Совсем маленькая, размером с одеяло, но она летала над растениями и поливала их настоящим дождиком. Паля весело бегала за ней, и тучка даже один раз и её полила теплой водой.
— Тут что-то неправильно, — сказал Гром, задумчиво разглядывая ростки и тучу. — Такие тучки не могут существовать сами по себе. Туча, если бы она появилась, а они редко появляются после такого заклинания, должна была быть очень большой и висеть высоко в небе.
— Ну и что? — спросила Паля. — Зато с ней весело, и она хорошая, и, как я, маленькая. Если бы ты делал это волшебство, у тебя бы появилась большая туча, потому что ты сам большой, а у меня получилась маленькая.
— Да, может быть ты и права, — сказал задумчиво Гром. — Может быть, действительно, у тебя любое волшебство получается по-другому. Я удивлен, потому что вижу такое в первый раз, и мне это не нравится. Что-то не так…
— А мне нравится делать такое волшебство, — сказала Паля. — И ты не бойся, эта тучка совсем не страшная, и она за мной не гоняется, как камни Кнопа.
— Ты права, — сказал Гром. — Эта тучка не опасна, хоть и необычна.
— Хорошо, — он вздохнул и грустно покачал головой. — Зерно у нас уже есть, его нужно только собрать, но это уже совсем просто.
Он сказал, а Паля записала и это заклинание, назвав его: «Когда зерно само идет в мешок». Потом она принесла мешок для зерна из дома и, широко открыв его, произнесла заклинание.
Все растения зашевелились, и из колосков стали вылетать зерна, они собрались все вместе и полетели прямо к мешку.
Мешок сразу стал очень тяжелым и большим, и Пале, чтобы его отнести в дом, пришлось сказать ещё одно заклинание и сделать его легким.
— Вот это самое настоящее волшебство, — сказал Гром. — Мы посадили маленькую горстку зерна, а выросло его столько, что нам понадобился большой мешок. Он ещё раз посмотрел на тучку, которая продолжала летать по двору и нахмурился.
— В первый раз вижу такое, — пробормотал он. — А видел я за свою жизнь много разных чудес. Нам надо попробовать зерно, может быть в нем что-то получилось не так. Он вздохнул и, шаркая ногами, побрел в дом, Паля улыбнулась и, подойдя к тучке, сказала.
— Ты можешь уже уйти, нам больше не надо дождя, а потом я тебя ещё позову, ты мне понравилась, ты хорошая. После её слов тучка стала подниматься вверх, становясь все меньше и меньше, пока совсем не исчезла.
Она пошла на кухню, старичок уже бросил зерно в кастрюлю, зажег огонь, и скоро они уже сидели за столом и если настоящую кашу.
Ещё Гром бросил в кастрюлю много разных цветов и трав, которые он собрал во дворе. Поэтому каша получилась какая-то странная, у неё был запах цветов и вкус цветов, но все равно она была очень вкусной.
Конечно, Паля съела не очень много потому, что её за ногу опять стал щипать домовенок, и ей пришлось большую часть каши отдать ему. Но все равно из-за стола Паля вышла сытая и довольная.
— А что теперь мы будем делать? — спросила она у Грома, тот задумался а потом сказал.
— Пока ничего, ты просто погуляй по лесу, посмотри, что там происходит, а я ещё раз попробую поискать это странное существо, про которое нам рассказали феи и домовые.
— Вот и пойдем искать его вместе, — предложила Паля.
— Нет, — покачал головой старичок. — Я его буду искать при помощи волшебства, а не в лесу, и для этого мне не надо никуда ходить. Нужно просто смотреть в хрустальный шар, а он мне будет показывать все, что произошло странного на этой земле.
— Хитрый какой, — сказала Паля. — Ты будешь заниматься интересным волшебством, а я, значит, должна гулять по лесу. Так, да?
— Да, именно так, — улыбнулся Гром. — Мне для этого волшебства нужно полное сосредоточение, тишина и покой, а с тобой ничего этого не будет, потому что ты все время будешь меня обо всем спрашивать.
Кроме того, это волшебство работает только для одного человека, а если мы будем вдвоем, то ничего получится. Хрустальный шар отзывается на мысли человека, вот представь себе, я буду думать об одном, а ты о другом. Что произойдет?
— Не знаю, — сказала Паля.
— И я не знаю, — сказал старичок. — Но я думаю, что шар окончательно запутается и совсем ничего не будет показывать. Но я обещаю тебе, что научу тебя этому волшебству, когда придет время.
— А когда оно придет?
— Когда ты станешь немного постарше.
— Понятно, — разочарованно протянула Паля. — Это значит через сто лет, когда я стану совсем старой.
— Ну, может быть, чуть пораньше, — улыбнулся Гром. — Может быть, не через сто лет, может быть даже завтра.
— Все равно долго, — вздохнула Паля и пошла в лес. Там было тихо, ветер куда-то спрятался, солнышко светило, а воздух пах травой и цветами.
Она сходила к большим деревьям, постояла возле них, и даже обняла самое старое дерево, но на этот раз ничего не произошло, и она не почувствовала больше себя деревом. Пале стало совсем скучно, она нашла большую поляну с сочной травой, легла на неё и стала смотреть на солнце, пока у неё глаза сами собой не закрылись, и она не заснула.
Проснулась она оттого, что услышала, как рядом кто-то громко сопит. Паля подумала, что это домовенок, и не стала открывать глаза, но потом услышала чей-то тихий знакомый голос.
— Зачем ты здесь лежишь? — спросил голос. — Здесь хорошо, но лежать здесь нельзя.
— Это почему нельзя? — спросила Паля, открыла глаза и увидела циркуса, который лежал рядом. А может и не лежал, циркус он же круглый, как шар, и никогда не ясно, лежит он или стоит.
— А потому нельзя, — сказал циркус, — что в этом лесу много всяких зверей, растений, деревьев, и они все живые. А вдруг они тебя захотят съесть?
— Никто меня не съест, потому что за мной присматривают, — сказала Паля и, повернувшись на бок, погладила циркуса по теплому меху, переливающемуся в свете солнца, разными приятными цветами. — А я тебя искала во сне, когда меня Трог учил летать. Я прилетела на гору, где ты жил, но там тебя не было, ты куда-то ушел.
— Где ты меня искала? Во сне? А что такое сон? — спросил циркус, он подкатился к Пале поближе, и прижался к ней теплым боком.
— Сон, это когда спишь, — сказала Паля, — и видишь разные сны.
— Я не понимаю, что это такое, — сказал циркус. — Ты мне объясни как-нибудь по-другому.
— Ладно, — сказала Паля. — Просто берешь, закрываешь глаза, а потом через какое-то время засыпаешь и видишь сны.
— Так это ты спала, — догадался циркус, — когда я сейчас к тебе пришел.
— Я, может, и сейчас сплю, — сказала Паля. — А ты мне снишься. Но это хороший сон, поэтому никуда не уходи.
— Я и не ухожу, — сказал циркус. — Я просто думаю. Так получается, что когда спишь, то никогда не знаешь, спишь ты, или нет?
— Ага, — согласилась Паля. — Бывают такие сны, когда ты думаешь, что не спишь, а бывает наоборот, ты думаешь, что спишь, а на самом деле не спишь.
— Совсем стало все не понятно, — сказал циркус. — Ты как-то плохо объясняешь.
— А ты что совсем не спишь, раз тебе все так не понятно? — удивилась Паля.
— Не сплю, — сказал циркус. — А, может, сплю, но не знаю, что сплю.
— Ну, я тогда не знаю, как тебе это объяснить, — сказала Паля. — Бывает, бегаешь по всему замку, тебе весело и хорошо, а потом заберешься на колени к маме, закрываешь глаза, а когда открываешь, то оказывается, что ты уже лежишь в кровати.
И уже другой день, и солнце светит, а ты и не помнишь, как ты оказалась в кровати, и почему ты лежишь уже без одежды, а домовенок ходит рядом и громко ругается оттого, что ты все ещё спишь, а ему скучно…
— Не понятно, — повторил циркус. — А у меня и мамы нет, и домовенка, так я, наверно, и не узнаю никогда, что такое спать и видеть сны.
— Почему ты думаешь, что у тебя мамы нет? — удивилась Паля. — Мамы есть у всех.
— А у меня нет, — вздохнул циркус. — И никогда не было, но я тебе уже это говорил, просто ты забыла. А у тебя есть мама, только она какая-то сердитая, чуть меня не обидела в прошлый раз, когда мы с тобой по замку злого волшебника ходили.
— Она не нарочно, — сказала Паля. — Просто она за меня боялась. Она про тебя подумала, что ты мне плохо хочешь сделать, поэтому чуть тебе плохое волшебство не сделала. А так она добрая и хорошая…
— Ну, не знаю, — сказал циркус. — Она мне не показалась очень доброй, а совсем даже наоборот.
— Если бы у тебя тоже была мама, — сказала Паля. — Она бы тоже, наверно, мне не показалась доброй, если бы подумала про меня, что я тебя хочу обидеть. Мамы, они всегда такие, они своих детей от всех защищают.
— Ну, про мам я уже понял, — сказал циркус. — Только меня никто не защищает, мне это не надо…
— А зачем тебя защищать, если на тебя никто и не нападает? — спросила Паля. — А потом ты все врешь, я тогда тебя от своей мамы защитила, а ты уже и забыл.
— Да? — оживился циркус. — Но, если ты меня защищаешь, значит, получается, что ты — моя мама?
