Пришельцы никак не могли понять, зачем было выстроено такое огромное здание. Они невольно поёживались именно от необъятности размеров. Они, конечно, читали в детстве сказки, и первое, что им пришло в голову, был вопрос:
– Может, здесь обитал людоед?
С помощью рабов менвиты раскрыли одну из книг Гуррикапа, думая: вот она-то прояснит им что-нибудь.
Но как старательно ни листали чужестранцы её страницы, они ничего не видели, кроме чистой бумаги, текст с листов исчез. Откуда было догадаться менвитам, что так сделал добрый волшебник: при приближении врагов книги не показывали, что в них написано. Менвиты быстро потеряли к ним интерес.
Рассматривая комнаты, мебель, всякую домашнюю утварь, Кау-Рук удивлялся:
– Неужели на Беллиоре живут такие гиганты?
Он даже попробовал усесться в кресле Гуррикапа.
Арзаки, встав на плечи друг другу, образовали живую лестницу, по которой штурман и забрался в кресло. Рядом с твёрдой как кремень спинкой кресла он почувствовал себя так же неуютно, как по соседству с огромным каменным изваянием какого-нибудь животного. Таких изваяний на Рамерии было много – то сохранились следы древней культуры арзаков.
– Подумать только, – сказал штурман глядевшим на него лётчикам. – Если даже некоторые земляне обладают таким гигантским ростом, что свободно умещаются в этом кресле, тогда мы, менвиты, сущие карлики перед ними.
Неожиданно Кау-Руку сделалось смешно.
«Вот обрадую Баан-Ну, – подумал он, – сюда бы ещё привидение, в придачу к замку». Но, представив небольшие домики, которые он видел на демонстрационных экранах звездолёта, штурман разочарованно молвил про себя:
– Не очень-то испугаешь генерала развалинами замка.
Отряд лётчиков-разведчиков отправился дальше. Находясь под впечатлением увиденного, они приуныли.
Вновь они пришли в хорошее расположение духа, когда из сумрачного леса вышли на чудесную поляну, потом ещё одну и ещё.
Кругом расстилались зелёные лужайки с россыпями крупных розовых, белых и голубых цветов (вроде крупных колокольчиков). В воздухе порхали крохотные птицы, чуть побольше шмеля, поражая необычно ярким оперением. Они гонялись за насекомыми.
Мохнатые шмели, которые летали тут же, не меньше привлекали ярким контрастом жёлтой и коричневой красок. Они пели свою бесконечную монотонную шмелиную песню.
Красногрудые и золотисто-зелёные попугаи кричали гортанными голосами, возвещая рассвет. Они смотрели на людей так, будто всё понимают. Если бы менвиты умели разгадывать, их изумлению не было бы границ, потому что попугаи действительно разговаривали.
– Просыпайтесь, просыпайтесь, как прекрасно утро! – говорили одни.
– Что я вижу, что за люди? – недоумевали другие.
В прозрачных ручьях носились стайки быстрых серебристых рыб.
– Если вся Беллиора такая же, как мы увидели, – она прекрасна! – восторгались инопланетяне.
Приземлившись в ночную пору в окрестностях пустынного замка, где на десятки миль вокруг не было человеческого жилья, Пришельцы чувствовали себя в полной безопасности, как будто находились не на Беллиоре, а у себя дома на Рамерии. И свой лагерь вблизи жилища Гуррикапа они не случайно назвали «Ранавир», что на языке менвитов значило «Надежное убежище». Менвиты-колдуны, превращая людей в рабов, так верили в свою ворожбу, что полагали: события могут развиваться только так, как они захотят. Им было невдомёк, что события в Волшебной стране уже развиваются, и совсем не так, как желали того Пришельцы.
Многое заведомо определил не кто иной, как хозяин гигантского жилища. Да, верно, волшебник Гуррикап бесследно исчез, но ведь волшебство никогда не пропадает просто так. Взять хотя бы дар человеческой речи, которым Гуррикап наделил птиц. Птицы внимательно слушали людей, были в курсе разных событий и с песнями и свистом разносили новости во все концы Волшебной страны. Благодаря возможности понимать друг друга птицы и люди дружили. Люди никогда не трогали диких обитателей полей и лесов, а те в свою очередь оказывали им неоценимые услуги, вовремя принося важные вести, они не раз предупреждали об опасности. Вот и теперь инопланетянами прежде всего заинтересовались птицы. Когда разведчики-менвиты любовались пейзажами Беллиоры, пернатые обитатели леса перелетали с дерева на дерево и вовсе не для того только, чтобы покормиться червяками и букашками.
Штурман Кау-Рук не признавался себе, такой это казалось тарабарщиной, но чувствовал слежку со стороны птиц. Он заметил: пернатые не свободно порхают во всех направлениях, а ведут себя иначе, не перемещаются в одиночку, а совершают какое-то общее движение; связанные друг с другом, действуют так, как будто у них есть определённый план и они его выполняют. Они проявляли интерес к Пришельцам, подобно разведчикам, облетали, осматривали чужестранцев. И даже Пришельцы думали, что им мерещится, с клювов птиц слетали отдельные, какие-то невероятные слова: Качи-Качи, Кагги-Карр, Страшила.
Менвиты, хотя и являлись колдунами, понятия не имели о птичьей почте. Но едва настало первое утро пребывания на Земле, как по тенистым рощам прокатилась тревожная весть. Ветки вздрагивали то тут, то там. С дерева на дерево, от гнезда к гнезду метались растревоженные горластые вестники.
– Вставайте, вставайте!.. – требовательно будили они тех, кто ещё не проснулся.
– В наших краях появились неизвестные люди, – на разные голоса, торопливые и медлительные, с пересвистом и щебетанием кричали жаворонки, пересмешники. – Они выходят из огромной машины. Они копошатся возле старого замка. Они построили ящик, из которого достают воду.
Пришельцы так напоминали соплеменников Элли, что птицы сначала приняли их за людей из-за гор.
– Здравствуйте. Вы из Канзаса? – спрашивали пернатые, но Пришельцы молчали.
Рамерийцы с рассветом принялись за дела. Астрономы устанавливали на холме большой телескоп, ботаники изучали растения, геологи исследовали почву. На самом деле всю работу выполняли арзаки, менвиты лишь покрикивали, приказывая.
По распоряжению Баан-Ну рабочие-арзаки приступили к ремонту необитаемого здания. Волшебник Гуррикап воздвиг замок в одно мгновение. Но его волшебное искусство выдержало многовековое испытание, и ремонт требовался не очень большой. Нужно было вставить оконные стекла, починить крышу, кое-где перестелить полы, покрасить стены и потолки.
Пластмассу делали тут же из захваченных с собой смесей – варили их в чанах. Довольствовались малым, тем, что оказалось под рукой, – глину, которую добавляли к смеси, нашли у Кругосветных гор, а посуду позаимствовали у Гуррикапа.
Расплавленную тягучую массу расправляли на оконных рамах, и она застывала, образуя безукоризненной прозрачности стекла с голубоватым, желтоватым или розовым отливом. Через эти стекла, приготовленные в котлах-самоварах, из внутренних помещений дворца можно было всё видеть, а если заглянуть с улицы – ничего.
Специальные формовочные машины-самолепители штамповали плитки, похожие на красную ребристую черепицу, ею настилали крышу.
Штукатуры, как и маляры, работали распылителями, которые сначала забивали трещины, обитости, просветы специальной замазкой. Через некоторое время замазка высыхала, её покрывали серой краской – и не отличишь от камня или от обломка скалы. Таким образом, Пришельцы хотели не только залатать дворец, но и придать ему вид, в котором хоть что-то напоминало о Рамерии. Дома формой, как обломки скал, с разноцветными окнами были на Рамерии.
Арзаки и так работали быстро, но надсмотрщики-менвиты всё равно торопили их.
Ильсор руководил сборкой вертолётов, части которых в разобранном виде хранились на «Диавоне». Небольшой запас горючего был привезён с родины, но геологи рассчитывали добыть топливо на Беллиоре и уже начали разведывательные походы. Несколько раз приносили пробы, но Ильсор их забраковал.
– Нужно лучшее качество, – объяснял он геологам.
А по правде, Ильсор не торопился прокладывать путь менвитам, зная, что привезённого топлива на всё время не хватит. Он уже побывал на окраине деревень рудокопов и Жевунов и видел, какие безобидные люди тут обитают.
Прячась среди ветвей, птицы разглядывали Пришельцев, которые вели себя, по их наблюдениям, необъяснимо. Одни – высокого роста, с гордо поднятыми головами, с властными жестами и громким голосом, в одеждах, расшитых орденами, повелевали другими, одетыми скромно, в свободные зелёные комбинезоны из грубой материи, вроде мешковины. Ростом и силой люди в мешкообразных комбинезонах уступали тем, что с орденами. У них были добрые глаза, и они показались птицам совсем беззащитными.
Птицы прислушивались к разговорам Пришельцев, но ничего не понимали.
«Как они чудно бормочут», – думали пернатые. И они постарались получше разглядеть, что делается у заброшенного замка. Их внимание привлекала неведомая махина наподобие громадного дома с круглыми окнами, просвечивающая сквозь сетку-ковёр. Забыв осторожность, несколько ласточек и крапивников подлетели сбоку к самому звездолёту и за это поплатились. Один из рослых Пришельцев поднял руку с предметом, по виду напоминавшим продолговатый фонарик, какой птицы видели среди зажигалки, пистолета и прочих вещей моряка Чарли. Пришелец нажал на кнопку – вырвался нестерпимо яркий свет, который в одно мгновение сжёг птиц. Ласточки не успели даже метнуться к своим жилищам в пещерах гор. А крапивники, которые лучше бегали, чем летали, ловко бросились к кустарнику, но страшный свет опалил их вместе с зелёными ветвями растений. Из клювов быстроногих птиц успел лишь вырваться крик, похожий на звук флейты и на песню человека. Ту песню, за которую крапивника испокон веков зовут органистом.
