Теперь миссис Фрисби опять пала духом и с горечью произнесла:
– Вы шутите, сэр, вы несерьезно. Ни одной крысе не под силу перенести мой дом. Он и тяжелый, и большой.
– У крыс на ферме мистера Фитцгиббона есть свои способы, вы ничего об этом не знаете. Они не такие, как мы. Думаю, они не такие, как большинство других крыс. Они тайно работают по ночам. Миссис Фрисби, вы знаете, где их главный вход?
– Внутри розового куста? Да.
– Идите туда. На входе стоит караульный. Его зовут Джастин. Скажите ему, кто вы и что вы пришли от меня. Скажите, что хотите увидеть крысу по имени Никодимус. Думаю, они вас впустят, хотя могут попросить соблюдать секретность. Если они этого попросят, то вы, конечно, вправе поступать по-своему, но мой вам совет: сделайте, как они просят.
Миссис Фрисби была в полном недоумении:
– Секретность? – спросила она. – Секретность чего?
– Я не могу вам сказать, я тоже храню тайну. А также есть много чего я не знаю, хотя я дал им советы по поводу нескольких их проектов.
– Ну, – сказала миссис Фрисби. – Я вообще ничего не понимаю. Но если это поможет спасти Тимоти, то я постараюсь сделать то, о чем они просят.
– Скажи им, – добавил филин, – что я советую перенести дом на подветренную сторону камня. Помни это: на подветренную сторону камня. А также не забудь их имена: Джастин и Никодимус.
– Джастин. Никодимус. На подветренную сторону камня, – повторила миссис Фрисби.
Теперь она настолько запуталась, что даже не подумала спросить, что значила фраза: Скорее всего, крысы знают.
– И, миссис Фрисби, – сказал филин, двигаясь к выходу из дупла, – пожалуйста, поймите, я восхищался вашим супругом, хоть никогда и не встречал его лично. Желаю вам всего хорошего. Надеюсь, что жизнь вашего сына можно спасти. Видите ли, я понимаю вашу нужду, потому что сам столкнулся с похожей проблемой.
– Вы? – удивилась миссис Фрисби, – но у вас нет Дня переезда.
– Я жил в этом дереве, в этом дупле, – сказал филин, – столько, что и не упомнить. Но теперь, когда ветер дует сильнее и раскачивает лес, я сижу здесь в темноте и снизу из ствола, практически у самых корней, я слышу новый звук. Пучки древесины скрипят и один за одним ломаются на холоде. Ветки падают; дерево старое и оно умирает. И все же я не могу после стольких лет уйти, найти новый дом переехать туда, а, возможно, и сражаться за него. Я тоже состарился. В один из дней, в какой-то год дерево упадет, а когда это случится, если я буду жив, то упаду вместе с ним.
После этого грустного предположения филин переступил через порог, расправил огромные крылья и улетел, тихо планируя вниз, в тенистый лес.
Миссис Фрисби последовала за ним по ветке. К ее счастью, Джереми все еще ждал ее там, где она его оставила, хоть и не очень терпеливо.
– Нужно торопиться, – сказал он. – Почти стемнело. Мне не стоит находиться в лесу так поздно.
Миссис Фрисби, которая была абсолютно с ним согласна, забралась на его спину, теперь уже меньше боясь по двум причинам: первая – она начала привыкать к путешествиям по воздуху, а вторая – поскольку в лесу становилось темно, она уже не видела, как далеко была земля.
– Он долго с тобой разговаривал, – сказал Джереми, когда они летели. – Он посоветовал тебе что-нибудь полезное?
– Не знаю, – сказала миссис Фрисби.
Когда филин рассказал о секретности и, в частности, что сам хранил тайну, она не была уверена, что может рассказать Джереми.
– Почему ты не знаешь?
– То есть, он сказал мне кое-что, но не знаю, поможет мне это или нет.
Она решила ответить вопросом:
– Что значит «подветренный»?
Джереми, который, как и все птицы знал о ветре все, знал ответ на этот вопрос.
– Это значит спокойная сторона, сторона, где не дует ветер. Когда дует сильный ветер, ты слетаешь с амбара с подветренной стороны, чтобы не врезаться в стену. Мой отец научил меня этому.
– Понятно, – сказала миссис Фрисби, озадачившись еще больше. Как ветер связан с ее домом?
– Он сказал мне, – наконец проговорила она, решив, что это не навредит, – Пойти к крысам.
– К крысам? – Джереми был озадачен. – Но у нас с ними нет ничего общего.
– Я знаю. Но он думает, что они смогут помочь.
– Но что они могут сделать?
– Он думает, что они смогут перевезти мой дом целиком. Но как они это сделают, я не представляю.
– О, я не сомневаюсь, что они смогут, – сказал Джереми. – Все знают, по крайней мере, птицы, что крысы умеют многое. Они чем-то заняты; никто точно не знает, чем именно. Но точно известно, что они строят себе дом в лесу, у подножья гор. Они уже все расчистили около него. Я бы показал тебе, но сейчас слишком темно.
– Они раньше таскали еду, как и все мы. Но теперь мы видим их с другими вещами – кусочками металла, шестеренками и предметами названия которых я не знаю. Они несут их в тот розовый куст, а что с ними случается там, неизвестно. Но филин знает больше всех. Думаю, что у него с крысами какие-то дела. А еще я никогда не слышал, чтобы они помогали кому-то, кроме себя.
– Я тоже. Но я все равно их спрошу. Больше-то некого.
К тому времени как они долетели до сада, стало практически темно, Джереми не мог больше медлить.
– Спокойной ночи, Джереми, – с любовью сказала она вороне. – Спасибо за то, что отвез меня, подождал и проводил обратно.
– Не за что, – ответил Джереми. – Если опять тебе понадоблюсь, просто скажи. В конце концов, если бы не ты, меня бы нельзя было попросить.
И он скрылся в темноте, в эту ночь он последним из ворон добрался до гнезда.
Когда миссис Фрисби вернулась домой, Тереза, Мартин и Синтия ужинали, как она и наказала им, если стемнеет до ее возвращения. Тихо спустившись в туннель, она слышала, что они разговаривают в комнате, на секунду она остановилась, чтобы подслушать их беседу. Очевидно, Синтия беспокоилась, а Тереза успокаивала ее.
– Она не может вернуться домой раньше, чем сейчас, Синти. Разве ты не помнишь? Ворона сказала, что до дерева полтора километра. А может еще больше.
– Да, но вороны быстро летают.
– Но если он взлетел на три километра, – это был Мартин, – то вместе получится четыре с половиной километра.
– Девять, – сказала Тереза. – Четыре с половиной туда, четыре с половиной обратно.
– Правильно. Неудивительно, что она еще не вернулась.
– Но как же филин. Вы знаете, какие они.
– Когда они добрались туда, все еще было светло. Он не мог видеть.
– Но сейчас уже темно, – сказала Синтия. – О, жаль, что она еще не вернулась. Мне страшно.
– Не так громко, – отозвалась Тереза. – Тимоти может услышать.
– Я дома, – громко сказала миссис Фрисби, торопясь по туннелю.
Теперь стало ясно, как они все волновались, потому что они подбежали к ней, и даже Марин, который обычно избегал таких проявлений, обнял ее.
– О, мама, – закричала Синтия, практически в слезах, – я так волновалась.
– Бедная Синтия. Все хорошо.
– Как высоко ты летала? – спросил Мартин, быстро придя в себя.
– Настолько высоко, что деревья были размером с кусты, сад – с почтовую марку, а река казалась змеей.
– Ты видела филина? Что он сказал?
– Я видела его. Потом я расскажу вам обо всем. Сначала я хочу увидеть Тимоти. Как он? Почему вы не передвинули его кровать сюда?
Тереза сказала:
– Я хотела, но он сказал, что хочет остаться в спальне. Думаю, ему стало хуже.
Но когда миссис Фрисби пошла его проведать, он сидел в постели, а лоб его вовсе не был горячим.
– Я в порядке, – сказал он. – Я остался здесь, потому что хотел подумать кое о чем.
– О чем?
– О Дне переезда?
– День переезда! Но почему? Что такое?
Неужели он все-таки подслушал, как она разговаривает с остальными? Подслушал о ее полете к филину? Но нет, он объяснил.
– Я не был на улице с тех пор как заболел, поэтому не знаю, как там. Я имею ввиду погоду. Но сегодня днем я заметил кое-что.
– Что именно?
– Запах в воздухе, теплый, мокрый запах. Если принюхаться, то можно все еще ощутить его, хотя он уже не такой сильный.
Миссис Фрисби, конечно, заметила его и на улице, и дома.
– Это запах тающего снега, – продолжил Тимоти. – Я помню его с прошлого года. И после этого через короткое время мы переехали. Мам, когда мы переедем в этом году?
– О, еще не скоро. – Миссис Фрисби пыталась говорить как можно обыденнее. – Все еще очень холодно, слишком рано думать об этом.
– Мне нужно подумать об этом, – сказал Тимоти. Он казался серьезным, но спокойным и умиротворенным. – Так как если он наступит слишком рано, не знаю, смогу ли я пойти. Я попробовал сегодня немного пройтись по дому, когда другие были на улице.
– Тимоти, тебе нужно оставаться в постели! Ты опять заболеешь.
– Я знаю, знаю. Но мне нужно понять. А если я не буду долго ходить, то не смогу. Я сделал лишь несколько шагов, но голова у меня так закружилась, что мне снова пришлось лечь.