— Будет вам, девочки, все уши мне прощекотали! Не выступать вы не можете — не станете же вы подводить весь отряд. Малыши кончают декламацию… Приготовьтесь, сейчас я объявлю ваш номер.
К беседке бежали раскрасневшиеся, взволнованные малыши, им вдогонку неслись аплодисменты растроганных пап и мам.
Тишина — и голос вожатой:
— Матросский танец. Исполняют Оля Воронова и Зина Чернышева.
Баянист заиграл знакомую мелодию. Зина и Оля, не глядя друг на друга, отсчитывали такт. И вот в нужное мгновение из-за белых березовых стволов появились два тоненьких матроса с волосами, запрятанными под бескозырки.
Настоящие артисты умеют улыбаться, когда им не хочется, а девочки еще не умеют, поэтому оба матросика в белых блузах и темных брюках колокольчиками были необычайно серьезны. Танцевали матросы прекрасно. Не одни мамы и папы подтвердили бы это, а и более придирчивые зрители.
Ритмично и ловко взбирались матросы на невидимые мачты, вместе тянули невидимые канаты, семафорили друг другу невидимыми флажками.
— Зажигательно пляшут! — с одобрением сказал чей-то папа, сидевший сзади, и даже привстал немного, чтобы не загораживали ему ловких матросов головы чужих мам.
Что почти невозможно — это плясать вприсядку с серьезным лицом. Может быть, настоящие артисты и умеют, если, скажем, необходимо по ходу действия, но девочки не умеют. Пустившись вприсядку, оба серьезных матроса развеселились, даже не заметив этого.
Потом нужно было, взявшись за руки, промчаться через всю лужайку, и матросы опять нечаянно улыбнулись друг другу.
А две серьезные мамы, сидевшие в стороне от других, давно уже перестали быть серьезными и улыбались, глядя на тоненьких матросов.
Мамы знали: обида пройдет, а дружба останется.
— Что мне всю жизнь хотелось, — сказал Николай Иванович, — прямо какое-то неутоленное желание — поспать на свежем воздухе!
— Вот и хорошо, папочка, спи себе, сколько душе угодно! — звонко ответила Маргарита.
— Я очень рада, что твое неутоленное желание наконец осуществилось! — низким голосом прогудела Клавдия.
На дачу переехали час тому назад. Вещи накануне привезли мужчины на грузовике. А дедушку Николая Ивановича и обеих внучек, Валю и Галю, Маргарита и Клавдия доставили поездом. Обе сестры, невысокие, полные, энергичные, едва переступив порог дачи, стали торопливо налаживать уют. Маргарита вынесла в сад складную кровать и поставила под дубом, на границе света и тени.
— Папа, ляг, отдохни! Валек, неси дедушке подушку!
Клавдия тем временем вгоняла огромный гвоздь в столбик забора и вешала умывальник.
— Галка, подай мне ковш! Маргарита! Твоя Валентина поднимает самый большой чемодан!
Звонкий голос Маргариты из окна:
— Валек, не поднимай, надорвешься… Где будем есть? В саду или на террасе?
— Папа, ты где хочешь? Маргарита! Папа хочет в саду!
И вот уже маленькая Галка, весело ступая по песку и траве босыми крепкими ножками, несет скатерть и помогает матери расстелить, чтоб было гладко.
Теперь со стола уже убрано, и вся компания расположилась прямо на траве, около раскладушки Николая Ивановича.
— И еще что мне всю жизнь хотелось… — Николай Иванович задумчиво поглаживал усы, белые, чуть пожелтевшие около губ, будто опаленные огнем трубки. — Ведь я городской житель с малых лет… Но всегда хотелось: подсмотреть, как распускается цветок и как вырастает гриб.
— Грибов, говорят, у нас на участке бывает много, — заметила Валя.
— Кто говорит? — спросила Галка.
— Соседи.
— Что ж, дедушка, — сказала Галка с серьезным видом, — вот ты все не хотел и не хотел выходить на пенсию. А теперь вышел на пенсию, и тебе хорошо. Поживешь на даче, никуда не спешить. И подсмотришь, как распускается цветок и как вырастает гриб!
Цветов распустившихся еще мало в саду — весна была прохладная, они запаздывают. На клумбе около дома повернули все в одну сторону свои милые стариковские мордочки анютины глазки. Одуванчики и желтые лютики в траве. Вот пока и все. Но, отражая небо синеватой листвой, мощно раскинулись кусты пионов, а на них будто крепкие вишенки выдвигаются во все стороны, чуть прикрытые зеленым. Вдоль забора — длинная клумба — ирисы скоро зацветут. На высоких прямых ножках бутоны, еще туго спеленутые, слева направо, все на один лад.
Клавдия встала первая.
— Маргарита, ты за временем следишь?
— Слежу, — отозвалась старшая сестра, — нам пора собираться. Валек, пойди, я тебе объясню, где что лежит.
Шестнадцатилетняя Валя, немножко слишком полная — в мать, но с мечтательным лицом и медлительными движениями, вошла на террасу.
— Вот что, Валек, — начала Маргарита доверительным шепотом. Вся надежда на тебя. Тебе поручаем дедушку и сестренку. Следи, чтобы дедушка гулял осторожно: на солнце ему нельзя. Галочку одну никуда не отпускай. Женщина, у которой берем молоко, обещала тебе помочь со стряпней и с водой…
Тем временем Клавдия, отозвав под предлогом нового мытья рук свою дочь к умывальнику у забора, внушала ей на прощание:
— Галка, я надеюсь на твое благоразумие. Валюше без тебя одной никак не управиться, помогай ей во всем. Присматривай за дедушкой, чтобы курил поменьше… — и так далее, и так далее.
Шестилетняя Галя, белотелая, рыжеватенькая, солидно кивнула головой:
— Не беспокойся, мама, надейся на мое благоразумие! Вале помогу, за дедушкой присмотрю.
После этого Маргарита и Клавдия опять подсели к отцу.
— Папочка, — начала Маргарита, — мы уезжаем спокойно, зная, что девочки остаются с тобой. Разумеется, все хозяйственные дела будут делать Валюта и та женщина, что приносила молоко, но на тебе общее руководство.
— Умоляю тебя, — прогудела Клавдия, — не позволяй Гале одной на речку ходить!
— Валя иной раз на даче, — продолжала Маргарита, — как засядет в комнате, как уткнется в книжку!..
— Здесь погреб глубокий! — жалобным басом вставила Клавдия.
Николай Иванович поглаживал усы и успокоительно смотрел на дочек из-под густых и длинных бровей. Брови, тоже седые, с рыжеватой подпалинкой, казались усами второго этажа, немножко только пореже и поменьше нижних усов.
— Не волнуйтесь, мои дорогие, можете на меня положиться!
Перестраховавшись таким образом, Маргарита и Клавдия уехали.
* * *
— Дедушка, ты что так в ирисы вглядываешься?
— Нет, вы только посмотрите, девочки, как он сложно построен, этот цветок! Три лепестка шатром кверху поднялись — смотри, Галка, — три отогнуты. Какое изящество! Что мне всю жизнь хотелось — прямо какое-то неутоленное желание! — подсмотреть, как распускается цветок и как вырастает гриб!
— Они ночью, — сказала Валя. — Вот этих вчера еще не было.
— Ночью-то ночью, но вот как это делается? Постепенно, понемножку распускаются или сразу, взрывом? Посмотри, какой плотный, тугой бутон и какой он маленький по сравнению с цветком! За какие-нибудь несколько часов… А грибы? Ведь они вылезают из земли совсем уже готовенькие! И тоже в одну ночь!
— На соседнем участке, — заметила Валя, — сегодня нашли два гриба. Белых.
— Не может быть! Рано еще для грибов!
— Говорят, что эти грибы называются «колосники». Они появляются, когда начинает колоситься рожь, а потом пропадают.
— Кто говорит? — спросила Галка.
— Соседи.
— Соседи это, конечно, авторитет, — сказал Николай Иванович, — но все-таки сомневаюсь.
Валя подошла к кусту пионов.
— А цветы, дедушка, распускаются постепенно. Видишь, вот совсем маленький зародыш, вот это уже бутон…
На кусте пиона мало уже осталось маленьких зародышей, похожих на вишенки. Бутоны торчали во все стороны как неплотно сжатые кулачки. Один кулачок раскрылся сегодня утром, стал цветком.
— Розами пахнет. — Галка погрузила в самую середину свой носик, не загоревший, а только облупившийся на солнце за две недели жизни на даче.
— Вот видишь, дедушка, а этот уже распустился.
— А ты видела, как он распускается?
— Нет, не видела.
— Вот я и говорю: хочется подсмотреть.
— Нужно пораньше встать. Мы, дедушка, спим очень долго.
— Вот то-то и оно. Как-нибудь встану пораньше — и подсмотрю!
В городе все трое жили на разных квартирах, на даче объединились первый раз и только теперь знакомились как следует. Двоюродные сестры относились друг к другу со снисходительной любовью и чуть насмешливым покровительством. Так же обе внучки относились и к дедушке, а дедушка — к внучкам. Обязательства, принятые на себя в день приезда, все трое выполняли свято.
— Дедушка! — кричала Галка вечером из окна. — Я тебе одеяло несу! В тени уже холодно!
