— Куда идешь? Аль батальонный требует?
— Не спрашивайте, братцы! Подтяните-ка ранец покрепче да лихом не поминайте!
И пошел он, добрый молодец, куда глаза глядят.
Много ли, мало ли шел — пробрался в иное государство, усмотрел часового и спрашивает:
— Нельзя ли где отдых взять?
Часовой сказал ефрейтору, ефрейтор офицеру, офицер генералу, генерал доложил про него самому королю. Король приказал позвать того служивого перед свои светлые очи.
Вот явился солдат, как следует — при форме, сделал ружьем на караул и стал как вкопанный. Говорит ему король:
— Скажи мне по совести, откуда и куда идешь?
— Ваше королевское величество, не велите казнить, велите слово вымолвить.
Признался во всем королю по совести и стал на службу проситься.
— Хорошо, — сказал король, — наймись у меня сад караулить; у меня теперь в саду неблагополучно — кто-то ломает мои любимые деревья, так ты постарайся — сбереги его, а за труд дам тебе плату немалую.
Солдат согласился, стал в саду караул держать.
Год и два служит — все у него исправно; вот и третий год на исходе, пошел однажды сад оглядывать и видит — половина что ни есть лучших деревьев поломаны.
«Боже мой! — думает сам с собою. — Вот какая беда приключилася! Как заметит это король, сейчас велит схватить меня и повесить».
Взял ружье в руки, прислонился к дереву и крепко-крепко призадумался.
Вдруг послышался треск и шум, очнулся добрый молодец, глядь — прилетела в сад огромная, страшная птица и ну валять деревья. Солдат выстрелил в нее из ружья, убить не убил, а только ранил ее в правое крыло; выпало из того крыла три пера, а сама птица наутек пустилась. Солдат за нею; ноги у птицы быстрые, скорехонько добежала она до провалища и скрылась из глаз.
Солдат не убоялся и вслед за нею кинулся в то провалище, упал в глубокую-глубокую пропасть, отшиб себе все печенки и целые сутки лежал без памяти.
После опомнился, встал, осмотрелся, — что же? — и под землей такой же свет. «Стало быть, — думает, — и здесь есть люди!»
Шел-шел, перед ним большой город, у ворот караульня, при ней часовой; стал его спрашивать — часовой молчит, не движется; взял его за руку — а он совсем каменный!
Взошел солдат в караульню — народу много, и стоят и сидят, только все окаменелые; пустился бродить по улицам — везде то же самое: нет ни единой живой души человеческой, всё как есть камень! Вот и дворец расписной, вырезной, марш туда, смотрит — комнаты богатые, на столах закуски и напитки всякие, а кругом тихо и пусто.
Солдат закусил, выпил, сел было отдохнуть, и послышалось ему — словно кто к крыльцу подъехал; он схватил ружье и стал у дверей.
Входит в палату прекрасная царевна с мамками, с няньками; солдат отдал ей честь, а она ему ласково поклонилась.
— Здравствуй, служивый! Расскажи, — говорит, — какими судьбами ты сюда попал?
Солдат начал рассказывать:
— Нанялся-де я царский сад караулить, и повадилась туда большая птица летать да деревья ломать; вот я подстерег ее, выстрелил из ружья и выбил у ней из крыла три пера; бросился за ней в погоню и очутился здесь.
— Эта птица — моя родная сестра: много она творит всякого зла и на мое царство беду наслала — весь народ мой окаменила. Слушай же: вот тебе книжка, становись вот тут и читай ее с вечера до тех пор, пока петухи не запоют. Какие бы страсти тебе ни казалися, ты знай свое — читай книжку да держи ее крепче, чтоб не вырвали; не то жив не будешь! Если простоишь три ночи, то выйду за тебя замуж.
— Ладно! — отвечал солдат.
Только стемнело, взял он книжку и начал читать.
Вдруг застучало, загремело — явилось во дворец целое войско, подступили к солдату его прежние начальники, и бранят его, и грозят за побег смертию; вот уж и ружья заряжают, прицеливаются… Но солдат на то не смотрит, книгу из рук не выпускает, знай себе читает.
Закричали петухи — и все разом сгинуло!
На другую ночь страшней было, а третью и того пуще: прибежали палачи с пилами, топорами, молотами, хотят ему кости дробить, жилы тянуть, на огне его жечь, а сами только и думают, как бы книгу из рук выхватить. Такие страсти были, что едва солдат выдержал.
Запели петухи — и демонское наваждение сгинуло! В тот самый час все царство ожило, по улицам и в домах народ засуетился, во дворец явилась царевна с генералами, со свитою, и стали все благодарствовать солдату и величать его своим государем. На другой день женился он на прекрасной царевне и зажил с нею в любви и радости.
Отслужил солдат три войны, не выслужил и выеденного яйца, и отпустили его в чистую*. Вот он вышел на дорогу, шел-шел, пристал* и сел у озера; сидит да думу думает: «Куда теперь мне деваться, чем прокормиться?.. К черту, что ли, в работники наняться!» Только вымолвил эти речи, а чертенок тут как тут — стоит перед ним, кланяется:
— Здорово, служба!
— Тебе что надо?
— Да не сам ли ты захотел к нам в работники наняться? Что ж, служивый, наймись! Жалованье большое дадим.
— А какова работа?
— Работа легкая: только пятнадцать лет не бриться, не стричься, соплей не сморкать, нос не утирать и одежи не переменять!
— Ладно, — говорит солдат, — я возьмусь за эту работу, но с тем уговором, чтобы все мне было готово, чего душа пожелает!
— Уж это как водится! Будь спокоен, за нами помешки не будет.
— Ну так по рукам! Сейчас же перенеси меня в большой столичный город да кучу денег притащи; ты ведь сам знаешь, что этого добра у солдата без малого ничего!
Чертенок бросился в озеро, притащил кучу денег и мигом перенес солдата в большой город; перенес — и был таков!
— Вот на дурака напал! — говорит солдат. — Еще не служил, не работал, а деньги взял.
Нанял себе квартиру, не стрижется, не бреется, носа не утирает, одежи не переменяет, живет — богатеет; до того разбогател, что некуда стало денег девать. Что делать с серебром да с золотом?
— Дай-ка, — вздумал он, — начну помогать бедным; пусть за мою душу молятся.
Начал солдат раздавать деньги бедным, и направо дает, и налево дает — а денег у него не только не убывает, а еще прибавляется. Пошла об нем слава по всему царству, по всем людям.
Вот так-то жил солдат лет четырнадцать; на пятнадцатом году не хватило у царя казны; велел он позвать к себе этого солдата. Приходит к нему солдат небритый, немытый, нечесаный, сопли не вытерты, одежа не переменена.
— Здравия желаю, ваше величество!
— Послушай, служивый! Ты, говорят, всем людям добро делаешь; дай мне хоть взаймы денег. У меня на жалованье войскам не хватает. Если дашь, сейчас тебя генералом пожалую.
— Нет, ваше величество, я генералом быть не желаю; а коли хочешь жаловать, отдай за меня одну из своих дочерей, и бери тогда казны, сколько надобно.
Тут король призадумался; и дочерей жалко, и без денег обойтись нельзя.
— Ну, — говорит, — хорошо; прикажи списать с себя портрет, я его дочерям покажу — которая за тебя пойдет?
Солдат повернулся, велел списать с себя портрет — точь-в-точь как он есть, и послал его к царю.
У того царя было три дочери, призвал их отец, показывает солдатский портрет старшей:
— Пойдешь ли за него замуж? Он меня из великой нужды выведет.
Царевна видит, что нарисовано страшилище, волоса всклокочены, ногти не выстрижены, сопли не вытерты!
— Не хочу! — говорит. — Я лучше за черта пойду!
А черт откуда взялся — стоит позади с пером да с бумагой, услыхал это и записал ее душу. Спрашивает отец середнюю дочь:
— Пойдешь за солдата замуж?
— Как же! Я лучше в девках просижу, лучше с чертом повяжуся*, чем за него идти!
Черт записал и другую душу. Спрашивает отец у меньшой дочери; она ему отвечает:
— Видно, судьба моя такова! Иду за него замуж, а там что Бог даст!
Царь обрадовался, послал сказать солдату, чтоб к венцу готовился, и отправил к нему двенадцать подвод за золотом. Солдат потребовал к себе чертенка:
— Вот двенадцать подвод — чтобы сейчас все были золотом насыпаны!
Чертенок побежал в озеро, и пошла у нечистых работа: кто мешок тащит, кто два; живой рукой насыпали воза и отправили к царю во дворец.
Царь поправился и начал звать к себе солдата почитай каждый день, сажал с собою за единый стол, вместе с ним и пил и ел.
Вот, пока готовились они к свадьбе, прошло как раз пятнадцать лет: кончился срок солдатской службы. Зовет он чертенка и говорит:
— Ну, служба моя покончилась: сделай теперь меня молодцом.
Чертенок изрубил его на мелкие части, бросил в котел и давай варить; сварил, вынул и собрал все воедино как следует: косточка в косточку, суставчик в суставчик, жилка в жилку; потом взбрызнул мертвой и живой водою — и солдат встал таким молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
