— Хорошо, — согласилась Елочка.
— Начнем хоть с юга, как раз в этом направлении есть дорожка…
Скоро им повстречался навозный жук, кативший задними лапками ком навоза.
— О, вот это существо веселое. — приободрилась Чарус. — Здравствуй, Копр.
— Здравствуй, коль не шутишь, — ответил Копр и, отряхнувшись, сел отдохнуть. — Далеко ли путь держите?
— Ищем Егора, маленького летчика. Не видел ли ты его вертолет?
Копр прошептал про себя новое имя, долго думал, приставив лапку к своему черному лбу, и наконец ответил:
— Нет, не видел. Вон за тем кустом работает Форус, жук-могильщик, спроси у него.
— Ничего не знаю, — угрюмо ответил Форус на вопрос о Егоре. — Да и кто мне скажет? Те, с кем я имею дело, умерли, а мертвые не разговаривают и не пристают с вопросами.
И Форус, расправив блестящие крылья, с громким жужжанием полетел на городское кладбище.
— Что же нам делать? — спросила Елочка.
— Поехали теперь на юго-запад, по ходу часовой стрелки, то есть вправо, как поступают моряки. Так… А вот и ящерица Лакерта. Она всегда присматривается и прислушивается ко всему и может знать…
— Увы! — вздохнула Лакерта. — И я ничего не знаю. Ступайте вон к той горе, там живет лиса Вульпекула. Она такая умная, что, наверное, поможет вам.
— Ага, это значит на западе? По пути, — обрадовалась Чарус, вильнула хвостом, поблагодарила Лакерту и помчалась к горе.
Лисью нору они отыскали, по отвратительному запаху. Из нее выглянула хитрая острая мордочка. Глаза лисы заблестели. Увидев Чарус и Елочку, она невольно облизнулась.
— Не устали ли вы, дорогие гости? — сладким голосом пропела она, выползая наружу. — Я очень гостеприимная и с удовольствием уступлю вам свое жилище. Я недавно закончила ремонт квартиры, натаскала мягкой подстилки… Заходите!
— Чтобы ты нас съела? — насмешливо спросила Чарус.
— Ой, какие вы страшные слова говорите! — с притворным ужасом вскричала Вульпекула. — Я, кроме мух, теперь ничего не ем. Да и то двух штучек мне хватает на весь день.
— Ха-ха-ха, — засмеялась Чарус. — Ты только слушай, Елочка, она такое наговорит…
— Мы не будем заходить к вам, — отказалась Елочка. — Не знаете ли вы, где находится сейчас маленький летчик Егор?
— Егор? — взвизгнула Вульпекула. — Как же, знаю, знаю… Проходите в гостиную, я тотчас же объясню вам…
— Не верьте ей, она вас съест! — раздался из норы приглушенный крик попавшего в плен кролика.
Белая мышь отпрянула и помчалась прочь от жилища разбойницы. Елочка крепче обхватила Чарус ногами, а обеими руками держалась за ее шею, чтобы не упасть.
Только добежав до небольшого леса, видневшегося на северо-западе, Чарус перевела дух. Над их головами пролетел воробей и, чирикнув, сел на ближайшее дерево.
— Эй, Пассер, не видел ли ты вертолет летчика Егора? — крикнула Чарус.
Пассер был образованной птицей. Он увлекался поэзией, сочинял недурные стихи, но славился удивительной рассеянностью. Лишь после того, как Чарус и Елочка хором повторили свой вопрос, Пассер заметил их, промыл горлышко росинкой с ближайшего листа и ответил звучными стихами:
Пир-р, пир-р, пир-р…
Облетел я целый мир-р-р,
Чик-чирик, чур-р-р, чур-р-р,
Видел множество фигур-р-р…
Но Егор-р-ра не видал,
О Егор-р-ре не слыхал.
Я сижу на дер-р-реве…
Пассер запнулся, мечтательно закрыл глаза и, щелкая клювиком, принялся подбирать трудную рифму к слову «дереве».
— Ох-ха-ха! Ух-хи-хи! — затрещала сорока, прячась в ветвях. — Вам придется ожидать неделю, пока он продолжит.
— А, Пика! — приветливо кивнула Чарус. — Может, ты нам скажешь, куда улетел Егор?
— Так-так-так, конечно, безусловно непременно! — затрещала сорока Пика. — Видите: я делаю себе несколько гнезд. В одном буду жить, а другие ложные. Да-да-да! Только это под большим секретом. Ник-кому, ник-кому, ник-кому! Ни слова! — трещала она на весь лес.
— Но где Егор? — прервала ее Елочка.
— Все скажу, все скажу, — запрыгала Пика с ветки на ветку. — Вы слышали: Дятел женится на Синице! Но у нее нет ничего, кроме красивых платьев, это известно всем! Это знают все!! Я думаю, что лучше сороки нет птицы на свете. Я бы не прочь стать женой, но никогда не сознаюсь первая. Пусть Дятел сделает мне предложение, я немедленно соглашусь!
— Да где Егор? — рассердилась Чарус.
— Кто? Егор? Таких женихов у меня нет… Ищите сами! Ищите сами!
— Пошли, — опечалилась Чарус. — От этой сплетницы никому нет пользы.
На северной окраине леска Елочка увидела дрозда Турдуса, свивающего себе гнездо. Оно было такое неряшливое и некрасивое, что Елочка невольно усмехнулась:
— Смотри, Чарус, какая безобразная корзина.
Турдус услышал и обиделся.
— Я забочусь только о том, чтобы стать умным, — возразил он. — Я философ! Мне все равно, в каких условиях я буду жить. Лишь бы я был умнее всех птиц. Я живу тогда, когда думаю, а думать можно где угодно, даже и в этой, как ты ее называешь, «корзине». Было бы чем думать! Так-то… — и он постучал концом правого крыла по своему лбу.
Елочка досадливо отмахнулась, и Чарус побежала дальше. Она перескакивала через камни, взбиралась на холмы и снова сбегала в долины, не обращая внимания на усталость, думая только о том, где сейчас Егор.
На северо-востоке Чарус первая увидела белого скорпиона, гревшегося на солнце, и направилась к нему.
— Нет, — покачал головой скорпион, — здесь не пролетал ни один вертолет — я отвечаю за свои слова. Вот что, друзья, послушайтесь моего совета и следуйте на восток. Там живут муравьи, которые знают все на свете. И дорога приятная: кругом песок и солнце. Правда, далеко, но это преодолимо для вас.
К полудню они остановились у края жаркой пустыни. Раскаленный песок жег ноги. Было душно, словно в кочегарке старинного парохода. Лужайки с сочной травой, кустарники и деревья, дарившие спасительную тень, остались позади.
Ни одно живое существо не рисковало появиться в пустыне. Даже коренные местные жители прятались сейчас в норах.
Вокруг тишина, нарушаемая только шуршанием песка и прерывистым дыханием Чарус. Белой мыши досталось сегодня.
Друзья устроили привал.
— У меня не хватит силы для перехода через пустыню, — призналась Чарус.
— Я пойду пешком, рядом с тобой, — сказала Елочка, — и тебе будет легче.
Чарус посмотрела на ее забинтованную ногу, с сомнением покачала головой.
Откуда-то сверху донеслась песня, распеваемая тонкими голосами:
Пусть ветер несет нас в полете,
Чем выше, тем лучше для нас,
Ведь храброе сердце пилота
Не дрогнет в опасности час!
В легких струях ветра, вися под длинными и узкими куполами серебристых парашютов, сотканных из прочных паутинок, неслись пауки-пилоты.
Вся эта компания шумно приземлилась неподалеку. Освободившись от парашютов, паучки наперегонки помчались к белому камню, из-под которого зеркальной лентой выбегал прохладный родник.
Утолив жажду, они подошли к Чарус и Елочке и поздоровались.
— Скажите, пожалуйста, кто вы такие? — спросила Елочка у самого старшего пилота.
— Мы аэронавты из отряда Ликос! — гордо пропищал командир, надевая парашют. — Мы пролетели уже двести километров, и еще осталось не меньше. А кто вы?
— Мы ищем маленького летчика Егора, — пояснила Чарус. — Весьма желательно перебраться через эту пустыню, да вот Елочка и я, мы обе устали… Не могли бы вы ей помочь, она ведь такая маленькая… А я налегке и сама справлюсь.
Паучки оживились.
— Мы с удовольствием поможем в поисках летчика, нашего уважаемого коллеги, — сказал командир, обходя Елочку и осматривая ее со всех сторон. — Но она вовсе не маленькая… Если бы ее можно было уменьшить раз в сорок или разобрать и доставить по частям, было бы проще.
— Но я совсем не могу разбираться на части, — огорчилась Елочка.
— Жаль, очень жаль, — сказал командир и стал серьезным.
Паучки собрались на совет к своему командиру, чертили что-то на земле, размахивая лапками, и громко спорили, то есть вели себя, как и все летчики в мире.
Потом командир вышел вперед, встал на голову и выпустил из брюшка тонкую паутинку. Она вытянулась сперва вверх, а потом в сторону пустыни.
— Прекрасно, — удовлетворенно сказал он, снова опускаясь на ноги и подходя к Чарус. — Ветер попутный, я сейчас определил его направление. Но для Елочки нужен большой парашют, мы уже все рассчитали. Придется вам подождать.
Он подал команду, паучки разбежались и заняли камешки и бугорки. По следующему сигналу они встали на головы и, сделав стойки, задрали брюшки к небу, выпуская из себя еле видные паутинные нити.
