ЭХ, ЕСЛИ БЫ!
Важных дел невпроворот
У ребят в поселке:
Кто — в поход, кто — в огород,
И девчонки (женский род)
Трудятся как пчелки.
Важных дел невпроворот
А вот Саше не везет:
Он сидит в сторонке,
Прикреплен к сестренке.
Тут рабочая пора,
Тут удары топора,
А ему менять пора
Танькины пеленки.
Тут удары топора,
Он с сестрой сидит с утра.
На скамье под вязом,
Как веревкой связан.
«Эх, уехать бы
На БАМ!
Без сестер,
Без пап и мам…»
Мне опять кричат: — Постой-ка!
Ты не видишь — это стройка!
Здесь участок огорожен
И дороги нет прохожим!
Все я вижу, все я слышу:
Здесь железом кроют крышу,
И листы, как будто сами,
Проплывают над лесами…
Сколько раз меня ругали:
— Не вертись ты под ногами,
Здесь участок огорожен!
Ну, а мне всего дороже
В этом шуме, в этом гаме
Повертеться под ногами.
Вы видали штукатура?
Приходил он к нам во двор
И, поглядывая хмуро,
Он размешивал раствор.
Что-то сеял через сито,
Головой качал сердито,
Был он чем-то озабочен,
В ящик воду подливал,
В пиджаке своем рабочем
Над раствором колдовал.
Наконец повеселел он,
Подмигнул: — Займемся делом.
Мы не курим, не халтурим,
Мы на совесть штукатурим.
А потом дошкольник Шура
Вслед за ним пришел во двор
И, поглядывая хмуро,
На скамейке что-то тер.
Что-то сеял через сито,
В банку воду подливал,
Головой качал сердито,
Над раствором колдовал,
Был он чем-то озабочен
Ведь не просто быть рабочим!
Наконец повеселел он,
Подмигнул: — Займемся делом.
Мы не курим, не халтурим,
Мы на совесть штукатурим.
Нет, я не гордость,
Не отрада
Я — горе
Нашего отряда.
Не приучаюсь я к труду,
Работаю вполсилы
И всех вожатых доведу
Я скоро до могилы.
Ну, что поделать, я привык!
Упреки даже кстати,
Раз я лентяй и баловник,
Валяюсь на кровати.
Я — лодырь!
Я для нас — балласт!
Но вдруг сказал вожатый,
Что всем лопаты
Он раздаст,
А мне не даст лопаты.
Я закричал что было сил:
— И мне нужна лопата!
— Ты что, чудак, заголосил?!
Смеются все ребята.
И все бегут куда-то,
У каждого — лопата.
И носится с лопатой
Алешка конопатый.
Еще сильней кричу тогда:
— И я хочу трудиться!
Нельзя людей лишать труда,
Куда это годиться?!
Вот так иной полюбит труд,
Когда лопату отберут.
Поздней осени приметы:
Улетела птичья стая,
Все по-разному одеты,
Снег пошел опять растаял…
На прогулке три Аленки.
Три Аленки — две дубленки
И в полоску плащик тонкий.
Дал я плащику подножку,
Понарошку,
Не со зла.
Возмутились две Аленки,
А одна домой ушла.
Возвратилась вся в зеленке.
— Размахнись! — кричу Аленке.
Стукни ты меня в ответ!
А она смеется: — Нет,
Мне идет зеленый цвет.
Я взглянул на плащик тонкий,
И, как будто не всерьез,
Неожиданно Аленке
Задаю такой вопрос:
— Три девчонки, три Аленки,
У кого-то нос в зеленке
И косички словно лен,
Я в кого из них влюблен?
Улыбается Аленка:
— Говоришь, в зеленке нос?
Нет, загадочный вопрос.
Мой брат (меня он перерос)
Доводит всех до слез,
Он мне сказал, что Дед-Мороз
Совсем не Дед-Мороз!
Он мне сказал:
— В него не верь!
Но тут сама
Открылась дверь,
И вдруг я вижу
Входит дед.
Он с бородой,
В тулуп одет.
Тулуп до самых пят!
Он говорит:
— А елка где?
А дети разве спят?
С большим серебряным
Мешком
Стоит
Осыпанный снежком,
В пушистой шапке
Дед,
А старший брат
Твердит тайком:
— Да это наш сосед!
Как ты не видишь: нос похож!
И руки, и спина!
Я отвечаю: — Ну и что ж!
А ты на бабушку похож,
Но ты же не она!
— Мне не хватает теплоты,
Она сказала дочке.
Дочь удивилась: — Мерзнешь ты
И в летние денечки?
— Ты не поймешь, еще мала,
Вздохнула мать устало,
А дочь кричит: — Я поняла!
И тащит одеяло.
Готов для человечества
Он многое свершить,
Но торопиться нечего,
Зачем ему спешить?
Пока еще он подвига
Себе не приглядел,
А дома (что поделаешь!)
Нет подходящих дел!
Дед от простуды лечится,
Лекарство дать велит,
Но он не человечество,
Он старый инвалид.
С утра Наташка мечется
(Гуляйте с ней с утра!).
Она не человечество,
А младшая сестра.
Когда судьбой назначено
Вселенную спасти,
К чему сестренку младшую
На скверике пасти?!
Пока еще он подвига
Себе не приглядел
А дома (что поделаешь!)
Нет подходящих дел!
В своем платочке клетчатом
В углу ревет сестра:
— Я тоже человечество!
И мне гулять пора!
Мне казалось, будто Вася
Без меня скучает.
Я сказала: — Признавайся,
Что тебя печалит?
— Исчезают виды чаек!
Вдруг он отвечает.
Если чайки станут редки,
А потом — как?
Если редки станут предки
Нет потомков!
О каких-то редких видах
Раскричался Вася.
— Поспокойней: вдох и выдох!..
Ты не надрывайся!
Охранять он хочет чаек,
Просто в них души не чает,
А меня… не замечает.
На глазах растут ребята!
Жил в стихах моих когда-то
Вовка — добрая душа.
(Так прозвали малыша!)
А теперь он взрослый малый,
Лет двенадцати на вид,
И читателей, пожалуй,
Взрослый Вовка удивит.
С добротой покончил Вовка,
Он решил — ему неловко
В зрелом возрасте таком
Быть каким-то добряком!
Он краснел при этом слове,
Стал стесняться доброты,
Он, чтоб выглядеть суровей,
Дергал кошек за хвосты.
Дергал кошек за хвосты,
А дождавшись темноты,
Он просил у них прощенья
За плохое обращенье.
Знайте все, что он недобрый,
Злее волка! Злее кобры!
— Берегись, не то убью!
Пригрозил он воробью.
Целый час ходил с рогаткой,
Но расстроился потом,
Закопал ее украдкой
В огороде под кустом.
Он теперь сидит на крыше,
Затаившись, не дыша,
Лишь бы только не услышать:
«Вовка — добрая душа!»
Я ДУМАЛ, ВЗРОСЛЫЕ НЕ ВРУТ…
Я думал, взрослые не врут,
А дедушка Сережа
Сказал, что очень любит труд…
Но что-то не похоже.
Просил я: — Сделай мне совок,
Зеленый или синий!
Я знаю, он бы сделать мог!
А он в ответ: — Зачем, сынок,
Мы купим в магазине,
За них недорого берут.
А сам сказал, что любит труд…
Спешит он высказаться «за»,
Когда глядит тебе в глаза,
Но почему-то за глаза
Всегда он «против», а не «за».
