— Почему?
— Потому что я стал важной персоной.
— Ты — важной персоной? — насмешливо переспросила Лиса и громко захихикала.
Ухмыльнулся и Кот. А для того, чтобы это осталось незамеченным, он передней лапой погладил усы.
— Тут нечего смеяться! — рассердился Пиноккио. — Мне жаль, что вам придется издохнуть от зависти, но вот здесь, если вы что-нибудь смыслите в этих делах, пять великолепных золотых монет.
И он вынул монеты, подаренные ему хозяином кукольного театра.
Услышав сладостный звон золота. Лиса невольным движением выпрямила свою искривленную ногу, а Кот вытаращил оба глаза, которые блеснули, как зеленые огни. Но он тут же закрыл их, так что Пиноккио ровно ничего не заметил.
— А что ты собираешься делать с этими монетами? — спросила Лиса.
— Прежде всего, — ответил Деревянный Человечек, — я куплю своему отцу красивую новую куртку, желательно из золота и серебра, с пуговицами из самоцветных камней. А затем букварь.
— Тебе — букварь?
— Да, мне. Дело в том, что я хочу пойти в школу и прилежно учиться.
— Посмотри на меня! — сказала Лиса. — Глупое учение стоило мне одной ноги.
— Погляди на меня! — сказал Кот. — Глупое учение стоило мне обоих глаз.
В это мгновение сидевший на дереве у края дороги белый дрозд пропел свою обычную песенку и сказал:
— Пиноккио, не слушай, что тебе говорят эти отвратительные подонки, а то наплачешься!
Бедный дрозд! Лучше бы он промолчал! Кот сделал гигантский прыжок, схватил его и проглотил одним махом вместе с кожей и перьями, так что дрозд даже не успел произнести «ой».
Сожрав дрозда и облизнувшись. Кот опять закрыл глаза, представляясь слепым, как и раньше.
— Бедный дрозд! — сказал Пиноккио Коту — Почему ты так плохо с ним обошелся?
— Чтобы преподать ему полезный урок. Он будет знать в следующий раз, что не надо вмешиваться в разговор посторонних.
Они уже прошли полдороги, как вдруг Лиса остановилась и повернулась к Деревянному Человечку:
— Ты хочешь, чтобы у тебя стало вдвое больше золотых монет?
— Что?
— Ты хочешь из пяти несчастных цехинов сделать сто, тысячу, две тысячи?
— Еще бы! Но как?
— Очень просто. Не ходи домой, а иди с нами, вот и все.
— А куда вы меня поведете?
— В страну Болванию.
Пиноккио с минуту подумал, потом сказал решительно:
— Нет, не пойду. Я уже близко от дома и пойду домой, где меня ждет отец. Бедный старик, наверное, страшно беспокоился обо мне вчера, когда я не вернулся домой. К сожалению, я был непослушным ребенком, и Говорящий Сверчок был, ей-богу, прав, когда сказал: «Непослушным детям худо будет на этом свете!» Я это испытал на собственной шкуре, так как пережил много бед. Вот и вчера вечером в доме у Манджафоко я был на краю гибели... Бр-р!.. Меня и сейчас пробирает дрожь, когда я думаю об этом!
— Значит, — сказала Лиса, — ты действительно решил пойти домой? Ну что ж, иди, тем хуже для тебя!
— Тем хуже для тебя! — повторил Кот.
— Обдумай все хорошенько, Пиноккио, ибо ты топчешь свое собственное счастье ногами.
— Ногами! — повторил Кот.
— Твои пять цехинов могли бы превратиться не сегодня-завтра в две тысячи.
— В две тысячи! — повторил Кот.
— Но каким же образом? — спросил Пиноккио и от удивления широко разинул рот.
— Могу тебе это объяснить, — ответила Лиса — Ты, вероятно, знаешь о том, что в стране Болвании имеется некое поле, которое повсюду зовется «Волшебным Полем». Ты выкапываешь на этом поле небольшую ямку и кладешь в нее, к примеру, один золотой цехин. Затем засыпаешь ямку землей, поливаешь ее двумя ведрами колодезной воды, посыпаешь щепоткой соли, а вечером спокойно ложишься в постель. Ночью цехин прорастает и цветет, а когда ты на следующий день, после восхода солнца, приходишь на поле, — что же ты там находишь? Красивое дерево, усыпанное бесчисленными цехинами, словно тяжелый колос в июле — зернами.
— Значит, — все больше удивлялся Пиноккио, — если я на том поле закопаю мои пять цехинов, сколько же я найду наутро?
— Расчет довольно простой, — ответила Лиса, — ты можешь сосчитать по пальцам. Скажем, каждый цехин превращается в кучу из пятисот цехинов: значит, умножь пятьсот на пять, и получается, что на следующее утро ты положишь себе в карман две тысячи пятьсот звенящих, блестящих, новешеньких цехинов.
— Ой, как замечательно! — вскричал Пиноккио и от радости завертелся на одной ноге. — Когда я соберу эти цехины, я оставлю две тысячи себе, а остальные пятьсот подарю вам.
— Подарить нам! — возмущенно воскликнула Лиса и заключила очень обиженно: — Сохрани тебя бог от этого.
— ...бог от этого! — повторил Кот.
— Мы, — продолжала Лиса свою речь, — не трудимся презренной прибыли ради. Мы трудимся исключительно для того, чтобы обогащать других.
— ...других! — повторил Кот.
«О, какие честные господа!» — подумал Пиноккио. И в одно мгновение он забыл о своем отце, о новой куртке, о букваре, обо всех своих добрых намерениях и сказал Лисе и Коту:
— Пошли скорее! Я с вами.
13. ТАВЕРНА «КРАСНОГО РАКА»
Они шли, шли и шли и к самому вечеру дошли наконец до таверны «Красного Рака».
— Завернем сюда, — предложила Лиса, — чего-нибудь перекусим и отдохнем часок-другой. В полночь мы снова двинемся в путь и на рассвете будем уже на Волшебном Поле.
Они вошли в таверну, и сели все трое за один стол. Но аппетита ни у кого не было.
Бедный Кот, страдавший тяжелым расстройством желудка, смог съесть всего-навсего тридцать пять рыбок-краснобородок в томатном соусе и четыре порции требухи с сыром пармезан. А так как требуха показалась ему неважно приготовленной, он велел принести себе три порции масла и тертого сыра.
Лиса тоже с удовольствием поела бы чего-нибудь. Но так как врач прописал ей строжайшую диету, то она вынуждена была ограничиться нежным и хорошо прожаренным зайцем, а в качестве легкой закуски — парой откормленных кур и парой совсем молодых петушков. На закуску для аппетита она заказала еще рагу из куропаток, тетерок, кроликов, лягушек, ящериц и винограда. И больше ей ничего не хотелось. Еда, сказала она, до того ей противна, что она не может на нее смотреть.
Пиноккио — тот ел меньше всех. Он заказал пол-ореха, кусочек хлеба, да и к этому не прикоснулся. Бедному малому, поглощенному мечтой о Волшебном Поле, казалось, что он сыт золотыми монетами.
После того как все поужинали, Лиса сказала хозяину таверны:
— Дайте нам две хорошие комнаты — одну для синьора Пиноккио, другую для меня и моего друга. Перед дальнейшим походом мы хотим немножко вздремнуть. Но имейте в виду, что в полночь нас нужно разбудить, так как нам необходимо продолжить свое путешествие.
— К вашим услугам, синьоры, — сказал хозяин и лукаво подмигнул Лисе и Коту, что должно было означать: «Порядок, мы понимаем друг друга».
Не успел Пиноккио лечь в постель, как тут же уснул и увидел сон. Во сне он стоял посреди поля, и поле было засажено деревцами, а деревца были сплошь увешаны гроздьями золотых цехинов, которые на ветру сталкивались и звенели: «Динь-дилинь, динь-дилинь, динь-дилинь», словно говоря: «Рвите нас, рвите!» Но как раз в то прекрасное мгновение, когда он протянул руку, чтобы набрать полную горсть этих прекрасных монет, его внезапно разбудили три громких удара в дверь.
То был хозяин, который сообщил, что пробило полночь.
— Мои спутники уже готовы? — спросил Деревянный Человечек.
— Еще как готовы! Они ушли два часа назад.
— Что за спешка?
— Кот получил известие, что его старшенький котенок обморозил себе лапки и находится в смертельной опасности.
— А уплатили они за ужин?
— Что вы говорите! Они слишком воспитанные персоны, чтобы в отношении вашего благородия допустить такую бестактность.
— Жаль! Такая бестактность никак не оскорбила бы меня, — произнес Пиноккио и почесал у себя за ухом. Потом он спросил: — А мои добрые друзья сказали, где они меня будут ждать?
— На Волшебном Поле, завтра утром на восходе солнца.
Пиноккио уплатил один цехин за ужин, съеденный им и его спутниками, и покинул трактир.
Он продолжал путь, можно сказать, на ощупь, так как кругом царил мрак, такой мрак, что невозможно было разглядеть собственную руку. Ни шороха вокруг. Только какие-то большие птицы то и дело перелетали через дорогу от плетня к плетню и своими крыльями задевали Пиноккио за нос. Он в ужасе отшатывался назад и кричал: «Кто там?», и эхо окружающих холмов повторяло вдали: «Кто там, кто там, кто там...»
Вскоре он увидел на пне крошечное насекомое, светившееся бледным, печальным светом, как маленький фитилек в прозрачной фарфоровой лампе.
— Кто ты такой? — спросил Пиноккио.
— Я тень Говорящего Сверчка, — ответило маленькое создание беззвучным голоском, доносившимся словно с того света.
