— Я вернусь, — выпалила Рапунцель. — Доберусь до Перволеса, получу возможность поговорить с Ведьмой, а потом приду сюда еще раз.
Перл явно сомневалась.
— Я обязательно вернусь, — убежденно сказала Рапунцель. — Мне здесь нравится. Хочется пожить здесь подольше и услышать все-все о моей маме, об отце и о тебе…
— Ты действительно собираешься свидеться с Энвеарией? — спросила бабушка.
— Мне очень нужно, — кивнула Рапунцель. — У меня к ней много вопросов.
— А я не могу на них ответить?
— Не знаю. Ты можешь объяснить, почему Ведьма была готова причинить столько несчастий?
— Ведьмы обладают Белой магией, — вздохнула Перл, — а Белая магия — это жестокость.
— Но Ведьма совсем не жестокая! — возмутилась Рапунцель. — Вот бы мне хоть кто-то поверил! Вот бы вы узнали, какая она на самом деле и как сильно меня любит.
Перл отпустила ее ладонь.
— Тебе лучше носить вот это, — сказала она, завела руки за голову и сняла с шеи длинную металлическую цепочку, похожую на серебряную, но без блеска.
Цепочка повисла на шее Рапунцель. Красивая, но тяжелая.
— Железо, — пояснила Перл. — Железо гасит магию и тем самым больно ударяет по ведьмам. Эта цепь стоит немалых денег, поэтому носи ее под одеждой, чтобы не привлечь какого-нибудь проходимца.
Рапунцель подняла руки, чтобы снять цепочку. Ей не нужен бабушкин подарок, если он причинит Ведьме боль.
Перл ее остановила.
— Если веришь тому, о чем мы говорили, то носи не снимая. — Перл оперлась о край кровати и осторожно встала на ноги. — А сейчас давай-ка, разбуди своего друга. Чем быстрее вы исполните это ваше поручение, тем быстрее ты придешь меня навестить… Ты ведь вернешься? — спросила она с неожиданной настойчивостью. — Обещаешь мне?
От взгляда на лицо бабушки у Рапунцель перехватило дыхание. Она почти не замечала, как слезы жалят глаза, но чувствовала твердую уверенность, что вернется сюда, что должна вернуться. Должна ради Перл, которая так долго этого ждала. Должна ради себя. Она никогда не узнает свою маму, которой была нужна, зато может узнать маму своей мамы. Уже что-то.
— Обещаю, — прошептала Рапунцель.
Когда Джек проснулся, Перл накормила их горячим сытным завтраком из каши и яиц, а затем они двинулись прочь, чуть севернее морозной зари, в сторону Вольного города и Перволеса. Джек тянул тележку, Принц-лягушонок зарылся в передний карман Рапунцель. Она вдруг остановилась и оглянулась назад, на дом своей бабушки.
Перл стояла на крыльце, опираясь на трость, ее блестящие серебряные волосы розовели в свете зари. Она подняла руку в прощальном жесте. Когда Рапунцель ответила тем же, ее сердце пронзила резкая боль, и она решила, что хватит оборачиваться. Отвернулась и снова зашагала. Чем быстрее они доберутся до Перволеса, тем лучше.
— Сколько дней нам еще идти до Вольного? — спросила она, когда между ними и домом Перл пролегло уже не меньше лиги.
— Шесть? Надеюсь, не больше. — Джек вздохнул. — Никогда не думал, что стану так сильно скучать по дому. Вот радость-то будет, когда все это закончится и я вернусь в Фиолетовые горы.
— Ты не думал, что станешь скучать по дому? — удивилась Рапунцель. — А разве тебе не нравилось играть с Тесс, твоей сестренкой?
— Нравилось. Но я всегда хотел настоящих приключений. Хотел быть как мой папа. Когда мы с Тесс играли… в смысле, когда я помогал Тесс играть, — поправился Джек, немного порозовев, — то все было понарошку. Она всегда притворялась феей-крестной: исполняла мои желания, а потом отпускала на все четыре стороны, подарив столько денег, сколько я мог унести.
— Какой-какой феей?
— Феей-крестной… это такие феи, которые помогают людям.
— Как Серж!
— Точно, — подтвердил Джек. — Тесс любит разыгрывать из себя фею, — добавил он, улыбаясь. — Надевает платье из старых мешков из-под зерна, мы ей мастерим крылышки, корону из листьев и все такое. Когда мамы нет дома, Тесс забирается на кухонный стол и притворяется, будто летит. — Он рассмеялся. — Она очень полюбит те костюмы из желудей-для-всего, что ты для нее купила.
— А бандиты их не забрали?
— Нет, эти желуди я держал в своем поясе.
Они шли и шли много-много часов подряд, сделав привал только на обед, а в следующий раз — когда уже настало время разбивать лагерь на ночь. Рапунцель едва замечала тишину. Ее разум одолевали разные вопросы, а тело — усталость. Поразительно, как сильно ее утомил всего один день пешего перехода. Путешествуя в повозке Грива, она забыла про сбитые ноги и ноющие мышцы, но сейчас мучения возобновились. Правда, боль помогала держать в узде противоречивые мысли.
Она крепко проспала всю ночь, а проснувшись, увидела солнечный свет, пробивающийся сквозь деревья, и Джека, склонившегося над ней с обеспокоенным лицом.
— Что случилось? — спросила она.
— Ты плакала во сне, — сказал Джек. — Все хорошо?
— Я… не знаю. — Рапунцель приподнялась на локтях и поморщилась, обнаружив, что в голове поселилась та же колющая боль, что и в каждой мышце. — Ох, моя голова, — простонала она и потерла виски, зажмурив глаза от жгучих солнечных лучей. — Пожалуйста, давай сегодня никуда не пойдем.
— Мы должны, — вздохнул Джек. — Рун по-прежнему за нами наблюдает.
Они поспешили дальше. На ходу головная боль отвлекла Рапунцель от ноющих ног. Но не от мыслей. Ей был не интересен отец, который расплатился ею, но почему Ведьма не позволила ей хотя бы познакомиться с мамой? Ведь мама хотела растить и любить ее, а Ведьма забрала малютку, хотя мама рыдала. А потом даже обращалась к губернатору за помощью.
Почему?
Это был самый трудный вопрос из всех. Зачем Ведьма забрала ее? Почему сказала Рапунцель, будто спасла ее из болота? Почему вырастила в башне далеко-далеко от места рождения? Почему уверяла, будто феи ни на что не способны? Почему никогда не упоминала про родителей Рапунцель и не называла своего настоящего имени — Энвеария? Почему не сказала Рапунцель ее собственную фамилию — Леру?
Увлекшись всеми этими вопросами, Рапунцель не замечала, как холодеет воздух, пока дыхание не стало срываться с ее губ большими белыми клубами, а пальцы не одеревенели от мороза. Рапунцель с Джеком устроили привал на полчаса, чтобы пообедать и одеться потеплее. Натянули рукавицы, надели плащи и накинули капюшоны. Защитившись от холода, они продолжили свой извилистый путь через лес, вниз по холмам.
Уже в сумерках они набрели на хорошее место для лагеря. Рапунцель быстро погрузилась в мешанину снов. А когда проснулась на следующее утро, голова буквально раскалывалась. Джек забеспокоился, но она только отмахнулась от него и взялась за ручку тележки, желая идти дальше, несмотря на боль. Чем быстрее они закончат свое путешествие, тем лучше. До откровенного разговора с Ведьмой не будет ей покоя.
С час Рапунцель шагала во власти своих мыслей. И обратила внимание на белые холодные хлопья вокруг, лишь когда они западали густо-густо. Она посмотрела на небо, а затем опустила глаза вниз и с удивлением обнаружила, что землю у ее ног покрывает белое одеяло.
— Что это? — спросила она. — Соль?
Джек засмеялся.
— Это снег. Тот же дождь, но мягкий и холодный. Ты его полюбишь.
— Почему это я его полюблю? — не поверила Рапунцель, когда снег повис на ресницах и ужалил щеки. Она поглубже надвинула на голову капюшон. — Слишком холодный.
— И все равно ты его полюбишь, — ухмыльнулся Джек. — Потому что у меня есть сюрприз. Разве тебе не хочется хоть на какое-то время перестать шагать?
— Ну, да, — признала Рапунцель. — Но мы же не можем останавливаться.
— Мы не можем останавливаться… но когда найдем открытое пространство и побольше снега, шагать нам не придется, — загадочно пообещал Джек.
Через час они вышли на опушку и в который раз изучили карту. Отсюда, как увидела Рапунцель, оставалось чуть меньше двадцати лиг до Вольного города. Джек сложил карту и посмотрел вперед. Перед ними вдаль простиралась ровная белая гладь.
— Вот уж не думал, что насыплет так много снега, — сказал он с восторгом, который Рапунцель не разделяла. — Надеялся, конечно, но еще даже не зима и мы недостаточно далеко забрались к северу. Необычная погода для этого времени года.
— Но теперь нам будет труднее шагать, так ведь? — вздохнула Рапунцель.
— А мы не будем шагать. — Он вытащил блестящий серебряный желудь-для-всего, в котором Рапунцель признала самый дорогой из купленных в магазине «На все про все» — он стоил целый боярыш. Джек там приобрел два таких.
Она протянула руку.
— Ты ведь не против, чтобы я это сделал? — стеснительно спросил Джек. — Мне всегда хотелось вскрыть хоть один такой вот.
— Все хорошо, — одобрила Рапунцель, одолеваемая любопытством. — Действуй.
Джек опустился на колени рядом с торчащим из снега валуном. Поднял руку и обрушил серебряный желудь на камень. Крак!
