— Когда взойдет луна, — ответила Туу-тикки.
Весь вечер Муми-тролль был в ужасном напряжении. Он бродил из комнаты в комнату и зажигал свечей больше, чем всегда. Иногда он молча стоял, прислушиваясь к дыханию спящих и слабому потрескиванию стен, когда мороз крепчал.
Муми-тролль был уверен, что теперь все таинственные, все загадочные существа, все, кто боится света, и все ненастоящие, о которых говорила Туу-тикки, вылезут из своих норок. Они подкрадутся еле слышно к большому костру, зажженному маленькими зверюшками, чтобы умилостивить тьму и холод. И наконец-то он их увидит!
Муми-тролль зажег керосиновую лампу, поднялся на чердак и открыл слуховое окошко. Луна еще не показывалась, но долина была залита слабым светом северного сияния. Внизу у моста двигалась целая вереница факелов, окруженная пляшущими тенями. Они направлялись к морю и к подножию горы.
Муми-тролль с зажженной лампой в лапах осторожно спустился вниз. Сад и лес были полны блуждающих лучей света и неясного шепота, а все следы вели к горе.
Когда он вышел на морской берег, луна стояла над ледяным покровом моря белая как мел и ужасно далекая. Что-то шевельнулось рядом с Муми-троллем, и, нагнувшись, он увидел сердитые светящиеся глаза малышки Мю.
— Сейчас начнется пожар, — засмеялась она. — Мы спалим весь лунный свет.
И в тот же миг над вершиной горы взметнулось ввысь желтое пламя. Туу-тикки зажгла костер.
Он занялся мгновенно. Взвыв, как зверь, костер вспыхнул снизу доверху багровыми языками пламени: отблески его трепетали на зеркальной поверхности почерневшего льда. Коротенькая сиротливая мелодия пронеслась у самого уха Муми-тролля — то мышки-невидимки, опоздав, спешили попасть на эту зимнюю церемонию.
Их маленькие и большие тени торжественно скользили по вершине горы. И вот начали бить барабаны.
— Твоя садовая скамейка тоже пошла в ход, — сказала малышка Мю.
— Ну ее, эту скамейку! — проговорил Муми-тролль.
Спотыкаясь, он карабкался вверх на оледенелую гору, сверкавшую в отсветах огня. Снег таял от жара костра, и теплые струйки воды стекали Муми-троллю на лапы.
«Солнце вернется, — возбужденно подумал он. — Конец темноте и одиночеству. Можно будет посидеть на веранде на солнцепеке и погреть спину…»
Он уже взобрался на вершину горы. Вокруг костра было жарко. Мышки-невидимки затянули новую, какую-то неистовую мелодию.
Но пляшущие тени исчезли, а барабаны били уже по другую сторону костра.
— Почему они ушли? — спросил Муми-тролль.
Туу-тикки поглядела на него своими спокойными голубыми глазами. Но видела ли она его на самом деле? Он не был в этом уверен. Скорее она всматривалась в свой собственный зимний мир, живший из года в год по своим собственным, чужим для Муми-тролля законам. Ведь зимой он всегда спал в теплом доме семейства муми-троллей.
— А где тот, кто живет в шкафу купальни? — спросил Муми-тролль.
— Что ты сказал? — с отсутствующим видом спросила Туу-тикки.
— Я хочу видеть того, кто живет в шкафу купальни! — повторил Муми-тролль.
— Его нельзя выпускать, — ответила Туу-тикки, — ведь никогда не знаешь, что может взбрести в голову такому, как он.
Множество каких-то крохотных существ с длинными ногами промчались, словно струйки дыма, по льду. Кто-то с серебристыми рогами, громко топая, прошел мимо Муми-тролля, а над огнем, широко размахивая крыльями, промчалось к северу что-то черное. Но все случилось так быстро, что Муми-тролль даже не успел познакомиться с этими таинственными существами.
— Туу-тикки, миленькая, — попросил он, потянув ее за полу куртки.
И тогда она дружелюбно сказала:
— Вон тот, кто живет под кухонным столиком!
Это был совсем крохотный зверек с косматыми бровями: он сидел отдельно от всех и глядел в костер.
Муми-тролль подсел к нему и спросил:
— Надеюсь, хрустящий хлебец был не очень черствый?
Зверек посмотрел на него, но ничего не ответил.
— У вас такие удивительные косматые брови, — вежливо продолжал Муми-тролль.
Тогда зверек с косматыми бровями ответил:
— Снадафф уму-у.
— Что? — удивленно спросил Муми-тролль.
— Радамса! — сердито ответил зверек.
— Он говорит на своем собственном языке и думает, что ты оскорбил его, — объяснила Туу-тикки.
— Но я вовсе этого не хотел, — боязливо сказал Муми-тролль. — Радамса, радамса, — умоляюще добавил он.
Тут зверек с косматыми бровями вскочил, вне себя от злости, и исчез.
— Что же мне делать? — произнес Муми-тролль. — Теперь он еще целый год проживет под кухонным столиком, не зная, что я пытался сказать ему очень приятные слова.
— Ничего не поделаешь, — вздохнула Туу-тикки.
Садовая скамейка рассыпалась пламенным дождем.
На месте костра остались лишь красные угли, и снежная вода бурлила в горных расселинах.
Тут мышки-невидимки перестали играть на флейтах, и все разом уставились на лед.
Там сидела Морра. В ее маленьких круглых глазках отражался отсвет костра, а сама она казалась сплошной громадной и бесформенной серой глыбой. И стала гораздо больше, чем в августе.
Барабаны смолкли, когда Морра взгромоздилась на вершину горы. Она подошла прямо к костру и, не произнеся ни слова, уселась на него.
Угли страшно зашипели, и вся гора окуталась туманом. Когда он рассеялся, от пламенеющих углей не осталось и следа. Осталась лишь одна большая серая Морра, нагоняющая снежную мглу.
Муми-тролль сбежал вниз на берег. Вцепившись в Туу-тикки, он воскликнул:
— Что теперь будет? Морра погасила солнце!
— Успокойся! — сказала Туу-тикки. — Она пришла вовсе не для того, чтобы погасить огонь, бедняжка хотела погреться. Но огонь, как и все теплое, гаснет, когда Морра садится на него. Теперь Морра снова разочаровалась в своих ожиданиях.
Муми-тролль видел, как Морра поднимается и обнюхивает вмерзшие в землю угли. Затем она подходит к зажженной керосиновой лампе, которую Муми-тролль оставил на вершине горы, и лампа гаснет.
Морра еще немного помедлила на вершине. Гора опустела, все разбрелись куда-то. Наконец Морра снова соскользнула на лед и растворилась в темноте, одинокая, как и прежде.
Муми-тролль отправился домой.
Прежде чем заснуть, он осторожно подергал маму за ухо и сказал:
— Этот вечер был не особенно веселый.
— Ничего, сынок, — пробормотала во сне мама, — может, в другой раз…
А под кухонным столиком сидел зверек с косматыми бровями и бранился про себя.
— Радамса! — твердил он, пожимая плечами. — Радамса!
Но, как видно, никто, кроме него самого, не мог понять, о чем он толкует.
Туу-тикки удила подо льдом рыбу. Она думала о том, как это хорошо, что у моря бывают часы отлива, когда оно становится мелким и можно влезть в прорубь у мостков купальни и посидеть с удочкой на камне. Сверху тебя прикрывает зеленоватый лесной свод, а под ногами плещется море.
Все это похоже на черный пол и зеленый потолок, которые простираются в бесконечность, пока не сольются воедино и не станут сплошной тьмой.
Рядом с Туу-тикки лежали четыре маленькие рыбки. Оставалось поймать еще одну, чтобы хватило на уху.
Вдруг Туу-тикки почувствовала, что мостки качаются от чьих-то нетерпеливых шагов. А потом там, наверху, кто-то забарабанил в дверь купальни. Подождав немного, снова забарабанил.
— Эй! — закричала Туу-тикки. — Я подо льдом!
Под ледяным сводом раздалось эхо: «Эй!» Много раз прокатившись взад-вперед, эхо повторило: «…подо льдом!»
Вскоре в прорубь осторожно просунулась мордочка Муми-тролля. Его уши были украшены выцветшими золотыми лентами.
Он взглянул на черную воду, дышавшую холодом, на четырех застывших рыбок, пойманных Туу-тикки, и, задрожав, сказал:
— Оно никогда не вернется.
— Кто? — спросила Туу-тикки.
— Солнце! — закричал Муми-тролль.
«Солнце! Солнце, солнце, солнце…» — вторило, удаляясь все дальше и дальше, эхо.
Туу-тикки вытянула из воды леску.
— Не спеши так, — сказала она. — Солнце каждый год всходило как раз в этот день; оно взойдет и сегодня. Убери свою мордочку, тогда я смогу выбраться из проруби.
Туу-тикки вылезла из проруби и села на крутую лесенку купальни. Она понюхала воздух, прислушалась и сказала:
— Через час. Садись и жди.
Малышка Мю прикатила по льду и уселась рядом с ними. Она крепко привязала к подошвам башмаков жестяные крышки от банок, чтобы лучше скользить по льду.
— Так, придется ждать новых чудес, — сказала она. — Но это не значит, что я против того, чтобы стало светлее.
Из лесу прилетели, хлопая крыльями, две старые вороны и опустились на крышу купальни. Минуты шли.
Внезапно шерсть на спине Муми-тролля встала дыбом, и после нескольких минут мучительного ожидания он вдруг увидел, как на сумеречном небе, низко над горизонтом зажглось красноватое сияние. Оно сгустилось в узкую неяркую полоску, рассыпавшую длинные лучи света над ледяным покровом моря.
