Ни словом не осудила жена того, кто столько долгих лет держал ее у себя насильно. Только сбросила с себя одежду и прижала к груди тюленью шкурку. Потом сказала детям: «Прощайте!» — и пошла к морю, туда, где играли на волнах белые барашки. А там она надела свою золотисто-коричневую шкурку и бросилась в воду.
Только раз она оглянулась на домик, где хоть и жила против воли, но все же познала маленькое счастье. Шумел прибой, на сушу катились волны Атлантического океана, и пена их окаймляла берег. За этой пенной каймой стояли несчастные дети рыбака. Дочь морского короля видела их, но зов моря громче звучал у нее в душе, чем плач ее детей, рожденных на земле. И она плыла все дальше и дальше и пела от радости и счастья.
Когда Родрик Мак-Кодрам вернулся домой с рыбной ловли, он увидел, что входная дверь распахнута настежь, а дом опустел. Не встретила хозяина заботливая жена, не приветствовало его веселое пламя торфа в очаге. Страх обуял Родрика, и он протянул руку к притолоке. Но тюленьей шкурки там уже не было, и рыбак понял, что его красавица жена вернулась в море. Тяжко стало ему, когда дети со слезами рассказали, как мать только молвила им: «Прощайте!» — и покинула их.
— Черен был тот час, когда шел я к своей лодке и заяц перебежал мне дорогу! — сокрушался Родрик. — И ветер тогда был сильный, и рыба ловилась плохо, а теперь обрушилось на меня великое горе…
Он так и не смог забыть свою красавицу жену и тосковал по ней до конца жизни. А дети его помнили, что их матерью была женщина-тюлень. Поэтому ни сыновья Родрика Мак-Кодрама, ни внуки его никогда не охотились на тюленей. И потомков их стали называть Мак-Кодрамы Тюленьи.
Жил-был мальчишка по имени Крошка-Малышка. И была у него корова по имени Рогатая-Бодатая.
Вот однажды утром Крошка-Малышка пошел доить Рогатую-Бодатую и говорит ей:
Стой, коровка, мой дружок,
Стой, моя Рогатая,
Подарю тебе рожок,
Ты моя Бодатая.
Он, конечно, имел в виду «пирожок», сами понимаете. Но корова не хотела пирожка и не стояла смирно.
— Фу-ты ну-ты! — рассердился Крошка-Малышка и говорит ей опять:
Стой, коровка, моя Рогатая.
Дай молочка, моя Бодатая.
Будь умная, послушная,
Дам тебе пампушку я.
Но корова не захотела стоять смирно.
Что было делать Крошке-бедняжке
С такой Рогатой, с такой Бодатой?
Пошел Крошка-Малышка домой к маме. — Мама, мама! Не хочет Рогатая-Бодатая стоять смирно, не может Крошка-Малышка подоить ее!
— Фу-ты ну-ты! — говорит мама. — Сломай хворостину, побей непослушную скотину.
Пошел Крошка-Малышка к дереву за хворостиной и говорит ей:
Дай мне хворостину,
А я тебе дам холстину!
Но дерево не хотело холстины и не дало мальчику хворостины.
Пошел Крошка-Малышка опять домой к маме.
— Мама, мама! Не дает дерево хворостины, не хочет Рогатая-Бодатая стоять смирно, не может Крошка-Малышка ее подоить!
— Фу-ты ну-ты! — говорит мама. — Пойди к мяснику, пусть зарежет корову.
Пошел Крошка-Малышка к мяснику и говорит ему:
Наша Бодатая-Рогатая молочка нам не дает,
Пусть мясник нашу Рогатую-Бодатую убьет!
Но мясник не захотел убивать корову без серебряного пенни. И Крошка-Малышка опять пошел домой к маме.
— Мама, мама! Не хочет мясник убивать корову без серебряного пенни, не дает дерево хворостины, не хочет Рогатая-Бодатая стоять смирно, не может Крошка-Малышка ее подоить.
— Ай, ай, ай, — говорит мама. — Пойди к нашей Рогатой, к нашей Бодатой и скажи ей, что маленькая девочка с голубыми глазками горько-горько плачет по чашке молока.
Вот пошел Крошка-Малышка опять к Рогатой-Бодатой и сказал ей, что маленькая девочка с голубыми глазками горько-горько плачет по чашке молока.
И корова тут же стала смирно и позволила мальчику себя подоить.
И маленькая девочка с голубыми глазками перестала плакать.
И все обошлось как нельзя лучше.
Что не к худшему, то всегда к лучшему.
Серебряная дудочка Маккримонса
Эйн Ог Маккримонс сидел на холме возле своего дома в Берререге, что на западе острова Скай. Сидел, сидел да так тяжко вздохнул, что трава полегла у его ног. Уже назначили день, когда в замке Данвеган состоится состязание волынщиков, где выберут лучшего из лучших, чтобы объявить его наследным волынщиком Маклеода из рода Маклеод.
Эйн тоже играл на волынке, да только не очень хорошо, и даже мечтать не мог, чтобы участвовать в состязании. Потому-то он и вздохнул. Его вздох услышала фея и пожалела Эйна Ог Маккримонса.
Она подлетела к нему и спросила, отчего он так печален. А когда он рассказал отчего, она молвила:
— Я слышала, как ты играешь, и нахожу, что совсем недурно. К тому же ты красив и нравишься мне. Я хочу тебе помочь.
Эйн прекрасно знал, что феям ничего не стоит превратить прозрачную воду источника в лучшее вино, или выткать из паутины пушистый шотландский плед, или заставить простую тростниковую дудочку исполнить нежную колыбельную.
Словом, Эйн понял, что настала решающая минута в его жизни.
Он с чувством поблагодарил фею; оставалось только ждать, что дальше будет. Фея протянула ему серебряную дудочку с круглыми дырками для пальцев.
— Вот, возьми, — сказала она Эйну. — Вставь ее в свою волынку, и, стоит тебе прикоснуться к ней пальцами, она послушно исполнит сладчайшую музыку. И твоим сыновьям она будет повиноваться, как тебе, и сыновьям твоих сыновей, и их сыновьям, и так всем продолжателям рода Маккримонсов. Только помни: к этой серебряной дудочке вы должны относиться бережно и с любовью, потому что она не простая, а волшебная. Если случится, что кто-нибудь из Маккримонсов обидит или оскорбит ее чем-нибудь, ваш род навсегда потеряет свой музыкальный дар. Эйн Ог взял волшебную дудочку и поспешил в Данвеган.
Там уже собрались все знаменитые волынщики горной Шотландии. Они один за другим исполняли на своих волынках те же мелодии, что играли их отцы и деды. И каждый новый волынщик, казалось, играет еще с большим мастерством, чем предыдущий.
Когда подошла очередь Эйна Ога, он вставил волшебную дудочку в свою волынку и заиграл.
Все слушали затаив дыхание. Никогда еще им не приходилось слушать такого волынщика.
И волынка была волшебная, и музыка лилась волшебная.
Сомнений не оставалось — вот кто достоин быть наследным волынщиком Маклеода из рода Маклеод.
Так все решили, и все так и вышло.
Судьи все, как один, заявили, что еще никогда не случалось им слушать такого волшебного музыканта.
С того дня Маккримонсы с острова Скай, поколение за поколением, оставались знаменитыми волынщиками и композиторами. Они основали в родном Борререге школу волынщиков, в которую стекались ученики со всех концов Шотландии и Ирландии.
Курс обучения в этой школе был не маленький: семь лет, чтобы стать просто волынщиком. Прослыть же хорошим волынщиком мог только тот, у кого в роду уже сменилось семь поколений волынщиков.
Прошли века, а Маккримонсы так и оставались волынщиками у Маклеодов, пока не настал день, который оказался роковым в их славной истории.
Глава рода Маклеод возвращался с соседнего острова Расей домой. Место волынщика было на носу его галеры, и занимал его один из Маккримонсов.
День выдался ветреный, и на море была сильная качка. Легкое судно так и швыряло вверх и вниз, вверх и вниз на вспененных волнах.
— Сыграй нам, Маккримонс, чтобы поднять наш дух, — попросил Маклеод.
Маккримонс прикоснулся пальцами к серебряной дудочке. Однако сильная качка мешала ему играть, пальцы то и дело соскальзывали, когда галеру бросало туда и сюда. Буря разыгралась нешуточная. Накатившая волна обдала Маккримонса с ног до головы, брызги затуманили ему глаза, и он невольно взял несколько фальшивых нот.
Ещё ни один волынщик из рода Маккримонсов не брал фальшивых нот на волшебной волынке.
И вот этот несчастный бросил в сердцах свою волынку, позабыв совсем о наказе доброй феи, подарившей серебряную дудочку Эйн Огу, хотя отец не раз рассказывал ему эту историю.
— Ах эта жалкая дудка! — воскликнул он в злую минуту. — Разве можно выжать из нее хоть одну правильную ноту!
Не успел он сказать это, как уже пожалел о своих словах. Про себя-то он знал, что они несправедливы.
