Вскоре волшебницы начали говорить принцессе свои посулы. Первая пообещала, что принцесса будет красивее всех на свете; вторая — что она будет добра, как ангел; третья — что она будет мастерица на все руки; четвертая — что она будет отлично танцевать; пятая — что голос у нее будет соловьиный, а шестая — что она с большим искусством будет играть на любых музыкальных инструментах.
Когда черед дошел до старой колдуньи, та затрясла головой (больше от злости, чем от старости) и сказала, что принцесса проткнет себе руку веретеном и от этого умрет. От такого ужасного предсказания все гости затрепетали, и никто не смог удержать своих слез.
Но тут молодая волшебница вышла из-за занавесок и громко произнесла:
— Успокойтесь, король с королевой! Дочь ваша не умрет! Правда, не в моей власти вовсе отменить то, чем пригрозила старая колдунья: принцесса все же проткнет себе руку веретеном. Но она не умрет от этого, а только заснет глубоким сном, который продлится сто лет. Тогда придет молодой королевич и ее разбудит.
Однако, несмотря на это обещание, король со своей стороны попробовал устранить беду, напророченную колдуньей. Для этого он тотчас издал указ, которым под страхом смертной казни за неисполнение запретил всем и каждому в королевстве употреблять веретено или даже просто держать веретено у себя в доме.
Лет этак через пятнадцать или шестнадцать король с королевой поехали в свой увеселительный замок. Там однажды принцесса, бегая по комнатам и поднимаясь с одного этажа на другой, взобралась под самую крышу, где — видит она — сидит в каморке старушонка и прядет пряжу веретеном. Эта добрая старушка и слыхом не слыхала, что король наложил на веретено строгое запрещение.
— Что ты, бабушка, делаешь? — спросила принцесса.
— Пряду, дитятко, — ответила старушка, которая ее не знала.
— Ах, как это славно! — сказала опять принцесса. — Как же это ты делаешь? Дай-ка, милая, посмотреть, может быть, и я тоже сумею.
Взяла она веретено и, как по пророчеству волшебницы тому следовало случиться, как только прикоснулась к нему, так тотчас руку им себе проткнула и упала без чувств.
Старушонка перепугалась и давай кричать «караул». Со всех сторон сбежались люди: брызгают принцессе в лицо водой, расшнуровывают ее, хлопают ей в ладони, трут ей виски уксусом — нет, в себя не приходит. Тогда король, который тоже пришел на шум, вспомнил о пророчестве волшебниц и, видя, что судьбы не минуешь, когда ее волшебницы предсказали, приказал положить принцессу в самых лучших покоях дворца, на кровать из парчи, золота и серебра.
Точно ангел лежала принцесса, так была она красива, ибо обморок не испортил цвет ее лица: щечки были алые, губки как кораллы, только глазки закрылись… Ровное дыхание доказывало, что она жива. Король приказал не тревожить сон принцессы, пока не придет ей час проснуться.
Когда с принцессой приключилась эта беда, добрая волшебница — та, что спасла ей жизнь, заменив смерть столетним сном, — находилась в некотором царстве, в далеком государстве, за сорок тысяч верст. Однако ей сию же минуту принес известие карлик в семимильных сапогах (это были такие сапоги, которые отхватывали по семи миль каждым шагом). Волшебница тотчас пустилась в дорогу и через час приехала в замок на огненной колеснице, запряженной драконами.
Король поспешил помочь ей сойти с колесницы. Волшебница одобрила все его приказания, но так как она видела далеко вперед, то и рассудила, что, проснувшись через сто лет, принцесса будет очень огорчена, если все между тем перемрут и она очутится одна-одинешенька в старом замке. Поэтому волшебница распорядилась так: она коснулась своей волшебной палочкой всех, кто только ни находился в замке (кроме короля с королевой), — статс-дам, фрейлин, горничных, придворных, офицеров; коснулась дворецких, поваров, поваренков, гвардейцев, швейцаров, пажей, камер-лакеев; коснулась также лошадей в конюшне с конюхами, больших дворовых собак и Шарика, маленькой принцессиной собачки, которая лежала возле нее на кровати. Как только она их коснулась — все тотчас и заснули, и все должны были проснуться вместе со своей госпожой, чтобы служить ей, когда ей понадобятся их услуги. Даже вертелы в печи, унизанные куропатками и фазанами, и те заснули, и огонь тоже.
Все это исполнилось в одну минуту: волшебницы живо управляются с делом.
Тогда король с королевой, расцеловав свою милую дочь, вышли из замка и приказали, чтобы никто не смел подходить к нему близко. Да этого и не нужно было приказывать, ибо через четверть часа вокруг замка выросло столько больших и маленьких деревьев, столько перепутанного между собой шиповника и терновника, что ни человек, ни зверь не могли бы сквозь них пробраться. Замок совсем спрятался за этим лесом — виднелись только одни верхушки башен, и то издалека. Любому было ясно, что и это устроила все та же добрая волшебница, чтобы сон принцессы не тревожили праздные зеваки.
Через сто лет после этого сын короля, который правил тогда королевством и происходил из другого рода, а не из того же, что спящая принцесса, отправился на охоту и, увидав из-за густого леса верхушки башен, спросил, что это такое.
Все отвечали ему по-разному.
Один говорил, что это старый замок, где водится нечистая сила; другой уверял, что здесь ведьмы празднуют шабаш. Большинство утверждало, что здесь живет людоед, который хватает маленьких детей и затаскивает их в свою берлогу, где и ест их без опаски, ибо ни один человек не может за ним погнаться; только он один умеет пройти через лес дремучий.
Королевич не знал, какому слуху верить, как вдруг подходит к нему старый крестьянин и говорит:
— Принц-королевич! Годов тому с хвостиком пятьдесят слышал я от своего брата, что в замке том лежит принцесса красоты неописанной, что будет она там сто лет почивать, а через сто лет разбудит ее суженый, молодой королевич.
От таких речей молодой королевич возгорел пламенем. Подумалось ему, что он-то и должен решить судьбу принцессы, и захотел он тотчас же попытать счастья.
Как только королевич подошел к лесу — все большие деревья, шиповник и терновник сами собой раздвинулись, давая ему дорогу. Он направился к замку, который виднелся в конце большой аллеи, по которой он и пошел. Удивительным показалось королевичу, что никто из свиты не смог за ним последовать, ибо как только он прошел, деревья тотчас сдвинулись по-прежнему. Однако же он продолжал идти вперед: молодой да влюбленный королевич ничего не боится. Скоро добрался он до большого двора, где все представлялось взору в ужасном виде: везде гробовая тишина, повсюду смерть, со всех сторон мертвые тела людей и животных…
Однако, вглядевшись в красные носы и в пунцовые рожи швейцаров, королевич распознал, что они не умерли, а только заснули. И не совсем опорожненные стаканы с вином показывали, что заснули они за чаркой. Оттуда направился королевич во второй двор, выложенный мрамором; поднялся по лестнице; вошел в караульную залу, а там в два ряда стоит гвардия с ружьями на плечах и храпит во всю ивановскую.
Прошел королевич множество комнат, в которых, кто лежа, кто стоя, спали придворные кавалеры и дамы. Наконец вступил он в позолоченный покой — и видит на кровати с раздернутыми занавесами прекраснейшее зрелище: принцессу не то пятнадцати, не то шестнадцати лет, и прелести ослепительной, небесной.
Королевич приблизился в смущении и, любуясь, стал возле нее на колени — в эту самую минуту зароку пришел конец: принцесса проснулась и, глядя на него таким ласковым взором, какого нельзя было бы и ожидать от первого свидания, сказала:
— Это вы, принц-королевич? А я вас давно ожидаю!
В восхищении от этих слов и еще больше от тона, которым они были произнесены, королевич не знал, как выразить свою радость и благодарность. Он изъяснил, что любит принцессу больше, чем себя самого. Речи его были бесхитростны, оттого они и пришлись принцессе по сердцу: чем меньше красных слов, тем больше значит любви. Королевич был смущен сильнее принцессы, да оно и понятно. Принцесса имела время обдумать, что ей следует говорить, ибо, хотя история об этом и умалчивает, по всей вероятности, добрая волшебница во время ее долгого сна приготовила ее к свиданию приятными сновидениями. Так или иначе, часа четыре говорили влюбленные между собой, а не высказали и половины того, что было у них на сердце.
Между тем все во дворце очнулись вместе с принцессой. Всякий принялся за свое дело. А так как влюбленных было тут мало, то всем захотелось кушать. Старшая статс-дама, тоже голодная, как и все, потеряла в конце концов терпение и громко доложила принцессе, что обед готов. Королевич помог возлюбленной подняться с кровати, ибо она была совсем одета, причем в очень роскошное платье. Но королевич промолчал, что одета она была, как его прабабушка, — старомодно. Однако даже в таком костюме принцесса была чудо как хороша. Прошли они в зеркальную комнату, пообедали. Во время обеда прислуживали принцессины камергеры, играли скрипки и флейты музыку старую, но отличную, хотя сто лет ее не было слышно. А после обеда, чтобы не терять времени, старший капеллан обвенчал молодых в придворной церкви, и затем статс-дама уложила их почивать…
