– Не спрашивай мальчика, – сказал Карандаш. – Он всё равно ещё не умеет разговаривать и ничего не понимает.
– Умею! – неожиданно вмешался Прутик. – Я умею… Луна… ра-ке-та… ор-би-та… шлем… фут-бол, ма-зи-ла…
– Ой, какие непонятные слова! – удивился Карандаш. – Он, оказывается, иностранец!
Но Самоделкин почему-то обрадовался, он даже зазвенел своими пружинками:
– Мальчик правильно говорит. Он молодец! Я теперь вижу: наш Прутик очень способный! Надо скорей научить его разговаривать. Я сам научу! Повторяй за мной, Прутя! Па-па! Ну, говори.
– Па-па, – сказал Прутя.
– Удивительно способный мальчик! – воскликнул Самоделкин.
– Способный мальчик, – повторил Прутя.
– Надо его сначала умыть, – недовольно заметил Карандаш, – накормить, а потом учить разговаривать. Ну-ка, Прутя, посмотри, как я буду умываться!
Маленький художник принёс мохнатое полотенце, опустил ведро в колодец, набрал воды и весело стал плескаться, разбрызгивая холодную сверкающую воду. (Волшебники тоже умываются.)
– Бррр!.. – фыркнул Самоделкин, поёживаясь. – Какая скверная привычка – умываться!
Вы, конечно, помните – мастер Самоделкин боялся воды.
– Сквер-рная привычка! – повторил Прутик, а Карандаш рассердился.
– Ты портишь мальчика! Ну чему ты его учишь?!
– Подумаешь!.. – проворчал Самоделкин. – Сказать ничего нельзя.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, про сливочное мороженое, жаркий день и настоящий снег
Сначала Прутик не хотел умываться, потом Прутик не желал пить молоко.
– Если ты не будешь каждое утро умываться, если ты не будешь пить молоко, – сказал тогда Самоделкин, – я не сделаю для тебя кораблик.
Прутик моментально выпил молоко и съел румяную булку.
Карандаш приготовил для Самоделкина все инструменты, какие нужно было. Но пока он их рисовал, неугомонный Самоделкин учил Прутика разговаривать:
– Скажи: моторчик.
– Мотор-чик, – повторил мальчик.
– Скажи: лампочка.
– Лам-поч-ка!
– Ты очень способный мальчик! – похвалил Самоделкин.
– Я оч-чень способный мальчик.
– Тогда скажи: вертолёт.
– Вер-то-лет.
– Просто замечательно! – радовался учитель. – Мы сегодня выучим самые хорошие слова!
Но через несколько минут Прутику стало скучно. Вместо «вентилятор» он говорил «вертилятор», а вместо «лопатка» – «копатка».
– Ты его замучил, – вмешался Карандаш. – Нельзя так учить, все в один день! Мальчик все перепутает!
– Вот-вот, – обиделся учитель. – Мне говорил, а сам что делаешь? Мешаешь воспитывать! Я тебе советую…
– Ты сначала сам нарисуй такого мальчика, потом советуй, – перебил Карандаш. – Мне кажется, у него даже голова заболела!
– Заболела! – весело повторил мальчик.
Тогда и Карандаш и Самоделкин подбежали к нему, стали щупать голову мальчика, ахать и охать.
– Просто ему жарко, – сказал Самоделкин.
– Жарко, – подхватил мальчик.
– Надо что-то придумать! – заволновался Самоделкин.
– Я нарисую снег. Мальчику будет прохладней, – решил художник.
А между тем и в самом деле было очень жарко. Цветы на бульваре перестали пахнуть. Летнее солнце так нагрело улицы, каменные дома, что все окна в городе блестели жарким огнём. Автомобили-фонтаны ездили по городу, поливали мостовые, тротуары, газоны, деревья, мальчишек. А взрослые смотрели на них и почему-то вздыхали.
Самоделкин тоже нагрелся – ведь он был железный.
– Ты горячий, как утюг, – сказал Карандаш, рисуя белый снег на зелёной травке.
– Чудо! Чудо! Смотрите, снег! – закричали вдруг на бульваре мальчишки. – Настоящий снег!
– Невероятно! – сказали прохожие. – В самом деле снег! Просто чудо!
Снег лежал чистый, прозрачный, белый-белый, очень холодный! Рядом шуршали зелёными листьями деревья, на клумбах цвели горячими огоньками яркие цветы. Люди вздыхали от жары, обмахивались носовыми платками, га-зетами. У продавщиц мороженого таяло в ящиках эскимо. А тут искрился на солнце крепкий льдистый снежок. Настоящий снег! Его трогали пальцами, гладили, улыбались ему. Фотолюбители снимали снег на цветную плёнку. Один художник-любитель тут же стал писать картину под названием: «Летний снег». И все были рады. Всем как будто стало прохладнее.
Подошла тётя в белой косынке, в белой куртке, с белым ящиком на ремне через плечо, посмотрела на снег, потом на Карандаша и ахнула:
– Где же ты его достал, такую радость? У меня мороженое тает! Лёд на базе кончился! «Ну, – думаю, – пропала. Погибнет мороженое!» Вдруг слышу, кричат: «Снег, снег!..»
Она поставила ящик в свежий хрусткий снежок. Потом вынула завёрнутое в серебряную запотевшую бумажку эскимо и дала Карандашу, Самоделкину и Прутику.
– Берите, милые, гостинчик. Берите, не стесняйтесь…
Это была Продавщица мороженого.
Если бы кто-нибудь остановил её в ту минуту и рассказал ей, какие беды принесёт Карандашу и Самоделкину эскимо на палочке, она, весёлая Продавщица, никогда и ни за что не дала бы Карандашу мороженого.
К сожалению, никто ничего не сказал, и Карандаш мигом уплёл мороженое и облизал палочку.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой Веня Кашкин разбивает окошко
Веня Кашкин тоже пришёл на бульвар. За ним шагали ребята с игрушечными пистолетами в руках, с деревянными саблями на боку. И тут же настоящие крепкие снежки замелькали в воздухе.
Это мальчишки из команды Вени Кашкина стали кидать снежки. «Бац! Бац!»
– Ах, разбойники! – вскрикнула прохожая старушка. Чей-то меткий снежок угодил ей в спину. – Это что же делается?
«Разве они разбойники?» – хотел спросить Карандаш, но колючий снежок залепил ему рот.
– Безобразие! – возмутились прохожие. – Надо немедленно прекратить эту войну!
– Уйдём отсюда, – сказал Карандаш, вытирая платком шею, потому что снег попал ему за шиворот.
Но Прутик и не думал уходить. Он слепил снежок и собрался бежать к мальчишкам. Самоделкин вовремя схватил его за курточку.
– Не хочу домой! – кричал Прутик.
Он вырывался, он дрожал от нетерпения, он глядел на мальчишек воинственными глазёнками, но Самоделкин крепко держал его.
– Не ходи к ним! Ничему хорошему они тебя не научат, – говорил Самоделкин. – Пора делать кораблик.
Ну, конечно, при слове «кораблик» Прутик сразу перестал вырываться, хотя снежная битва была в самом разгаре. Веня размахнулся и бросил новый снежок.
«Бац! Блям!.. Дзинь!»
Это снежок нечаянно угодил в окошко соседнего дома.
«Дзинь! Блям!..»
Это на тротуар упали осколки стекла.
– Я так и знал! Негодный мальчишка! – сказал тогда сердитый голос в окошке. – Я так и знал! Я предупреждал! У других дети как дети, а этот начитался книжек про войну, бегает с пистолетом, как разбойник, воюет целыми днями. Ничем больше не занимается! Ничего не делает! Настоящий лентяй!
Сердитое окошко захлопнулось. Только уцелевшие стекла звякнули раздражённо: «Дзинь!»
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ – о том, как потерялся Прутик
Самоделкин привёл Прутика домой, взял инструменты, сделанные Карандашом, и стал мастерить кораблик.
Он строгал дощечки настоящим рубанком, он распиливал их настоящей пилой, резал, сверлил, стучал, напевая знакомую песенку: Я все умею делать сам, И я не верю чудесам! Сам! Сам! Сам!
– Сам! Сам! Сам! – подпевал Прутик.
А мастер Самоделкин разложил на столе винты, шестерёнки, разные колёсики, необходимые пружинки. Он собирал моторчик для кораблика.
– Чудеса! – покачивал головой Карандаш, глядя, как вырастает кораблик.
Самоделкин спрятал в кораблик мотор, настелил палубу, поставил мачты, укрепил винт и сказал:
– Готов!
Кораблик получился необыкновенно хорошим. У него были две стройные мачты с верёвочными лестницами, руль за кормой, спасательные лодки на палубе, каюты с открытыми иллюминаторами, капитанский мостик. На тонкой цепочке блестел якорь величиной с рыболовный крючок.
– Ты настоящий волшебник! – похвалил Карандаш. – У меня так ни за что не получится!
– Волшебник! Волшебник! – повторил мальчик, прыгая вокруг Самоделкина. – Дай мне кораблик! Я хочу пускать кораблик.
– Опять в лужу полезешь? – нахмурился мастер Самоделкин. – Бррр! Не ходи по лужам!
– Я пойду с ним, – сказал Карандаш. – Я не боюсь воды.
«Идите, идите, – подумал хитрый Самоделкин. – Воды нигде нет. Все давно высохло».
Карандаш и Прутя с корабликом ушли, напевая песенку: И я не верю чудесам! Сам! Сам! Сам!
– Сливочно мороженое! Мороженое! – кричали на улице белые девушки. – Десять копеек! Пятнадцать копеек! Наше мороженое вкуснее, чем пирожное!
При слове «мороженое» маленький художник вздрогнул, замедлил шаги, вздохнул и тихонько сказал сам себе: «Она волшебница! Добрая волшебница дала мне мороженое. Нет ничего на свете вкуснее мороженого…»
