Папа тут же подлетел к нему, и крёстный тоже.
— Ну же, не бойся, Малыш, не бойся! Это не дятел, это сова. Она нам ничего не сделает. — Но Малыш словно бы не слышал. А когда всё же пришёл в себя, начал плакать.
— Папа, я домой пойду, ну папа, я пойду домой.
Но папа и крёстный его отговаривали.
— Нет, Малыш. Не надо! Что бы дома крёстная, Голубка и Яночка подумали! Ты не должен бояться! Светлячки ничего не боятся. Это сова была, а она жучков не ест!
— Она жучков не ест?
— Нет. Жучок для неё слишком мало. Она лучше какую-нибудь мышку или лягушку.
И они опять полетели. Долго ещё летели, как вдруг что-то так грохнуло, что все вздрогнули. Но папа тут же Малыша успокоил:
— Слышишь, наверное, лесник ту сову подстрелил.
И крёстный был того же мнения, тогда Малыш повеселел, и полетел, и всё светил и светил.
Лес кончился, и начался спуск в прекрасную долину. На склонах были виноградники с премиленькими домишками, и такой аромат! — такой чудный аромат.
И пока они так летели, увидели двух светлячков.
— Видишь, Малыш, вон там! — указывал крёстный. — Тот маленький сегодня тоже первый раз летит. Я их знаю, они совсем недалеко от нас. Живут в валежнике. Видишь, он ничего не боится.
— Я, крёстный, тоже уже не боюсь.
И Малыш уже не боялся.
А когда они поравнялись, папа и крёстный прокричали:
— Бог в помощь!
И Малыш тоже сказал:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
И те оба ответили:
— Бог в помощь! Бог в помощь! — и маленький тоже.
А когда они пролетели ещё немного, светлячки уже мелькали то тут, то там, старые и молодые, большие и маленькие, и всякий раз говорили:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
И снова:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
Когда же кончились виноградники, начались прекрасные сады, а в тех садах большие красивые дома, сад возле сада и красивый дом рядом с красивым домом.
— Малыш, крылышки у тебя не болят? — спросил папа.
Малыш ответил, что вовсе ничуточки.
— Давайте всё-таки присядем, чтобы немного отдохнуть, — советовал папа.
Но Малыш снова — что вовсе ни к чему.
Лишь когда крёстный сказал, что у него уже болят крылышки, только тогда Малыш согласился чуть-чуть присесть. И они сели в саду на грушу, на самый верх и стали смотреть.
Месяц выглядывал из-за туч, там и тут мерцали звёздочки, и везде было полно светлячков. Ничего нигде не шелохнулось, даже листва не шелестела. Люди сладко спали, только в одном-единственном окне под самой крышей было светло. Вдруг где-то внизу раздалось: «Кукареку! Кукареку!»
— Папа, что это!
— Это петух, где-то в курятнике. Подожди, сейчас какой-нибудь отзовётся.
И тут же рядом отозвалось: «Кукареку! Кукареку!» И сразу же чуть дальше: «Кукареку! Кукареку!» И снова: «Кукареку! Кукареку!» Но уже вдали, так что почти не было слышно. И вот то самое окно открылось. Высокая, полная женщина с двумя красивыми каштановыми локонами смотрела по сторонам, вниз и вверх, обводила глазами всё небо, все звёзды и всех светлячков. Она что-то говорила, но что именно, было непонятно. Потом окно снова закрылось, свет пропал. И тут же появился в соседнем окне, потом сразу в третьем, а через минуту в четвёртом, пока не исчез. Похоже, мама пошла проверить детей.
И светлячки снова полетели, слева крёстный, справа папа, а Малыш посередине. Из сада в сад, пока сады не кончились, и вот на холме показался красивый город. Высоченная башня, а на ней четыре маленькие башенки, вокруг одни только дома, сплошь усеянные окнами. Но все спали. Нигде ни человечка, ни огонька. И так они летели, а когда долетели до конца улицы, послышались какие-то всплески и журчание.
— Папа, что это?
— Да это вода. Скоро мы уже будем на площади.
И они оказались на площади. Она была такая квадратная. В центре огромный каменный фонтан, а посередине него огромный лев с двумя хвостами. Пасть у него открыта, и вода с шумом валила оттуда в фонтан. Малыш испугался, но крёстный сказал:
— Ну же, подойди, ничего не бойся, он каменный.
И они сели льву на ухо и стали осматриваться.
Дома были такие высоченные, окно к окну и дверь к двери, но все закрыты. Возле фонтана стоял столб, а на нём фонарь. И тут Малыш увидел, что там кто-то стоит, опершись о столб спиной: за поясом у него был большой рог, а в руках — длиннющее копьё.
— Папа, смотрите, там кто-то стоит.
— Это ночной сторож.
— Ночной сторож? А что он тут делает?
— Сторожит по ночам. Смотрит, чтобы воры не забирались в дома и не обворовывали людей. Видишь, какое у него копьё? Это как раз для воров.
— Здесь, в городе, тоже воруют?
— О, говорят, так много, как только могут.
— Папа, я бы лучше светил там, где петухи кукарекали. Там ведь не крадут, правда?
— Там, наверное, нет.
Но тут ночной сторож выпрямился, приложил рог к губам и гу-у, гу-у, гу-у, гу-у, и так двенадцать раз гу-у.
— Папа, что это?
— Это он трубит полночь, чтобы люди знали, как долго ещё им спать.
— А как же он узнаёт, что уже половина ночи?
— Он давно так делает, вот и знает. Однако нам надо лететь дальше. Скоро солнце опять взойдёт, а мы ещё и не светили.
Крёстному казалось, раз сегодня Малыш летит в первый раз, не обязательно строго всё соблюдать, но они всё же полетели прочь из города, назад к садам.
Малышу захотелось спросить:
— Папа, туда, куда вы через окно влетали, мы не полетим? Полетели, а?
— Туда, где нашу молитовку поют? Сейчас уже не получится. Как-нибудь в следующий раз. Это за город совсем в другую сторону, нам бы пришлось вылететь сразу, как солнце сядет.
И так они все светили и светили из сада в сад, но больше всего там, где первый раз отдыхали на груше. Ничто нигде не шелохнулось, даже листва не шелестела, и люди сладко спали. И звёзды мерцали, и светлячки мелькали, и всё время слышалось:
— Бог в помощь! Бог в помощь! Бог в помощь!
А петухи, о, те как раз начали: «Кукареку, кукареку!» И снова: «кукареку»! Один переставал, а другой начинал, и так не замолкали вовсе. Но звёзды начинали бледнеть, а на востоке так раскраснелось, что крёстный советовал:
— Летим домой! Солнце уже встаёт, а дома нас и так ждут.
И они летели домой. Малышу совсем не хотелось покидать те сады, но они всё же полетели, вверх через виноградники, а там к лесу.
Папа успокаивал Малыша:
— Ты только не бойся! Солнце встаёт, и совы уже спрятались.
— А дятлы, папа, тоже?
— Ну же, не бойся! Это наша дорога, здесь с нами ничего не может случиться.
И они летели. Мимо домика лесника, но Малышу он показался малюсеньким, он его даже не узнал. И из трубы шёл дым.
— Смотри, Малыш, — сказал крёстный, — здесь уже встали и готовят завтрак.
Двери домика были открыты. На кровати лежал лесник и спал, прямо в одежде. Ружьё висело на стене на гвозде, а на земле у самых дверей на плитках лежала огромная застреленная сова.
И они летели ровнёхонько вдоль леса, а когда лес кончился, были на холме. С холма вниз через поток — и сразу все трое под можжевельник.
Их уже ждали, и когда их увидели, выбежали навстречу, мама, крёстная и Голубка.
— А Яночки нет? — спросил Малыш.
— Нет, — сказала мама. — Она думает, что ты не будешь слушаться. А что, папа, он слушался?
Папа усмехнулся и ничего не сказал.
Но крёстный ответил:
— Как же, слушался. Ведь он уже понимает и больше не будет бояться.
И они собрались ужинать, потому что были голодны. Они пили шоколад, а к нему поджаренные крендельки. А Малышу даже и поесть не давали! Все просили, чтобы он им рассказал, как всё было, но Малыш и сам не мог удержаться: Какой красивый был сад, и что в одном из окон был свет, и как окно открылось, и вся такая красивая хозяйка смотрела на звёзды и на светлячков, и как петухи кукарекали друг за другом аж до самого далека, и что у льва, который даже не шелохнулся, была такая большая голова и два хвоста, и он всё время плевал водой.
— А ты его не боялся? — спросила Голубка.
— А чего же мне было бояться! А правда, крёстный, мы того майского жука напугали? Как он нас боялся!
— Да, Малыш, — подтвердил крёстный.
— Но та сова!
— Ну, её же лесник застрелил. Боже, Голубка, жаль, что ты его не видела! У него был такой огромный рог, гу-у, гу-у, гу-у, гу-у и снова гу-у. Это чтобы люди знали, сколько им ещё спать осталось.
— Нет же, Малыш, это был не лесник, а ночной сторож, — поправил его папа.
— Да, это был ночной сторож.
И крёстная добавила:
— Конечно же, но пойдёмте спать. У Малыша глаза закрываются. И тогда решили, что будут молиться:
В потёмках Твои служки,
как к курице цыплятки,
спешим к Твоей защите,
наш милосердный Боже.
Малыш пожал лапку, поцеловал, и все разошлись восвояси, и спали, и спали. Сладко же им спалось.
