В то время, как нас окружала ночная тьма, на самом дне темницы абсолютной темноты не было.
— Это светлячки светят здесь во тьме, — сказал Умпин.
И он указал мне на странные крохотные существа, которые лежали рядами и были по размеру не больше головастиков.
— Разве здесь живут светлячки? — испуганно спросил я.
Умпин сделал большие глаза.
— Кристоффер Поффер, ты хочешь сказать, что и в самом деле ведать не ведаешь, откуда происходят эти светящиеся создания?
Я смущенно кивнул.
— Это превращенные тритоны. Когда тритоны совсем состарятся, они разводят большой костер на Иванову ночь, чтобы сжечь на нем короля и членов его семьи, а их самих по такому случаю всегда бросают в темницу замка, но они, попав туда, тут же превращаются в светлячков, которые светят во тьме для всех принцев Пофферов, которых бросают сюда же вслед за ними. Так сказано в одной очень старинной книге.
Я подумал, что все это звучит очень уж загадочно.
— А они могут снова превратиться в тритонов? — спросил я испуганно.
— Совершенно очевидно, мой милый принц Поффер, что у тебя нет привычки читать старинные книги. А там написано, что светлячки потом начинают долгий путь в тритоний пруд, из которого когда-то произошли. Как только они доберутся туда поздней осенью, они снова станут тритонами, стражниками в замках злых королев, которые постоянно охотятся за французскими тритонами.
— Как же они смогут снова возвратиться в тритоний пруд или даже в саму Францию, когда они заключены в глубокую темницу, позвольте вас спросить?
— Эта темница — еще не вся реальность, — продолжал Умпин. — Если я не совсем ошибаюсь, мы находимся в глубине подземной долины, а эта долина ведет прямо в тритоний пруд. Ты видишь, внизу струится река. Вода в эту реку собирается изо всех колодцев в королевском саду.
Как только он произнес эти слова, я огляделся вокруг и понял, что мы стоим на берегу подземной реки. Сияние, которое исходило от светлячков, невероятно длинной вереницей растянувшихся вдоль всего берега реки, рассеивало ночную тьму здесь, внизу.
Я понял, что потребуется уйма времени на то, чтобы эти испускающие свет существа снова стали тритонами. Кроме того, я почувствовал облегчение, что мне не придется остаток жизни провести в темнице, ведь если светлячки могут проделать длинный путь к тритоньему пруду, то и мы вполне способны на это.
— Пойдем со мной, — сказал гномик Умпин и протянул мне руки. И мы пошли вдоль подземной реки. Шли долго-долго, и вдруг тропинка кончилась, и мы оказались на берегу обрыва.
— Да, дальше идти невозможно, — заметил гномик. Теперь придется двигаться водным путем, а вот и лодочка внизу.
И он показал на лодку, которая была точь-в-точь похожа на красную весельную лодку моего умершего дедушки.
Нам пришлось спуститься вниз по отвесному склону. Не успел я кубарем скатиться вниз и плюхнуться в воду, как мы с Умпином уже сидели лицом к лицу в лодке, точно так же, как это бывало у нас с дедушкой, когда он был жив. Гномику Умпину не надо было даже грести, так как лодку несло само течение.
— Теперь мы с тобой в самой глубине, Кристоффер Поффер, — произнес он так громко, что по подземной пещере прокатилось эхо. — Мы находимся так глубоко, что нам следует изрекать исключительно глубокие истины.
Но никаких таких глубоких истин мне в голову не приходило.
— Мы находимся глубоко под земной поверхностью, — продолжал гном. — И посему не имеем права оставаться такими же поверхностными личностями, как прежде.
Мне вдруг стало страшно, чем же закончится наша беседа, если мы начнем копать так глубоко? Поэтому я промолчал.
— Ты знаешь, как называется эта глубина? — назидательно прошептал Умпин.
— Неужели мы в самой глубине небытия? — испуганно спросил я.
Мне показалось, что все окружающее как-то связано с моим дедушкой.
Гномик долго стоял, вглядываясь в подземную реку.
— Эта глубина называется «Черный Котел», — сказал он задумчиво.
— Неужели, правда?
Гном Умпин снисходительно кивнул точно так же, как обычно это делал дедушка, когда я спрашивал его о чем-то серьезном.
— Скоро часы пробьют одиннадцать.
Не успев закончить фразу, он стал показывать на какой-то предмет в воде. Я увидел пустую бутылку из-под лимонада, заткнутую пробкой. Я наклонился, перегнулся через борт и поднял бутылку, и сразу же догадался, что имею дело с морской почтой, ведь внутри я заметил белый листочек, свернутый в трубочку и перевязанный розовой шелковой ленточкой. Я открыл пробку и извлек содержимое бутылки. Сверху лежали очки, и стоило мне нацепить их на нос, как произошло нечто совершенно удивительное. Хотя я еще не научился читать, я вдруг увидел, что различаю все буквы, написанные на листочке.
— Я умею читать! — громко закричал я.
Гномик Умпин посмотрел на меня с некоторой завистью.
— Это только потому, что у тебя появились такие замечательные очки, — сказал он.
Я громко и отчетливо прочел написанное на листочке, свернутом в трубочку:
«Дорогой Кристоффер Поффер! Посылаю письмо в бутылке, которую я бросаю в колодец в королевском саду, я хочу предостеречь тебя и гномика Умпина. Королева намеревается спустить воду из всех колодцев, чтобы она хлынула и затопила темницу, тогда вы оба утонете. Она только ждет того часа, когда король отправится спать на диван в комнату в высокой башне. Тогда-то и начнется страшный потоп в Черном Котле. Выбирай между черникой и крыжовником. С приветом. Принцесса Аврора».
— Королева все еще не утратила вкус к злодеяниям, — вздохнул гном Умпин.
Он вставил весла в уключины и стал грести так быстро, что вода вокруг пенилась.
В ту же секунду я услышал, как подземная долина огласилась грохочущим шумом водопада. Обрушившийся поток поднял нас вместе с нашей лодочкой высоко на гребень волны и не отпускал, пока не вынес в толще воды из подземной пещеры.
Мы не утонули, нет. Вместо этого мы выплыли в тритоний пруд. Наша лодочка не опрокинулась, но в ней было полно воды, и оба весла потерялись.
Мы с гномиком лежали в лодке, а она плыла неведомо куда по водной глади пруда. Вокруг нас квакали лягушки. Змеи и ящерицы шуршали в траве, а птички щебетали в листве. Лес был переполнен звуками, и все месте они сливались в единый оркестр.
Когда мы, наконец, приплыли к берегу, почти в том самом месте, где давным-давно выловили всех головастиков и поцеловали лягушку, которая превратилась в принца, то оказалось, что мы совсем промокли и озябли.
За тритоньим прудом мы видели возвышающийся на фоне ночного неба замок. Оттуда, с высоты, до нас доносились какие-то отвратительные звуки, и я понял, что это беснуется королева, которая узнала, что, несмотря ни на что, мы не утонули.
Вдруг мы услышали в траве какое-то шебуршанье. Гномик Умпин очень испугался, и тут я увидел, что шебуршали огромные зайцы.
— Это королевские зайцы, — взволнованно прошептал Умпин.
— Зайцы, но почему ты так их боишься? — спросил я.
Умпин обернулся и посмотрел пристально на меня:
— Ты и впрямь думаешь, что это обычные трусишки зайки серенькие?
Я должен признаться, что в спешке не разглядел кто там, а теперь и сам испугался. И совсем уже не мог опомниться от страха, когда заметил, что одна из огромных южноафриканских лягушек выползла из воды.
Я ощутил, что мое сердце забилось в два раза сильнее обычного. Оно застряло у меня, как ком в горле, так высоко, что казалось выпрыгнет изо рта.
— Ну, теперь нам остается только как можно быстрее вернуться обратно в зиму, — воскликнул гномик Умпин.
— Да, да, — скороговоркой отозвался я.
И тут мы услышали голос Авроры, которая кричала нам с высокой башни замка:
— Берегитесь, вас подстерегает опасность!
Мы с гномиком переглянулись.
— Крепко держись за мою руку, Кристоффер Поффер! — скомандовал гномик Умпин.
В следующее мгновенье мы оба уже стояли на поверхности сугроба. На мне снова была моя пижамка с картинками автомобильчиков и мотоцикликов, только один рукав кофточки был оторван, потому что одна из лягушек успела крепко вцепиться в него как раз в тот момент, когда мы переходили из одного времени года в другое.
— Сюда они уже не придут, — выпалил, запыхавшись, гномик Умпин. — Потому что такого рода опасности подстерегают нас только летом.
Весь лес был покрыт серебристым инеем, а над высокими елями светила луна, похожая на огромный воздушный шар.
Теперь, когда все опасности миновали, мы с гномиком принялись прогуливаться по снежному насту, даже не зная, что и сказать.
— Да уж, да уж, да уж… — произнес гномик по меньшей мере трижды.
Мне стало ясно, что он просто хочет поговорить со мной, но не знает, с чего начать.
