Уильям Николсон - Последнее пророчество

– Дайте ей что-нибудь выпить! Она дрожит!

– Ах, моя детка, ах, моя сладкая, ах, моя крошка! Все кончено, все кончено!

– Раны не глубокие, – сказала Кестрель. – Посмотри, кровь уже остановилась.

– Но ее прекрасное, нежное лицо… ах-ах-ах…

Аира Хаз налила Сирей молока и поднесла кружку к губам девушки. Принцесса глотнула немного.

– Вы очень храбрая девушка, – сказала Аира.

Сирей дрожала. Подул холодный ветер. По всему лагерю люди скатывали одеяла и готовились двигаться вперед. За повозкой Креот доил коров. Возница запрягал лошадей.

– Принесите одеяло, – сказала Кестрель.

Они укутали трепещущее тело Сирей потеплее. Ланки собралась промокнуть порезы на щеках, но Йодилла оттолкнула ее руку.

– Дай мне зеркало, Ланки. Я хочу видеть.

– Нет, детка, нет. Не надо.

– Дай мне зеркало.

Сирей было трудно говорить. Она сморщилась от боли. Ланки увидела это и горестно всплеснула руками.

У путников не нашлось зеркала. Кестрель налила воды в миску, и, когда поверхность успокоилась, Сирей наклонилась над водой и посмотрела на свое отражение. Принцесса внимательно вглядывалась в две диагональные линии, которые пересекали щеки от скул до челюстей, полностью изменяя лицо. Исчезла вся мягкость, вся нежность. Сирей стала выглядеть старше, суровее, неистовее. Кровь запеклась двумя неправильными темно-красными полосами, выделявшимися на холодной бледной коже.

– Мне очень жаль, – сказала Кестрель.

– Тут не о чем жалеть, – спокойно ответила Сирей. – Теперь я стану собой.

Кесс подавила рыдание. Спокойное мужество Сирей тронуло ее больше, чем вопли и рыдания Ланки. Она видела, что брат смотрит на них, и знала, что он чувствует то же самое.

– Теперь я могу остаться с вами?

– Конечно. Ты можешь ехать в повозке.

– Нет, я пойду пешком, как все. Нам ведь далеко идти?

– Да, очень далеко.

– Я рада. – Сирей обернулась и увидела Бомена. Она легким жестом показала на изуродованные щеки. – Теперь ты не должен любить меня. Ты не обязан даже со мной разговаривать. Хотя я бы хотела иногда беседовать с тобой.

– Я буду рад, – отвечал Бомен.

Сирей попыталась улыбнуться, но раненые щеки болели, и принцесса лишь чуть-чуть приподняла уголки губ.

– Я теперь не могу даже улыбаться. – В тоне Йодиллы не было жалости к себе, словно то, что случилось, совсем мало значило для нее. – Как странно иногда все складывается.

Странники приготовились выступать, запрягли повозку, припасли дрова. Бледное солнце появилось над холмами на востоке, в воздухе закружился снежный вихрь. Анно Хаз собрал всех и попросил жену сказать что-нибудь перед тем, как они отправятся в путь.

– Разве я могу сказать что-то новое? – Аира Хаз вгляделась в знакомые лица – в глазах людей застыли страхи и надежды.

– У нас очень мало времени. Путешествие будет тяжелым. Но наша родина ждет. Там мы будем в безопасности.

Аира остановилась, вспомнив свой сон. Ей самой не суждено попасть туда. Эти замечательные люди, ее люди, пойдут туда без нее. Женщина не говорила им, что сила медленно и верно покидает ее.

«Мой дар – это моя болезнь. Предсказания убьют меня».

– Самое главное, – она протянула руки, словно хотела обнять их всех, – что мы вместе, что мы любим друг друга. Мы – племя мантхов. Давайте произнесем нашу клятву.

Анно Хаз, понимая, чего хочет жена, взял ее за левую руку, а сам потянулся к Бомену. Кестрель взяла мать за другую руку. Пинто схватила Бомена и позвала Мампо. Кесс протянула ладонь Сирей, и принцесса встала в общий круг. Йодилла привела с собой Ланки, рядом с Ланки встал Креот. Возле Мампо стояла госпожа Холиш, а около нее – коротышка Скуч, семья Мимилитов и ректор Пиллиш. Они соединили руки, все тридцать два человека, и Аира начала произносить слова старой клятвы. Из глаз Сирей, которая никогда раньше не слышала этих слов, полились слезы. Принцесса держалась, когда лезвие оставляло раны на ее нежной коже, она не оплакивала даже потерю своей красоты. А сейчас слезы свободно текли из глаз – Сирей казалось, что слова клятвы исходят прямо из ее собственного сердца и говорят о любви, которой принцесса еще не знала.

– Сегодня начинается наш путь. Где будешь ты, там буду и я. Где ты останешься, там останусь и я. Когда ты будешь спать, я буду спать рядом. Когда ты проснешься, я проснусь вместе с тобой. Я проведу свои дни, слыша твой голос, а ночью я буду от тебя не дальше вытянутой руки. И никто не встанет между нами.

Так, связав себя клятвой, странники плотнее запахнули одежды и тронулись в путь. Освещенные лучами восходящего солнца, шли они на север. Падал снег, несильный, но ровный. Тяжелые хлопья обжигали лица, снежные вихри кружили по каменистой земле. То был первый снегопад наступающей зимы.