— Ерунда! — возмутился Бассейн, но тут же вспомнил, что ему подобает быть сдержанным. — Ну и что же?
— Хан, поверни луну к земле другой стороной, и твое имя никогда не сотрется в памяти людей. Нетрудное дело, и оно не потребует много времени. Видал ли ты, как поворачивают камень, подложив под него конец копья? Надо только подыскать такой шест, чтобы хватило до луны, — и дело сделано.
— Что скажете вы на это? — обратился хан к присутствующим.
Те промолчали.
— Хорошо, я подумаю, — сказал Бассейн. — Отведите их опять в тюрьму.
— А как же награда?
— Слово хана нерушимо. Туфля и верблюды будут доставлены в башню! — выкрикнул РахатЛукум…
— Теперь вы понимаете? — обратился Буртик к друзьям, когда стражники вновь опустили их в башню и оставили одних. — Сейчас нам приведут тысячу верблюдов. Мы отдадим девятьсот девяносто семь стражникам, и они выпустят нас на волю. На трех верблюдах мы пересечем пустыню и достигнем Железного замка… Почему, однако, их не ведут? Мне надоело ждать!
Не успел он произнести эти слова, как люк приоткрылся и двое бездельников торжественно спустили на веревках тюк. Это была шкура верблюда, в которой лежала стоптанная туфля.
— Что это за шутки? — закричал Буртик. — Где верблюды? Я буду жаловаться хану!
— Не кричи! — проворчал сверху стражник. — Хан щедр: это больше, чем тысяча, — это все его верблюды. Их давно уже нет. Последний сдох в тот день, когда вас подобрали в пустыне. Вот его шкура.
— Обманули! Ограбили! — Буртик заметался по башне, барабаня в ее стены. Ханская туфля летала от ударов его ноги как мячик.
Что предпринять? Хан поймет, что над ним посмеялись, и тогда… При одной мысли о будущем мастерам стало не по себе.
Между тем в ханском дворце кипела работа. Самые долговязые из стражников и самые высокие из приближенных высыпали на балконы и старались дотянуться шестами и палками до луны. Сам хан дважды влезал на окно и, держа копье за острие, пытался ткнуть тупым концом в серебряный диск. Любимый советник Рахат-Лукум, помогая ему, выпал из окна и свернул себе шею.
Поняв, что его обманули, хан рассвирепел. Он приказал повесить наутро троих насмешников за уши на стене башни, а всякого, кто употребит в его присутствии слово «луна», бить палками.
— Что делать? Что делать? — шептал Буртик, бегая по башне. Теперь-то уж хан не поддастся ни на какую хитрость, не даст обмануть себя. Вот если бы у них были замечательные инструменты, оставленные в городе корабельщиков…
Он сунул руку в карман и неожиданно почувствовал в пальцах гладкую твердую чечевицу.
Зажигательное стекло!
Однако какую пользу можно извлечь из него в их положении?
Поджечь солнечным лучом… Но что? Во всей башне могла гореть только солома, на которой они спали. Перед глазами мастера возникла картина пылающей башни и дымного облака, стремящегося кверху…
— Мы спасены! — закричал он. — Слушайте меня, друзья, внимательно!
Глава девятая, в которой события развиваются с ужасающей быстротой
Ночь кончилась. Круглая луна насмешливо улыбалась в бледно-розовом небе. Площадь перед дворцом была убрана коврами. Глашатаи, перестав обещать тысячу верблюдов, звали всех на место казни.
К восходу солнца вся площадь была заполнена. Бездельники стояли, переминаясь с ноги на ногу, и, вытягивая шеи, глазели на башню, откуда должны были вывести осужденных. Шесть ржавых гвоздей, по одному для каждого уха, лежали в карманах палачей.
Взошло солнце и стало быстро подниматься по небосводу. Шум на площади усилился.
На балконе дворца появился хан.
— Можно начинать! — приказал он.
Палачи по ступенькам поднялись на верхушку башни. Восемь стражников сдвинули с места крышку люка.
Первый луч солнца проник в башню. И вдруг изнутри ее вырвалась тонкая струйка дыма. Стражники отшатнулись.
Дым становился все гуще и гуще. Вот он повалил клубами.
— Они сожгли себя! — закричали в толпе.
В это время из открытого люка показалась горбатая спина верблюда. Подталкиваемый снизу, он пролез через люк, раздулся в громадный пузырь и стал подниматься вверх.
Раздались крики изумления.
Под верблюжьей тушей, парящей в воздухе, все увидели привязанную веревками доску, а на ней — три человеческие фигуры.
Когда шкура, надутая горячим воздухом, поднялась над дворцом, какой-то предмет сорвался с доски и шлепнулся к ногам Бассейна.
Это была стоптанная туфля.
Сшитый из верблюжьей шкуры воздушный шар поднимался все выше и выше, унося мастеров и их товарища от мести тщеславного хана.
Увлекаемый свежим ветром, шар пролетел над городом, оставил позади пригородные селения и понесся над пустыней.
Желтое море песка с черными полосами сухой травы проплывало под верблюдом. Утомленный бессонной ночью, Нигугу спал. Мастера сидели на доске, свесив ноги, и смотрели вниз.
Солнце уже взобралось на самую макушку неба, когда Нигугу проснулся.
— Послушай, дружище, что это за горы вдали? — спросил мастера Буртик.
— Лиловые горы.
— Отлично! Значит, нас несет прямо к цели.
И мастера затянули веселую песенку:
Мы любим песню, любим труд,
А дружим навсегда.
И потому, а потому
Нам не страшна беда.
Хотя и знаем: труден путь,
Мы по нему пойдем,
Пока — тирим! — пока — тарам! —
Злодеев не найдем.
Никто не смеет унывать,
Пока есть верный друг
Есть цель, есть друг,
Есть друг, и цель,
И пара сильных рук…
— Смотрите, кто-то идет по пустыне! — воскликнул Буртик, указывая на черное пятнышко вдали.
Пятнышко приблизилось, и стал виден человек, тащивший на спине огромный камень. Куча таких же камней виднелась невдалеке.
— Один в этой глуши! Зачем он носит камни? — удивился Буртик.
— Настоящий труженик! — довольно произнес мастер Гак. — Приятно видеть его в этой стране лентяев.
— Нет! — возразил ему Нигугу. — Я знаю, кто он. Это такой же бездельник, как все прочие. Его зовут фараон Термос Двенадцатый. Его предки правили людьми пустыни, и каждый еще при жизни строил себе гробницу в виде каменной пирамиды. У Термоса Двенадцатого нет подданных, и ему приходится самому строить себе пирамиду. Но хотя работа эта и адски тяжела, настоящим трудом ее назвать нельзя — пользы она никому не принесет.
Шар, медленно раскачиваясь, пролетел над пирамидой фараона. Термос Двенадцатый, сбросив на песок камень, задрал голову и провожал усталым взглядом воздушный шар до тех пор, пока он не скрылся из виду.
День шел к концу. Лиловые горы все выше поднимались над горизонтом.
Солнце садилось. Стало прохладно. Воздух в верблюжьей шкуре остывал, и шар опускался все ниже. Пустыня кончилась. Впереди показался густой лес.
Шар уже летел над самой землей.
— Берегитесь! Берегитесь! — раздался взволнованный голос Буртика.
Громадное черное дерево мчалось прямо на шар. Удар! Доска разлетелась пополам, мастера и Нигугу грохнулись на землю.
Лишенный груза, шар взмыл вверх и понесся прочь над синими верхушками деревьев.
Воздушное путешествие окончилось.
Глава десятая, где мастера достигают Лиловых гор
Густой темный лес стоял перед путниками. Поросшие мхом древесные стволы местами так тесно примыкали друг к другу, что между ними не могла бы проскользнуть и лиса. Узловатые корни, не находя под землей свободного места, переплетались и устремлялись вверх, чтобы лечь на мертвую палую листву. Долго брели спутники, пока однажды Нигугу не взобрался на дерево, а вернувшись, не сообщил, что Лиловые горы уже видны на горизонте.
Маленький отряд снова углубился в чащу деревьев.
Под ногами опять зачавкали гнилые, пропитанные водой листья. Спутанные ветви закрыли небо над головой.
День за днем брели мастера и Нигугу по лесу, обходя исполинские стволы.
И опять, чтобы не сбиться с пути, время от времени Нигугу залезал на деревья и смотрел, в какой стороне горы.
Однажды путь им преградило огромное коричневое бревно.
— Какое странное дерево! — удивился Буртик. — Почему оно все в блестящих чешуйках?
— Это змея, — ответил Нигугу.
Оба мастера отскочили в сторону.
— Не бойтесь! — успокоил их товарищ. — Она такая большая, что, когда хочет посмотреть на свой хвост, целый месяц сворачивается в кольцо! Идемте.
Все трое перелезли через тело змеи и пошли дальше.
По ночам — они проводили их, прячась между корней или в дуплах исполинских деревьев, — лес наполняли голоса выходящих на добычу зверей и тоскливые крики ночных птиц. Днем они несколько раз видели следы какого-то большого зверя.
— И все-таки какой мрачный, безжизненный лес, — сказал, рассматривая их, Буртик, — в нем не бегают ящерицы, не поют мелкие птицы… Здесь хоть живут какие-нибудь лесные люди?
— Живут, — согласился Нигугу, — в самой чаще живет племя проглотитов. Они совсем одичали от безделья, даже разучились одеваться и варить пищу — ходят нагишом и обгладывают кору с деревьев.
