— Всё не так просто, — грустно вздохнул Кузьма Кузьмич и рассказал сержанту и снеговику историю своего знакомства с Леопольдом.
— К сожалению, Агрегатов не любит сказки, приключения и многое другое, он принял нас, меня и снеговика, за жуликов и пройдох, стал кричать и звать на помощь. А узнав, что снеговик знаком с его братом, решил, что и Борька — жулик. От этого ему стало совсем худо, и он, бедняга, потерял сознание, — закончил свой рассказ Кузьма Кузьмич.
— Ну что ж, теперь мне всё понятно. Срочно в больницу! — решительно заявил сержант Фёдоров и бегом направился в сторону больницы.
Кузьма Кузьмич и снеговик за ним едва поспевали. К счастью, больница была недалеко, и вскоре все трое оказались в обнесённом невысокой чугунной оградой больничном дворе.
Глава десятая. Леопольд Агрегатов улыбается
Снеговик Леденец остался во дворе, так как боялся растаять, а Кузьма Кузьмич и сержант Фёдоров направились в кабинет, где находился дежурный врач.
Врач выглядел человеком добродушным и нестрогим. Он был круглый, как колобок, с носом кнопочкой. Но внешность бывает обманчива, и это относилось к дежурному врачу.
Он долго не хотел пропускать Кузьму Кузьмича и Фёдорова в палату к Агрегатову.
— Что вы, поздняя ночь, в такое время визиты запрещены категорически. Но дело не только в этом, — твердил он упрямо, — больному Агрегатову нельзя волноваться. У него нервы. Он расстроен.
— У всех нервы, — наседал на врача Фёдоров.
— Я на работе, — не сдавался врач.
— И я на работе, — не отставал сержант.
— Понимаете, — врач наклонился к назойливым посетителям и прошептал, — он всё время плачет. Говорит, что у него брат — жулик, шарлатан и пройдоха. А тут ещё вы, товарищ милиционер. Боюсь, как бы ему хуже не стало.
— То-то и оно! — воскликнул Кузьма Кузьмич. — Брат у него вовсе не жулик и, конечно же, не пройдоха, а отличный парень. Полярник. Настоящий учёный. Смелый и мужественный человек. Честное профессорское.
— Всё верно, — кивнул головой Фёдоров, — очень хороший человек его брат Борька. Начальник полярной станции на Северном полюсе. Как милиционер, подтверждаю это.
— Так бы сразу и сказали. В таком случае, конечно, свидание с больным даже полезно, — встал со стула врач. — Но учтите: поосторожнее. Даже к приятной новости больного надо подготовить.
— Подготовим, — пообещал Фёдоров, с трудом натягивая на широкие плечи белый халат.
Кузьма Кузьмич тоже надел халат и бросился догонять сержанта и врача, которые уже шли по больничному коридору к палате, где лежал Леопольд Агрегатов.
Агрегатов сидел на кровати и вытирал кулаком слёзы.
— Подумать только! Мой брат Борька Агрегатов — жулик. Стыд и позор моей лысой голове.
Увидев врача, Кузьму Кузьмича и незнакомого человека, Леопольд вскочил с постели и закричал:
— А! А! Появился! Всё! Теперь он от меня не уйдёт! Товарищ врач, этот тип — шарлатан, лжец, жулик и пройдоха-гипнотизёр! Он у них самый главный! Вяжите его! Он и брата моего загипнотизировал — жуликом сделал! Разбойник он, вот кто.
Леопольд схватил лежавшую на тумбочке ложку, как будто это была кавалерийская шашка, и бросился с ней на Кузьму Кузьмича. Но Агрегатова опередил Фёдоров. Он обхватил Леопольда за плечи и легко усадил его на кровать:
— Перестаньте шуметь. Во-первых, ваш брат Борька не жулик и не шарлатан, а отличный парень. И, во-вторых, Кузьма Кузьмич тоже не пройдоха-гипнотизёр, а заслуженный человек, профессор.
— Сами вы профессор! То есть сами вы жулик и пройдоха! — пытался вырваться Леопольд из объятий Фёдорова. — Если вы его защищаете, значит, вы такой же разбойник.
— Больной Агрегатов, успокойтесь, — обратился к Леопольду врач. — Этот человек не разбойник, а сержант милиции — известный детектив товарищ Фёдоров.
— Сам Фёдоров? — не поверил Леопольд Агрегатов. — Не может этого быть!
Фёдоров отпустил Агрегатова, расстегнул халат и предъявил удостоверение.
Агрегатов надел очки, внимательно прочитал удостоверение вернул книжечку сержанту. Затем для большей убедительности ощупал руками серую форму милиционера и снова опустился на кровать.
— Так вы говорите, что Борька — не жулик? Но я сам слышал, как этот снеговик сказал, что они знакомы.
— Придётся вам всё по порядку рассказать, всё с самого начала, хотя времени у нас с вами мало, — сказал Фёдоров.
Сержант и Кузьма Кузьмич уселись на предложенные врачом невысокие больничные стулья и начали рассказывать Леопольду всё с самого начала, всё, что они услыхали от снеговика.
Когда они кончили рассказывать, Агрегатов некоторое время сидел молча и только качал головой, словно китайский болванчик.
Врач тоже молчал. Слишком неожиданной была вся эта история.
Наконец Леопольд Агрегатов заговорил:
— Всё это — враки, — сердито сказал он. — В жизни такого не бывает. Но даже, если всё, что вы сказали, правда, то тем лучше. Я буду только рад, если исчезнут все эти опасные для народа сказки. От них у людей только одни неприятности.
Услышав подобное заявление, Кузьма Кузьмич расстроился:
«Этот Леопольд, наверное, неисправимый. Что делать? Ведь дорога каждая минута».
Даже сержант Фёдоров и тот не знал, как нужно поступать в подобных случаях. Не заставишь же Агрегатова силой ехать на Северный полюс и чинить Ледяной Дом.
Но тут на помощь пришёл врач. Для врача Агрегатов был прежде всего больным, нездоровым человеком, поэтому он говорил с Леопольдом доброжелательно и ласково, стараясь его не волновать и не огорчать.
— Я ваш врач, — сказал он Агрегатову, — и поэтому прежде всего забочусь о вашем здоровье и благе. Я хочу, чтобы вы были счастливы. А самые счастливые люди те, кто приносит счастье другим. От вас теперь зависит, будут люди смеяться и радоваться или в их сердцах поселятся грусть и печаль.
— От меня это зависеть не может, — заявил Агрегатов.
— Может, — таким же спокойным и тихим голосом сказал врач, — подумайте, если исчезнут сказки, дети перестанут смеяться и радоваться, а это значит, что не будет праздников и карнавалов, умолкнут песни. Из скучных детей вырастут скучные взрослые. Жизнь станет серой и печальной.
— Это для вас она — печальная, а для меня — прекрасная. Мне все ваши праздники и карнавалы ни к чему. Я — человек серьёзный. А серьёзным людям что надо? Гайки, шурупы, провода, моторы, паяльники, чтобы можно было разные механизмы и машины строить.
Сержант Фёдоров резко встал со стула и начал мерять шагами палату: шесть шагов в ширину, восемь в длину; шесть в ширину, восемь в длину. Сержант волновался. «Неужели этот Агрегатов в самом деле такой сухой и чёрствый человек? Как объяснить ему, что нужны не просто машины. Какими словами сказать, что всем нам необходимы только те станки, приборы и механизмы, которые находятся в руках добрых и весёлых мастеров, умеющих и работать, и смеяться, петь песни и рассказывать детям сказки, радовать и радоваться. Иначе от всей этой механики и электроники не будет человеку никакой пользы, а наоборот — вред. Как растолковать это Леопольду? Ну что ж, — сказал сам себе сержант, — попробуем атаковать Агрегатова с другой стороны».
— Скажите, — обратился сержант к Леопольду, — вы газеты часто читаете или иногда?
Слово «иногда» Агрегатова обидело.
— Почему иногда? Часто, — ответил он сержанту. — Только не понимаю, почему вы у меня об этом спрашиваете. Я люблю даже радио слушать, когда холодильники чиню. Меня голос диктора успокаивает.
— Зря успокаивает. Если вы читаете и слушаете, то должны знать, что на Земле с каждым годом всё меньше остаётся рек и озёр, а зелёные поля и леса превращаются в пустыни.
— Ну знаю, но при чём здесь я? — пожал плечами Агрегатов.
— А я вам сейчас объясню, при чём здесь вы. Исчезают они потому, что тысячи начинённых машинами, станками, домнами и мартенами заводов днём и ночью коптят небо. Чёрные тучи затянули планету, и Земля стала задыхаться от жары и дыма. На Земле изменился климат. Даже в Арктике, на далёком Северном полюсе потеплело. И произошло это, гражданин Агрегатов, потому что этими машинами управляют люди, которым всё равно, какое небо над их городами — голубое или серое от пыли и чада. Они не знают ничего, кроме своих гаек, шурупов и проводов, и ничего больше знать не хотят. В их сердцах нет любви и добра к живому. Им не нужны цветы, песни, сказки, путешествия и карнавалы, их не волнует судьба птиц и зверей. Они превратились в машин-роботов. Теперь, гражданин Агрегатов, вы понимаете, какое вы ко всему, что происходит на нашей планете, имеете отношение.
Фёдоров умолк и снова опустился на стул.
«Ай да сержант! — восхищённо воскликнул в душе Кузьма Кузьмич. — Без шпаргалки и такую речь произнёс. По-моему, он даже Агрегатова расшевелил».
