– А где Тибул? Удалось ли ему бежать?
– Неизвестно. Всю ночь и на рассвете гвардейцы сжигали рабочие кварталы. Они хотели его найти.
Доктор Гаспар и негр подошли к балаганам. Представление ещё не начиналось. За размалёванными занавесками, за перегородками слышались голоса, позванивали бубенцы, напевали флейты, что-то пищало, шелестело, рычало. Там актеры готовились к спектаклю.
Занавеска раздвинулась, и выглянула рожа. Это был испанец, чудесный стрелок из пистолета. У него топорщились усы и один глаз вращался.
– А, – сказал он, увидев негра, – ты тоже примешь участие в представлении? Сколько тебе заплатили?
Негр молчал.
– Я получил десять золотых монет! – хвастался испанец. Он принял негра за актёра. – Иди-ка сюда, – сказал он шёпотом, делая таинственное лицо.
Негр поднялся к занавеске. Испанец рассказал ему тайну. Оказалось, что Три Толстяка наняли сто актёров, для того чтобы они представляли сегодня на рынках и своей игрой всячески восхваляли власть богачей и обжор и вместе с тем охаивали мятежников, оружейника Просперо и гимнаста Тибула.
– Они собрали целую труппу: фокусников, укротителей, клоунов, чревовещателей, танцоров… Всем были выданы деньги.
– Неужели все актёры согласились восхвалять Трёх Толстяков? – спросил доктор Гаспар.
Испанец зашипел:
– Тс! – Он прижал палец к губам. – Об этом нельзя громко говорить. Многие отказались. Их арестовали.
Негр в сердцах плюнул.
В это время заиграла музыка. В некоторых балаганах началось представление. Толпа зашевелилась.
– Граждане! – кричал петушиным голосом клоун с деревянных подмостков. – Граждане! Разрешите вас поздравить…
Он остановился, ожидая, пока наступит тишина. С его лица сыпалась мука.
– Граждане, позвольте вас поздравить со следующим радостным событием: сегодня палачи наших милых, розовых Трёх Толстяков отрубят головы подлым мятежникам…
Он не договорил. Мастеровой запустил в него недоеденной лепёшкой. Она залепила ему рот.
– М-м-м-м-м…
Клоун мычал, но ничего не помогало. Плохо выпечен-ное, полусырое тесто залепило ему рот. Он махал руками, морщился.
– Так! Правильно! – закричали в толпе.
Клоун удрал за перегородку.
– Негодяй! Он продался Трём Толстякам! За деньги он хулит тех, кто пошёл на смерть ради нашей свободы!
Музыка заиграла громче. Присоединилось ещё несколько оркестров: девять дудок, три фанфары, три турецких барабана и одна скрипка, звуки которой вызывали зубную боль.
Владельцы балаганов старались этой музыкой заглушить шум толпы.
– Пожалуй, наши актёры испугаются этих лепёшек, – говорил один из них. – Нужно делать вид, что ничего не случилось.
– Пожалуйте! Пожалуйте! Спектакль начинается…
Другой балаган назывался «Троянский Конь».
Из-за занавески вышел директор. На голове у него была очень высокая шляпа из зелёного сукна, на груди – круглые медные пуговицы, на щеках – старательно нарисованный красивый румянец.
– Тише! – сказал он так, как будто говорил по-немецки. – Тише! Наше представление стоит вашего внимания.
Некоторое внимание установилось.
– Ради сегодняшнего праздника мы пригласили силача Лапитупа!
– Та-ти-ту-та! – повторила фанфара.
Трещотки изобразили нечто вроде аплодисментов.
– Силач Ланиту покажет вам чудеса своей силы…
Оркестр грянул. Занавес раскрылся. На подмостки вышел силач Лапитуп.
Действительно, этот огромный детина в розовом трико казался очень сильным.
Он сопел и нагибал голову по-бычьи. Мускулы у него ходили под кожей, точно кролики, проглоченные удавом.
Прислужники принесли гири и бросили их на подмостки. Доски чуть не проломились. Пыль и опилки взлетели столбом. Гул пошёл по всему рынку.
Силач начал показывать своё искусство. Он взял в каждую руку по гире, подкинул гири, как мячики, поймал и потом с размаху ударил одну о другую… Посыпались искры.
– Вот! – сказал он. – Так Три Толстяка разобьют лбы оружейнику Просперо и гимнасту Тибулу.
Этот силач был тоже подкуплен золотом Трёх Толстяков.
– Ха-ха-ха! – загремел он, радуясь своей шутке.
Он знал, что никто не рискнёт швырнуть в него лепешкой. Все видели его силу.
В наступившей тишине отчётливо прозвучал голос негра. Целый огород голов повернулся в его сторону.
– Что ты говоришь? – спросил негр, ставя на ступеньку ногу.
– Я говорю, что так, лбом об лоб, Три Толстяка расшибут головы оружейнику Просперо и гимнасту Тибулу.
– Молчи!
Негр говорил спокойно, сурово и негромко.
– А ты кто такой, чёрная образина? – рассердился силач.
Он бросил гири и подбоченился.
Негр поднялся на подмостки:
– Ты очень силён, но подл ты не менее. Ответь лучше, кто ты? Кто тебе дал право издеваться над народом? Я знаю тебя. Ты сын молотобойца. Твой отец до сих пор работает на заводе. Твою сестру зовут Эли. Она прачка. Она стирает бельё богачей. Быть может, её вчера застрелили гвардейцы… А ты предатель!
Силач отступил в изумлении. Негр действительно говорил правду. Силач ничего не понимал.
– Уходи вон! – крикнул негр.
Силач пришёл в себя. Его лицо налилось кровью. Он сжал кулаки.
– Ты не имеешь права мне приказывать! – с трудом проговорил он. – Я тебя не знаю. Ты дьявол!
– Уходи вон! Я просчитаю до трёх. Раз!
Толпа замерла. Негр был на голову ниже Лапитупа и втрое тоньше его. Однако никто не сомневался, что в случае драки победит негр – такой решительный, строгий и уверенный был у него вид.
– Два!
Силач втянул голову.
– Чёрт! – прошипел он.
– Три!
Силач исчез. Многие зажмурили глаза, ожидая страшного удара, и когда раскрыли их, то силача уже не было. Он мгновенно исчез за перегородкой.
– Вот так прогонит народ Трёх Толстяков! – весело сказал негр, поднимая руки.
Толпа бушевала в восторге. Люди хлопали в ладоши и кидали шапки в воздух.
– Да здравствует народ!
– Браво! Браво!
Только доктор Гаспар недовольно покачивал головой. Чем был он недоволен, неизвестно.
– Кто это? Кто это? Кто этот негр? – интересовались зрители.
– Это тоже актёр?
– Мы никогда его не видели!
– Кто ты?
– Почему ты выступил в нашу защиту?
– Позвольте! Позвольте!..
Какой-то оборванец протиснулся сквозь толпу. Это был тот же нищий, который вчера вечером разговаривал с цветочницами и кучерами. Доктор Гаспар узнал его.
– Позвольте! – волновался нищий. – Разве вы не видите, что нас обманывают? Этот негр такой же актёр, как и силач Лапитуп. Одна шайка. Он тоже получил деньги от Трёх Толстяков.
Негр сжал кулаки.
Восторг толпы сменился гневом.
– Конечно! Один негодяй прогнал другого.
– Он боялся, что мы побьём его товарища, и сыграл шутку.
– Долой!
– Негодяй!
– Предатель!
Доктор Гаспар хотел что-то сказать, удержать толпу, но было поздно. Человек двенадцать, взбежав на подмостки, окружили негра.
– Бейте его! – завизжала старуха.
Негр протянул руку. Он был спокоен.
– Стойте!
Его голос покрыл крики, шум и свистки. Сделалось тихо, и в тишине спокойно и просто прозвучали слова негра:
– Я гимнаст Тибул.
Произошло замешательство.
Кольцо нападавших распалось.
– Ах! – вздохнула толпа.
Сотни людей дёрнулись и застыли.
И только кто-то растерянно спросил:
– А почему ты чёрный?
– Об этом спросите доктора Гаспара Арнери! – И, улыбаясь, негр указал на доктора.
– Конечно, это он.
– Тибул!
– Ура! Тибул цел! Тибул жив! Тибул с нами!
– Да здравств…
Но крик оборвался. Случилось что-то непредвиденное и неприятное. Задние ряды пришли в смятение. Люди рассыпались во все стороны.
– Тише! Тише!
– Беги, Тибул, спасайся!
На площади появились три всадника и карета.
Это был капитан дворцовой гвардии граф Бонавентура в сопровождении двух гвардейцев. В карете ехал дворцовый чиновник со сломанной куклой наследника Тутти. Она печально приникла к его плечу чудесной головкой с подстриженными кудрями.
Они искали доктора Гаспара.
– Гвардейцы! – заорал кто-то благим матом.
Несколько человек перемахнули через забор.
Чёрная карета остановилась. Лошади мотали головами. Звенела и вспыхивала сбруя. Ветер трепал голубые перья.
Всадники окружили карету.
У капитана Бонавентуры был страшный голос. Если скрипка вызывала зубную боль, то от этого голоса получалось ощущение выбитого зуба.
Он приподнялся на стременах и спросил:
– Где дом доктора Гаспара Арнери?
Он натягивал поводья. На руках у него были грубые кожаные перчатки с широкими раструбами.
Старуха, в которую этот вопрос попал, как шаровидная молния, испуганно махнула рукой в неопределённом направлении.
– Где? – повторил капитан.
Теперь его голос уже звучал так, что казалось – выбит не один зуб, а целая челюсть.
