.

Он задумчиво поглядел на дэва, перевел взгляд вверх на лампу, где горел огонек, затем поднял свой меч, который уже почернел и остыл.

Дэв смотрел на Аладдина, в его глазах танцевали искры.

— Можно мне погадать, какую смерть выбрать?

— Можно, — презрительно прохрипел дэв.

Аладдин взял меч в руки, сделал им несколько замысловатых движений. И вдруг с силой швырнул вверх.

Со свистом меч взлетел под самый свод пещеры и (мы должны похвалить Аладдина за меткость) сшиб лампу. Лампа полетела вниз и шлепнулась прямо в водоем.

И тогда произошло то, чего поистине не видел никто из живущих. Огонек лампы, попав в воду, вспыхнул ярчайшим светом и зашипел. Не забывайте — ведь это был не огонек, а сердце дэва. Вода в мраморном водоеме сразу превратилась в расплавленную ртуть. Потом вскипела и взлетела вверх клубящимся облаком пара, все погасив.

В то же мгновение дэв с пронзительным воем начал рассыпаться, с него падали во все стороны языки пламени. Они тут же гасли и разлетались хлопьями пепла. Что было дальше, Аладдин не видал, так как облако пара все от него заслонило.

А когда туман рассеялся, Аладдин обнаружил на месте огненного дэва лишь груду черного пепла. По стенам и сводам пещеры сочилась вода. Деревья волшебного сада были мокры, будто только что прошел дождь. Влажные рубины, сапфиры и изумруды излучали рассеянный свет. И при этом свете Аладдин различил водоем.

Он подошел к его краю. Водоем был пуст. А на мраморном дне лежали лампа и меч.