— Бросьте вы Солнце, -сказал Северный Ветер, который так и не расставался с пшеничным полем. — Не Солнце, а я вам помогу.
— Ты? — не поверили кустики. — Да ты такой холодный.
— Бывает, — и холодное согревает, — ответил Ветер.
Тут он взлетел ввысь и полетел навстречу Большому Облаку, тому, которое справляло день рождения снежинок.
Ветер был знаком с этим Облаком. Еще совсем недавно оно всё было из крошечных капелек воды, и только вверху его плавали кристаллики льда. Они были малы, так малы, что просто не верилось, как в них могло поместиться столько хитрости!
А уж и хитры же они были! Как только какой-нибудь из них заметит поблизости капельку воды, сверкнёт своими гладкими бочками, подмигнёт и начнёт её приманивать:
— Подойди-ка ко мне, малютка, дай на тебя полюбоваться.
Но стоило только капельке приблизиться к кристаллику и она вдруг превращалась в пар. А кристаллику только это и было нужно. Он съедал водяной пар и от этого подрастал. Всё меньше становилось капелек, а ледяные кристаллики всё росли и росли. И вскоре они превратились в снежинки — в чудесные ледяные звёздочки.
Облако только что отпраздновало день рождения снежинок, а новорождённые весело играли и танцевали, когда подлетел Ветер. Ветер подтолкнул Облако и понёс его вдаль.
— Будет вам баловаться,- сказал Ветер снежинкам, пора и за дело!
— Вот еще! — хором ответили снежинки.- Мы всю жизнь будем только веселиться!
И всё было бы хорошо, если бы они оставались совсем маленькими и лёгонькими, но они всё время росли. Пока Ветер катил по небу Облако, они так выросли и стали такими тяжёлыми, что уже с трудом держались в воздухе.
— Ветер, — попросили снежинки,- подними нас поскорее вверх, а то мы упадём на землю.
Но Ветер ответил:
— Ну и падайте, не бойтесь. Вы там как раз и нужны.
Облако остановилось прямо над зелёным пшеничным полем, и тогда из него посыпались снежинки. Они замелькали в воздухе, как мошки, и кустики пшеницы испугались, но хотят ли эти мошки съесть их листики.
В ту ночь луна, выйдя из-за леса, осветила не зелёное поле, а ровную белую поляну. Снежинки тихо лежали друг на друге. Но при лунном свете они оживились, заискрились, засверкали и послали привет всем, кто живёт высоко над землёю: звёздам, облакам, снежинкам.
А внизу, под снегом, радостно шептались повеселевшие кустики пшеницы:
— Правду сказал Ветер: «Бывает, и холодное согревает». Снег-то сам холодный, а мороза не пропускает. Теперь — живём!
В феврале было пасмурно; цветы на окне загрустили и притихли. Даже Кливия и Туя ни разу не поспорили. А спорили они всегда об одном: где лучше, — в комнате или на воле?
Кливия всю жизнь простояла на окне. Но летом, когда окно было открыто, она не только видела, а и чувствовала, что делалось на воле, в саду. В окно врывался ветер и трепал её узкие раскинувшиеся веером листья, косой дождь наливал им за ворот воды, а град старался пробить в них дырочки-двери. Ну что же хорошего было на воле?
Но Туя думала иначе. Туя всё лето провела в саду. Какое светило там солнце: яркое, горячее, весёлое! От каждой его улыбки слетали на землю разноцветные лучи. А как свеж был на воле воздух, как чисты дождевые капли и до чего же легко дышалось после дождя! Ни ветер, ни дождь, ни град не пугали Тую. Она была крепким деревцом с гибкими веточками, а листики у неё были малы, походили на чешуйки и плотно прилегали к ветвям. Осенью Туя вернулась на окно окрепшей и загорелой. И тут-то и начались споры: где лучше, — на окне или там, за стёклами?
В комнате тепло, ешь и пей сколько хочешь, и никто тебя не обидит,- твердила Кливия.
— Жарко, душно и скучно, — спорила Туя, — а на воле и дышать легко и весело: всё кругом живёт.
Но чем ближе к зиме, тем труднее становилось спорить с Кливией. А когда в саду уже не осталось ничего, кроме голых деревьев да снежных сугробов, Туя перестала отвечать насмешнице Кливии.
Кто любит волю, — живёт недолго. Вот и погибли все твои летние друзья, — говорила Кливия.- А я с каждым днём становлюсь сильнее и скоро расцвету.
Единственной радостью Туи был свежий морозный воздух, который врывался в комнату, когда открывали форточку. И Туя думала: «Нет, не смерть, а жизнь — этот воздух! Не верю, что все растения в саду погибли; не могли они погибнуть на воле!»
В феврале за окном ветер кружил снег и бросал его на стёкла. А на окне расцвела красавица Кливия. Над широким веером её темно-зелёных листьев появились букетики больших красных колокольчиков.
В то утро, когда раскрылись первые колокольчики, в комнату вдруг заглянуло Солнце. Как будто кто-то ему шепнул о новорождённых цветках.
— Здравствуй, Солнце! — сказали в один голос Кливия и Туя.
И Солнце улыбнулось им обеим.
— Как рада Солнце видеть живые цветы! — сказала Кливия Туе. — Ведь на воле сейчас — ни одной живой былинки!
— Солнце, — взмолилась Туя, — скажи мне, Солнце, неужели это правда?
— Успокойся, — ответило Солнце. — Это только так кажется. Все эти деревья и кусты, которые ты видишь, живы.
— Ты слышишь, Кливия?! — воскликнула Туя. — Они живы!
— Но всё, что под снегом, мертво, — упрямо сказала Кливия.
— Нет, — сказало Солнце. — Мои лучи пробираются сквозь снег и рассказывают мне обо всём. Под снегом живут и маленькие кустики, и травы, и мох. И все они чувствуют себя хорошо и ожидают весну. Лучи говорят, что есть травы с веточками и они зимуют, положив веточки на землю. Есть травы, которые разложили свои листики на земле звёздочкой. А много трав сейчас совсем без листьев. Одни из них зимуют совсем неглубоко, так что из земли выглядывают их почки, другие глубоко под землёю. Я вижу каждую весну, как они оттуда вылезают.
— Спасибо тебе, Солнышко, за эти вести, — сказала Туя,- я так и думала, что на воле можно прожить круглый год.
— Ну, пусть деревья, цветы и травы живы, — сказала Кливия, — но они не цветут. А цветы сейчас только на окнах. Ведь правда, Солнышко?
— Какая же ты себялюбивая! — сказало Солнце.- Тебе так хочется, чтобы я ответило: «Да, Кливия, сейчас только ты одна и цветёшь!» А я скажу: «Нет, Кливия! Сразу за этим домом летом был огород, и там выросли сами по себе полевые анютины глазки, пастушья сумка, ярутка, крестовник, пурпуровая яснотка, ромашка и мокрица. Они цвели до самого снега. И сейчас у всех у них есть бутоны. А пёстренькие анютины глазки были широко раскрыты, когда пошёл снег. И так они и остались раскрытыми на всю зиму».
— Что ж, Кливия, — выходит, что цвести зимою можно не только на окнах, а и под снегом! — сказала Туя.
— Но таких красивых цветков, как у меня, я уверена, ни у одной травки на огороде нет! — ответила Кливия.
И вот в этом она была права.
СПОР ДУБРАВЫ С СОСНОВЫМ БОРОМ
Обычно никто не принимает всерьёз болтовню и дерзости молодых птичек. Но, как ни печально, а одна трёхмесячная птичка чуть не поссорила между собою солидных и добрых соседей: Дубраву и Сосновый Бор.
Много лет они жили бок о бок и не мешали друг другу. Дубрава раскинулась у реки, а Сосновый Бор — повыше на берегу. С весны и до поздней осени немножко скучный серо-зелёный Бор разговаривал с весёлой нарядной Дубравой. В её одежде были и продолговатые зубчатые листья дуба, и похожие на сердечко листья липы, и широкие остроугольные листья клёна. Летом Дубрава была зелёной, осенью — пёстрой и просто великолепной: жёлто-пурпурово-красно-оранжевой.
К зиме она скидывала свою одежду и прикрывала ею землю, а сама оставалась ни с чем и молча дремала до весны. Дремал зимою и Сосновый Бор и тоже молчал. Какие уж тут разговоры, когда деревья чуть живы, чуть дышат!
Но как это ни удивительно, а спор между Дубравой и Сосновым Бором разгорелся как раз зимою, в феврале.
Правда, в то время была оттепель, и деревья немного отошли после морозов и метелей. Дубрава тихо радовалась теплу. Но Сосновому Бору не повезло: вместо снежных хлопьев на него вдруг с неба посыпались красные и серо-зелёные птички — клесты. Клесты украсили сосны, как яблоки украшают яблони, но тут же начали разбойничать: потрошить сосновые шишки, вытаскивать из них и есть семена.
Сосновый Бор возмущённо зашумел. В Дубраву клесты не полетели и долго её не замечали. Но вдруг один задорный молоденький Клёст крикнул с вершины сосны:
— Цок, цок! Товарищи, посмотрите вниз. Видите, там мёртвый лес, безобразный мёртвый лес, где- нет ни одной иголки, ни одной шишки!
— Цок, цок! Мёртвый лес, мёртвый лес! — закричали остальные молодые клесты. Никто из них еще не видел деревьев с листьями: эти клесты вышли из яичек после листопада.
— Мёртвый лес! — возмутилась Дубрава. — Это я-то мёртвый лес!
