И точно, в ту же секунду тридцать два прозрачных алмаза чистейшей воды засверкали в его ехидно улыбающемся рту. Посмотревшись в маленькое бронзовое зеркальце, которое этот франтоватый старик, оказывается, хранил у себя за поясом, Омар Юсуф, остался очень доволен.
Только три обстоятельства несколько омрачили его торжество. Во-первых, Хоттабыч не высказал никаких признаков зависти. Во-вторых, его бриллиантовые зубы сверкали, только если на них падал свет. Если же свет на них не падал, то рот производил впечатление беззубого. В-третьих, бриллиантовые зубы в первую же минуту до крови расцарапали ему язык и губы. В глубине души он даже пожалел о том, что так пожадничал, но не подал виду, чтобы не уронить своего достоинства.
— Нет, нет! — хихикнул он, заметив, что Волька собирается покинуть каюту. — Тебе не удастся покинуть помещение до самого заката. Я тебя прекрасно понимаю: ты хочешь скрыться, чтобы избегнуть заслуженной гибели. Я не намерен рыскать потом по всему судну в поисках тебя.
— Пожалуйста, — сказал Волька, — я могу остаться в каюте сколько вам угодно. Это даже будет лучше. А то разыскивай вас по всему ледоколу, когда солнце не закатится! Сколько мне, по-вашему, придётся ждать?
— Не больше девяти часов, о юный бахвал, — ответил Омар Юсуф, отвесив издевательский поклон, щёлкнул большим и указательным пальцами левой руки, и на столике, стоявшем под самым иллюминатором, возникли громоздкие водяные часы. — Не успеет вода дойти до этого вот деления, — добавил он, постучав кривым коричневым ногтем по стенке часов, как солнце зайдёт, и это будет часом твоей смерти.
— Хорошо, — сказал Волька, — я подожду.
— И мы подождём, — сказали Женя и Хоттабыч.
Восемь часов прошли почти незаметно, так как Женя не смог отказать себе в удовольствии и предложил самоуверенному Омару Юсуфу научиться играть в шашки, вернее — в весёлую и хитрую игру поддавки.
— Только я тебя всё равно обыграю, — предупредил его Омар Юсуф.
Женя обыграл сварливого старика несметное число раз. Омар Юсуф страшно злился, пробовал мошенничать, но его каждый раз хором изобличали, и он начинал новую партию, которая так же печально для него заканчивалась.
— Ну, вот и прошло уже назначенное время, Омар Хоттабович, — сказал наконец Волька.
— Не может быть! — отозвался, отрываясь от игры, Омар Юсуф.
Бросив взгляд на водяные часы, он изменился в лице, взволнованно вскочил с койки, на которой сражался с Женей в шашки, подбежал к иллюминатору, высунул из него голову наружу и застонал от ужаса и бессильной злобы: солнце, как и восемь часов назад, высоко стояло над горизонтом.
Тогда он повернулся к Вольке и скучным голосом произнёс:
— Я наверно, ошибся немного в своих расчётах. Подождём ещё часочка два.
— Хоть три! — отвечал Волька. — Только это тебе всё равно не поможет. Как я сказал, так и будет. Солнце не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
Через четыре с половиной часа Омар Юсуф в двадцатый раз выглянул в иллюминатор, в двадцатый раз убедился, что солнце и не думает уходить за горизонт, побледнел, задрожал трусливой дрожью и тяжело бухнулся на колени.
— Пощади меня, о могучий отрок! — воскликнул он жалобным голосом. — Не гневайся на меня, недостойного твоего слугу, ибо, крича на тебя, я не знал, что ты сильнее меня!
— А если я слабее, тогда можно на меня кричать? — спросил Волька.
— Конечно, можно, — убеждённо ответил Омар Юсуф, и всем стало противно.
— Ну и братец же у тебя! — шепнул Женя на ухо Хоттабычу. — Ты меня, пожалуйста, извини, но он пренеприятный, завистливый и злобный старикашка.
— Да, — печально отозвался Хоттабыч, — братец у меня не сахар.
— Да встаньте вы, наконец! — брезгливо обратился Волька к Омару Юсуфу, продолжавшему стоять на коленях и всё порывавшемуся поцеловать Волькину руку.
— Каковы будут твои приказания, о мой юный, но могучий господин? — угодливо спросил Омар Юсуф, потирая свои мягкие ладони и поднимаясь на ноги.
— Пока что только одно: не смей без моего разрешения покидать ни на секунду эту каюту.
— С огромным наслаждением, о мудрейший и могущественнейший из отроков! — льстиво ответил Омар Юсуф, со страхом и благоговением глядя на Вольку.
Как Волька сказал, так и было. Ни в тот день, ни на другой день, ни на третий солнце не скрывалось за горизонт. Придравшись к какому-то мелкому проступку Омара Юсуфа, Волька продлил круглосуточное пребывание дневного светила на небе вплоть до особого распоряжения. Только узнав от Степана Тимофеевича, что «Ладога» наконец вступила в широты, где день на короткое, правда, время, но всё же уступит место ночи, Волька сообщил об этом Омару Юсуфу, как об особой его милости к недостойному и сварливому джинну.
Омар Юсуф вёл себя тише воды, ниже травы, ни разу и ни на минуту не покинул каюту и покорно влез в медный сосуд, когда «Ладога» под звуки оркестра и крики «ура» пришвартовалась, наконец к той самой пристани Архангельского порта, от которой она отчалила ровно тридцать дней назад.
Конечно, Омару Юсуфу безумно не хотелось возвращаться даже на время в медный сосуд, где он провёл в одиночестве столько безрадостных веков. Но Волька торжественно обещал выпустить его, как только они вернутся домой.
Не скроем: у Вольки, покидавшего с медным сосудом под мышкой гостеприимную «Ладогу», было очень большое искушение швырнуть его в воду. Но, не давши слова — крепись, а давши — держись. И Волька сошёл на пристань, подавив в себе минутное искушение…
Если никто на «Ладоге» ни разу не заинтересовался, по какому праву Хоттабыч и его друзья участвуют в экспедиции, то ясно, что Хоттабычу не стоило никакого труда проделать примерно такую же комбинацию и с родителями и знакомыми наших героев.
Во всяком случае, и родители и знакомые восприняли как должное факт отъезда ребят в Арктику, совершенно не задаваясь вопросом, какими таинственными путями они устроились на «Ладогу».
Отлично пообедав, ребята долго рассказывали своим близким, почти не привирая, о различных своих приключениях в Арктике, но благоразумно не упоминали о Хоттабыче. Только Женя, увлёкшись, чуть не проболтался. Описывая вечера самодеятельности, происходившие в кают-компании во время туманов, он сболтнул:
— А тут, понимаешь, вылезает вперёд Хоттабыч и говорит…
— Что за странное такое имя — «Хоттабыч?» — удивилась Татьяна Ивановна.
— Это тебе, мама, показалось. Я не говорил «Хоттабыч», а сказал «Потапыч». Это нашего боцмана так звали, — не растерялся Женя, хотя и очень покраснел.
Впрочем, на последнее обстоятельство никто не обратил никакого внимания. Все с завистью смотрели на Женю, который ежедневно и запросто встречался с настоящим, живым боцманом.
Зато у Вольки едва не произошло несчастье с медным сосудом. Он сидел в столовой на диване, с большим знанием дела объяснял родителям разницу между ледоколом и ледокольным пароходом и не заметил, как из комнаты исчезла бабушка. Она пропадала минут пять и вернулась, держа в руках… сосуд с Омаром Юсуфом.
— Это что такое? — с любопытством осведомился Алексей Алексеевич. — Откуда ты это мама, достала?
— Представь себе, Алёша, у Воленьки в чемодане. Я стала разбирать вещи, вижу — лежит вполне приличный кувшин. Пригодится для наливок. Его только почистить надо, уж больно он позеленел.
— Это совсем не для наливок! — побледнел Волька и выхватил сосуд из бабушкиных рук. — Это меня просил помощник капитана передать его знакомому. Я обещал сегодня же снести.
— Очень занятный сосуд! — одобрительно отозвался Алексей Алексеевич, большой любитель старинных предметов. — Дай-ка, Воля, посмотреть. Эге, да он, оказывается, со свинцовой крышкой! Интересно, очень интересно.
Он попытался открыть сосуд, но Волька ухватился за кувшин обеими руками и залепетал:
— Его нельзя открывать!.. Он даже вовсе не открывается… Он совсем, совсем пустой… Я обещал помощнику капитана не открывать… чтобы винтовая нарезка не испортилась…
— Скажите, пожалуйста, как он разволновался! Ладно, бери эту посудину на здоровье, — сказал Алексей Алексеевич, возвращая сыну сосуд.
Волька в изнеможении уселся на диван, крепко прижимая к себе страшный сосуд. Но разговор уже больше не клеился, и вскоре Костыльков-младший встал со своего места и, сказав как можно непринуждённей, что он пойдёт отдавать кувшин, почти бегом покинул комнату.
— Только смотри, не задерживайся долго! — крикнула ему вдогонку мать, но его уже и след простыл.
LXI. К ЧЕМУ ПРИВОДЯТ ИНОГДА УСПЕХИ ОПТИКИ
На берегу Вольку давно уже ждали Женя и Хоттабыч. Кругом было тихо. Необъятное ночное небо простиралось над головами наших друзей. Полная луна лила с высоты неживой, голубоватый свет.
