— Излишне, мадам. Впрочем, как хотите, — ответила портниха. — Здесь я вам положу биэ по всему шву, это будет солиднее. Когда я в Одессу ездила, мне аптекарь Оксель посоветовал навестить мужа, как будто мы и не ссорились. Я так и поступила… Дети, булавку.
Но Лена глядела на портниху, вытаращив глаза. Ее поразило слово «Одесса». Боже ты мой, это и есть, наверно, колдуньино слово: О-де-сса. Интересно знать, заметила ли Маша? Верно, не заметила, так как равнодушно подала булавку портнихе. А та тем временем продолжала:
— У меня шляпки не было. Так вы знаете, подруга самоучкой делает каркасы с самого трудного фасона. Прихожу к ней… Ах, что вы делаете, барышня!
Последнее восклицание относилось к Маше, которая высыпала коробку с булавками прямо на голову мадам Вилкиной и как безумная умчалась из комнаты. Мама вскрикнула, увидев булавки, вонзившиеся в волосы портнихи. Лена вскрикнула при виде испуганного лица мамы.
— Нет, они у меня положительно сходят с ума! Сегодня же позову доктора и уложу их на неделю в кровать! — сердито произнесла мама. — Не двигайтесь, я вам вытащу все булавки. Ах, боже мой, что за дети!
Лена, видя, что на нее не обращают внимания, тихонько выбралась из комнаты и побежала за сестрой. Маша стояла в детской возле стола, положив на него локти, и, склонив голову к плечу, что-то усердно писала. Перед нею лежала страничка, на скорую руку вырванная из тетради, а на страничке кривыми и косыми буквами было несколько раз написано: «каркас, каркас, каркас, каркас»…
— Я знаю! — подпрыгнула Лена от восторга. — Ты думаешь — это колдуньино слово? Дай мне тоже бумажку, я хочу тоже что-то написать!
Она вырвала у сестры бумажку и карандаш и долго выводила печатными буквами: «Одесса. Я думаю, что Одесса. Это пишет Лена».
Потом она вопросительно посмотрела на Машу.
— Скажи, как мы перешлем? Ведь это нужно сию секунду.
— Не беспокойся. Пойди возьми у портнихи булавку и беги в гостиную.
Лена сбегала к маме, взяла тихонько булавку и вернулась к Маше. А Маша тем временем перелезла с мягкого кресла на подоконник большого окна в гостиной. Бумажку, свернутую несколько раз, она держала во рту. Утвердившись на подоконнике. Маша выпрямилась во весь свой рост, подняла бумажку и приколола ее к тюлевой занавеси, как раз на том самом месте, где тропинка круто поворачивает к замку. Но булавка долго ее не слушалась, и, к своему ужасу, Маша порвала в двух местах тюль. Как бы то ни было, бумажка была приколота.
Потом Маша спустилась вниз и шепнула сестре:
— Кто-нибудь найдет на дороге и снесет в замок. Как жаль, что раньше вечера нельзя поговорить в дырочку!
Они ушли из комнаты, хотя время от времени то одна, то другая заглядывала в гостиную и посматривала, не взята ли бумажка. Но бумажка все еще висела наверху.
Часам к трем в столовую вошла кухарка и принялась звенеть посудой. Она накрывала на стол. Дети любили ей помогать, и она очень охотно это позволяла. Любимым занятием Лены в таких случаях было доставать из ящика два красивых пробочника с песьими головками; а Маша щедро ставила подставки для ножей и вилок, сделанные из матового стекла и представлявшие собой две круглые детские головы, обращенные друг к другу затылками и соединенные стеклянной спинкой. Они так увлеклись этим делом, что не слышали ни шума в передней, ни шагов в кабинете.
Накрыв на стол, Маша еще раз заглянула в гостиную, и увидела, что бумажка исчезла. Слава богу! Значит, Нелли ее уже читает. Но вот раздались чьи-то громкие шаги, и в столовую вошел папа, держа в руках злополучную записку. Лицо его было хмуро, брови сдвинуты.
— Дети, — позвал он сердито, — будьте любезны объяснить мне, что означает «каркас» и «Одесса» и чего ради вы рвете гардины, а? Давеча я не обратил внимания на мамины слова, а теперь сам вижу, что с вами что-то неладное.
— Это, папа, не тебе записка, — чуть не плача, ответила Маша.
— Очень приятно слышать. Так кому же?
— Нашей сестре Нелли.
— Маша, я знаю, ты шалунья и часто делаешь не то, что требуется, но лгуньей ты до сих пор не была.
— Я и не лгу. Ты, папа, многого не знаешь. Прошу тебя, не расспрашивай.
Папа пожал плечами, внимательно посмотрел на детей и ушел назад в кабинет, захватив с собой записку. Маша и Лена были в ужасном волнении. Они считали каждую секунду, отбиваемую маятником на больших часах, и ждали, чтоб поскорей наступил вечер. За обедом они почти не ели: поднесут ложку ко рту и кладут ее обратно, подолгу разжевывая маленькие кусочки хлеба, отламываемые от большого ломтя. Котлеты они только расковыряли, на картошку даже не посмотрели, кисель с молоком привел их в отчаяние, ибо это было любимое папино блюдо и он его очень медленно ел. А между тем папа и не думал вставать из-за стола. Он все внимательнее и внимательнее поглядывал на детей и наконец обратился к маме с вопросом:
— Скажи, милая, где у нас сказки Андерсена?
— Маша, принеси папе сказки Андерсена, — сказала мама.
Бедная Маша бросилась за сказками в папин кабинет, где сумерки уже затянули серой паутиной углы, но не выдержала и подошла к дырочке.
— Нелли! Нелли! — позвала она тихонько. — Скажи, ради бога, разгадал ли Эли колдуньино слово? Неужели нет? А что, слово не «каркас», не «Одесса»? Ну чем же вам помочь, говори скорей… Хорошо, я постараюсь. Как же до нее добраться? Хорошо, хорошо, исполню!
— С кем ты разговаривала в кабинете? — спросил папа.
— Так, — ответила Маша.
— Вот что, дети, — серьезно сказал папа, — вы скучаете без сверстников и, должно быть, выдумали себе игру, от которой вам будет только вред. Вы сами уверуете в чудеса, а потом, по ночам, будете бояться, нервничать, капризничать. Из моих здоровых и спокойных девочек сделаются два больных урода. Как вы думаете, можем ли мы это равнодушно видеть? Я бы взял вас сегодня в гости к доктору Титову, но у него дома корь. Давайте почитаем сказки, а завтра я придумаю, с кем мне вас познакомить.
И весь вечер, до самого ужина, мама и папа оставались вместе с детьми.
Глава десятая. Луиза Антоновна придумала средство
У няни весь день болела голова, и она жаловалась Луизе Антоновне:
— Должно быть, от дурного глазу. Так болит, что поворотить трудно. Да и детей у нас точно сглазили — скучные какие-то и с фокусами. По ночам бредят, вот-вот лунатиками сделаются.
— Это, няня, не от дурного глаза. Это оттого, что у них нет общества.
— Да какое же мы им опчество найдем?
— Луиза Антоновна, вы совершенно правы, — перебила няню мама, быстро входя в детскую. — Я с вами давно хочу посоветоваться. Как вы думаете, можно ли пригласить к нам кого-нибудь из ваших учеников? Я хочу сделать небольшую детскую вечеринку.
— Это очень разумно, — ответила Луиза Антоновна. — Маша и Лена уже знают всех моих детей понаслышке. Пусть сами скажут, кого им больше хочется видеть.
— Нюшу, Нюшу! — вскрикнули в восторге обе девочки.
— Ай, какие вы нехорошие! — укоризненно возразила Луиза Антоновна. — Сколько раз я вам говорила, что Нюша неблагонравная и ленивая. Впрочем, Нюша из хорошего семейства. Они люди культурные и с удовольствием ее отпустят.
— Хорошо, Луиза Антоновна, пригласите Нюшу. Потом еще кого-нибудь.
— Я вам приведу Жоржиньку.
— Луиза Антоновна, — запротестовала Маша, — только не Жоржа!
— Сударыня, я вам должна сказать, что Жоржинька Кирхгоф — мой образцовый ученик. Дети этого не могут понять. Кроме того, я могу привести Андрюшу. Он круглый сирота и воспитывается у своей тетки.
— Вот и хорошо, довольно с нас одной девочки и двух мальчиков. Луиза Антоновна, я надеюсь, вы тоже будете у нас в этот вечер. Давайте обсудим, как это устроить и когда.
Мама с немкой уселись на диван и принялись обсуждать подробности, а дети скакали вокруг них как сумасшедшие.
Решено было попросить у крестного, Афанасия Ивановича, выезд и на этом выезде отправить Луизу Антоновну за детьми. Вечер назначили в воскресенье, и мама по этому случаю велела разгладить два самых нарядных детских платьица с кружевными воротничками. Мало того: из маминой шифоньерки были вынуты три коробки с шахматами, с домино и еще с какой-то английской игрой, в которую, впрочем, никто не играл. Домино было из настоящей слоновой кости, а шахматы — великолепной кустарной работы: каждая фигурка выглядела как живая: конь мчался, вскинув обе передние ноги и распустив хвост; башня-тура была настоящая, из каменных плит и с отверстиями для пушек; офицер-слон в нарядном мундире опирался на шпагу, а королева была так хороша, что дети не могли вдоволь на нее налюбоваться. Решено было приготовить все игры, чтобы дети, если захотят и смогут, играли и забавлялись вволю.
На кухне тоже началась суета. Мама заранее написала на листочке, что купить на рынке, а что в магазинах. Сперва в детской детям дадут чай с пирожным, вареньем и сладостями а уже в десятом часу вечера в столовой накроют ужин. Мама хранила в тайне, что именно будет к ужину, но дети расслышали, как зашла речь о рябчиках и брусничном варенье.
