Джанни Родари - Профессор Грозали, или Смерть Юлия Цезаря

ДЖАННИ РОДАРИ

ПРОФЕССОР ГРОЗАЛИ,

МЛМ СМЕРТЬ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ

Пер. с итал. Л. Вершинина

Сегодня профессор Грозали был ростом куда выше обычного. Так с ним бывает всегда в дни опроса студентов. А они наметанным глазом определяют его рост - увы, он вырос не меньше чем на четверть метра. И теперь за манжетами коричневых брюк обнажилась под синими носками широкая полоска кожи.

- Пропали, - вздыхают студенты. - Уж лучше было прогулять и поиграть в кегли.

Профессор Грозали перелистал классный журнал и сказал:

- Я вас собрал, чтобы узнать истину, и, пока не узнаю, никого из вас не выпущу отсюда ни живым, ни мертвым. Ясно? Итак, к доске пойдет... Посмотрим список обвиняемых: Альбани, Альбетти, Альбини, Альбони, Альбуччи. Отлично... пойдет Цурлетти.

Студент Цурлетти, замыкающий алфавитный список, обеими руками впился в парту, пытаясь отдалить роковую минуту. Он крепко зажмурился, чтобы хоть на миг вообразить себя туристом, который на острове Эльба занимается подводной рыбной ловлей. Затем все-таки поднялся, столь же медленно, как поднимаются в шлюзах Панамского канала океанские лайнеры, и поплелся к доске, спотыкаясь на каждом шагу.

Профессор Грозали пронзил его трепещущее тело огненным взглядом и разящими как меч словами.

- Дорогой Цурлетти, вам же будет лучше, если признаетесь во всем. И чем скорее признаетесь, тем быстрее я вас отпущу на свободу. Кстати, вы ведь знаете, что я располагаю множеством возможностей заставить вас заговорить. Поэтому отвечайте, и притом быстро и откровенно: когда, как, кем, где и почему был убит Юлий Цезарь. Уточните, как был одет в тот день Брут, какой длины была борода у Кассия и где находился в тот момент Марк Антоний. Укажите также, какой размер обуви носила жена Цезаря и сколько она истратила в то утро на рынке, покупая буйволиный сыр.

Студент Цурлетти закачался под градом вопросов. Уши его дрожали... Казалось, профессор Грозали срезает их кусок за куском своими острыми как нож вопросами.

- Признавайтесь! - громит он беднягу громовым голосом, став выше еще на пять сантиметров (теперь над носками обнажилась вся икра).

- Прошу вызвать моего адвоката, - шепчет Цурлетти.

- Не выйдет, друг мой! Мы здесь не в квестуре и не в суде. У вас такие же права на адвоката, как на бесплатный билет на Азорские острова. Вы должны чистосердечно признаться во всем. Какая погода была в день убийства?

- Не помню.

- Разумеется! И вы, конечно, не помните даже, присутствовал ли при совершении преступления Цицерон, а если присутствовал, то вспомните, был ли у него при себе зонтик или же слуховой аппарат, прибыл ли он на место в такси или в карете?

- Ничего я не знаю.

Цурлетти немного приходит в себя. Он чувствует, что класс на его стороне и одобряет его сопротивление профессору-инквизитору. Внезапно Цурлетти вскидывает голову и заявляет:

- Я отказываюсь отвечать.

Класс разражается аплодисментами.

- Молчать, или я заставлю вас очистить помещение!

Увы, Цурлетти исчерпал последние силы, тело его обмякло, голова беспомощно упала вниз. Профессор Грозали громко зовет сторожа, тот прибегает с ведром воды и выливает ее на голову бедняги Цурлетти. Несчастный открывает глаза и принимается жадно слизывать языком капли воды с лица. О боже, вода соленая! Муки Цурлетти от нее лишь возросли...

Теперь профессор Грозали вырос настолько, что ударяется головой о потолок. На лбу у него алеет шишка.

- Признавайся, прохвост! - переходит он на "ты". - Знай же, я взял в заложники твою семью!

- Нет, только не это, только не это! - умоляет Цурлетти.

- А я взял! Сторож! - громко зовет Грозали. Снова появляется сторож, он приближается к кафедре, подталкивая вперед отца бедняги Цурлетти, тридцативосьмилетнего почтового служащего. Тот идет, низко опустив голову. И обращается к сыну еле слышным голосом:

- Ответь, дорогой Альдуччо! Ради твоего отца, ради несчастной матери, слепнущей от слез, твоих сестер, упрятанных в монастырь.

- Хватит! - рявкает профессор Грозали. - Можете идти.

Цурлетти-отец уходит, старея прямо на глазах. Клочья седых волос бесшумно падают с его головы на плитки пола.

Цурлетти-сын судорожно всхлипывает. Но вдруг из-за парты поднимается благородный студент Цурлини, известный своей добротой, и твердо объявляет:

- Профессор, я все расскажу!

- Наконец-то! - ликует профессор Грозали.- Признавайся, признавайся!

Студенты холодеют от ужаса - неужели они взрастили шпиона и доносчика! Они не знают, на какой подвиг из чувства солидарности способен Цурлини...

- Юлий Цезарь пал, сраженный двадцатью четырьмя кинжальными ударами, - говорит он притворяясь, будто краснеет от стыда.

Профессор Грозали настолько изумлен, что даже не может с ходу отреагировать на это заявление. Он сразу уменьшился в росте.

- Как? - шепчет он. - Разве их было не двадцать три?

- Двадцать четыре, синьор профессор! - твердо повторяет Цурлини.

Многие в классе поняли его хитроумный маневр и дружно поддерживают товарища.

- Двадцать четыре, точно двадцать четыре, ваша честь!

- Но у меня есть доказательства, - не сдается профессор Грозали. - У меня хранится стихотворение нашего великого поэта и прорицателя. В нем он описывает чувства, охватившие статую Помпея в тот миг, когда Цезарь под удавами заговорщиков упал к его ногам. Вот протокольно зафиксированный текст стихотворения.

Помпеи в холодном мраморе

Молчание хранил,

Но радость он безмерную

В душе своей копил.

Дрожи, Гай Юлий Цезарь,

Близок твой конец.

Был ты император

Станешь, друг, мертвец!

Когда же Юлий Цезарь

К ногам его упал,

Он раны до единой мгновенно сосчитал.

И, как ни проверяй тут, сколько ни смотри,

Их было, уж поверьте, ровно двадцать три.

- Слышали, господа, двадцать три! - воспрянув духом, говорит профессор Грозали. - И не вздумайте затемнять истину вашими запоздалыми признаниями.

Но вся аудитория хором кричит в ответ:

- Двадцать четыре, двадцать четыре!

Настал черед профессора Грозали испытать муки сомнений. Он сразу стал ростом ниже даже коротышки преподавательницы математики и с каждой минутой продолжал катастрофически уменьшаться и терять в весе. Вскоре он сравнялся с кафедрой. Чтобы ни на миг не упускать из виду класс, ему пришлось встать на стул и к тому же то и дело подпрыгивать. Его страдания растрогали студента Альберти, у которого было поистине золотое сердце. За безмерную доброту друзья единодушно решили наградить его в канун рождества.

- Профессор, - говорит Альберти, - достоверность свидетельских показаний статуи Помпея легко проверить. Для этого достаточно всем классом совершить путешествие в Древний Рим, присутствовать при убийстве Юлия Цезаря и самим убедиться, сколько ему было нанесено ран.

Профессор Грозали ухватился за эту идею как за якорь спасения.

Сказано-сделано. Они связались с агентством "Хроно-тур", весь класс сел в машину времени, и пилот настроил свои приборы на сорок четвертый год до нашей эры, дни мартовских ид. За считанные минуты машина времени одолела множество веков, которые, к счастью, в отличие от воды и воздуха почти не обладают силой трения... И вот уже студенты и профессор Грозали очутились в толпе, ждущей появления сенаторов.

- Юлий Цезарь уже прошел? - обратился профессор к какому-то древнему римлянину.

Тот ничего не понял и поинтересовался у соседа:

- Что это за болваны?

Тут профессор Грозали вспомнил, что в Древнем Риме говорили на латыни, и повторил свой вопрос на этом благородном языке. Но римляне снова не поняли ни слова.

- Откуда появились эти варвары? - с ухмылкой спросил один из них. - Ну и невежды, болваны, да и только! Приехали в Рим, а римский диалект выучить не удосужились.

Увы, школьная латынь в разговоре с древними римлянами пригодна ничуть не больше миланского диалекта или, скажем, языка исландцев. Студенты ехидно усмехаются. Но не все. Цурлини нервничает. Чтобы спасти Цурлетти, он солгал. Но если выяснится, что кинжальных ударов было все-таки двадцать три, он окажется не просто лжецом, но и саботажником. А это грозит ему временным, по меньшей мере на пятнадцать лет и три месяца, отстранением от занятий. Что же делать? Между тем профессор Грозали уже вынул чистый лист, нарисовал на нем двадцать четыре кружка и приготовил карандаши - после каждого удара кинжалом он будет зачеркивать один из кружков... Студент Мамбретти, неутомимый шутник, надул двадцать четыре воздушных шарика - после каждого удара он намерен сжать шар, тот лопнет и тогда он запишет на магнитофон хлопок... Вечные зубрилы привезли с собой японский микроарифмометр. Студент Брагулья навел кинокамеру с телеобъективом на площадь, чтобы заснять сцену убийства.

"Черт побери, плохи мои дела", - думает Цурлини.