Корр был вне себя от ярости. Его раздражали также вопли вороны, которая с карканьем продолжала искать врага, не замечая чеглока.
- Где враг? Где враг? - И, не переставая каркать, она села на бузину, под которой с тревожно бьющимся сердцем притаились две лисы, но тут Корр, развернувшись в воздухе, напал на ворону.
Он так оттрепал Кар, что та упала на землю, а сам понесся к деревне.
Пока ворона пришла в себя, чеглок был уже далеко.
- Кар-кар! Убийца, бандит! На помощь! Кар! - И, пыхтя, она пустилась вдогонку за чеглоком.
В небе над лисами стало тихо.
- Улетели, - сказал Вук.
- Погоди, - заворчала на него Карак - Если человек поблизости, то он, конечно, услышал дикий шум и что-нибудь говорит, чего мы не понимаем, но добра не жди.
Некоторое время они прислушивались, и старая лисица уже потянулась, опомнившись от волнений, как вдруг они вздрогнули, неожиданно уловив человеческую речь.
- Боршош, ты видел ласточек? - спросил кто-то басом.
- Видел, господин старший лесничий. И ворону тоже. Неспроста зто.
- Да. Мне думается, зто пшеничное поле больше знает о судьбе деревенских гусей, чем мы.
- Вы изволите подозревать лис?
- Я почти уверен. Завтра сожнут пшеницу. Соберите здесь на заре всех лесников. Мы обложим лисиц. Может, удастся разделаться с ними.
- Слушаюсь, господин старший лесничий.
И потом наступила тишина.
После долгого молчания Карак заговорила:
- Пусть ветер играет костями Чи и всей ее шайки, пусть вши заедят Кар, эту воровку с грязными когтями. Теперь Гладкокожий ополчится на нас.
- Насколько я слышу, люди ушли, высказал свое мнение Вук.
- Детский лепет! - негодовала Карак. - Они ушли, но вернутся, поверь мне. Надо искать другое пристанище. Еще разок мы поспим здесь, но не больше, иначе горя не оберешься.
Весь день они строили планы. Карак перечисляла разные места, куда можно уйти.
- Но так хорошо нигде не будет, - злилась она.
- А Инь? - спросил Вук с такой грустью, что Карак стало стыдно.
- Придет и ее черед, но для этого надо выбрать подходящее время. Такую темную ночь, чтобы даже мы пробирались наощупь. Такую погоду, когда над нами засверкает молния, загремит гром и начнут гнуться со стоном даже самые высокие деревья. Надо дождаться такого момента.
Между тем стемнело, и суровый ветер со свистом пронесся по пшеничному полю. Принюхиваясь, Вук смотрел на шелестящие стебли пшеницы. Где-то вдали глухо рокотало небо, и за лесом, спускаясь с высоты, золотой бич хлестал землю.
Лисенок бросил на Карак вопросительный взгляд.
- Это еще не настоящая гроза, - сказала она, зная, что у Вука на уме Инь.
Старая лисица с ужасом думала о доме на опушке и не собиралась рисковать своей шкурой.
А ветер крепчал и гнал над лисами огромные черные тучи. Из леса доносился свист качающихся старых сосен и треск сухих веток, которые, оторвавшись от дерева и задевая на лету другие, падали на землю.
Тучи набегали и громоздились друг на друга, подгоняемые свистящим бичом ветра, и когда тьма стала такой же густой и непроницаемой, как в старой лисьей крепости на берегу озера, хлынул дождь.
Лисы молча следили за переменой погоды. Вук все больше приободрялся, а Карак приуныла. Ей трудно было решиться на опасную вылазку, и она охотно уклонилась бы от нее, если бы погода немного улучшилась.
Но гроза неистово бушевала в ночи, и старая лисица со вздохом проговорила:
- Пойдем, но запомни навсегда, на большее я была бы не способна даже ради себя самой.
Вук подполз поближе к Карак и сказал веско, как лис, который один выходит на охоту и сам распоряжается в своей норе:
- Моя добыча будет твоей добычей, не только теперь, но и когда ты одряхлеешь и от старости сточатся твои зубы.
- Если мы выживем, - бросила на бегу Карак, ведь они уже бежали освобождать Инь.
За тучами то и дело вспыхивали зарницы, и когда лисы добрались до дома на опушке, дождь уже лил как из ведра.
Возле забора они припали к земле, потому что еще горели глаза окон. Собаки молчали, и ветер смешал их запахи, так что нельзя было понять, где они.
Лисы не спускали глаз с дома и мгновенно оцепенели, когда открылась дверь и яркий свет залил двор.
В дверях стоял Гладкокожий с фонарем в руке.
- Финанц! Борзаш! - крикнул он и свистнул.
Лисы с дрожью ждали, что будет.
На свист сбежались собаки и, виляя хвостом, запрыгали вокруг человека, гладившего их по голове.
- Омерзительно! - прошептала Карак. - Они лижут ему ноги.
- Идите в дом, такая ужасная погода, - сказал человек, и собаки отряхнулись, чтобы не напачкать в комнате; это были хорошо воспитанные собаки.
Тут в кольце света появилась еще одна собака. Большая белая овчарка. И она сначала виляла хвостом, но грустно понурила голову, когда человек набросился на нее:
- А кто будет дом караулить? Проваливай! - И он погрозил ей.
Старая овчарка поплелась прочь, жалея, что угодливостью не достигла того, что другие. Она была всего лишь простой деревенской овчаркой, сторожила дом, как ее отец, и пожертвовала бы жизнью ради хозяина, но рук лизать не умела.
Так и осталась она на дворе в грозу.
Лисы прекрасно видели, как она шла к своей конуре, и слышали, что человек захлопнул дверь.
Вскоре тьма затянула окна, и потом лишь ветер с ревом гулял возле дома.
- Пойду осмотрюсь, - встав с места, сказал Вук, - я знаю здесь лазейку.
Карак не пришло в голову возражать против того, чтобы на сей раз всем распоряжался ее племянник, - ведь этот дом представлялся ей полной ужасов тайной.
Вук скрылся во мраке. Он осмотрел щели в заборе. Ниоткуда не грозила опасность, и когда он прошмыгнул через прежний лаз, в углу двора, как блуждающие огоньки, засверкали глаза Инь.
- Я здесь вместе с Карак, она нам поможет, - сказал он, когда Инь просунула на минутку нос между прутьями; она не могла выговорить ни слова, лишь металась судорожно за решеткой. - Сейчас мы придем, - прибавил он и стрелой помчался к Карак.
Старая лисица пошла за ним, время от времени останавливаясь, затем села в нескольких шагах от клетки, распространявшей запах холодного железа.
- И Карак здесь, - прошептал Вук, - самая умная и добрая из лис.
Инь прижалась носом к решетке, и Карак подошла наконец к клетке, ведь она не хотела показаться трусихой, хотя и боялась прикасаться к холодному железу.
- Да, ты очень похожа на мать, - сказала она. - Я тоже тебе с родни. А сейчас, пока тишину сечет дождь, нам надо торопиться. - И она принялась быстро копать лапами землю перед клеткой. - А ты, Инь, делай то же, что я. - Голос у нее уже стал спокойным: опасность не чувствовалась в воздухе.
Она видела, что собаки вошли в дом и старая овчарка забралась в конуру, а завывание ветра и плеск дождя заглушали прочий шум.
Верхний слой земли был твердым, но как только сняли его, работа пошла веселей. Инь в клетке, идя навстречу Карак, трудилась изо всех сил.
- Тихо, - время от времени напоминала старая лисица. - Видно сразу, где ты росла.
Потом Вук рыл вместо Карак, а она стояла на страже. Подкоп становился все глубже. Дождь уже стих, и только ветер продолжал стегать деревья, когда Вук высунулся из воронки и, дрожа от усталости, объявил:
- Инь заперта и снизу.
Карак прыгнула в яму, которая стала уже настолько глубокой, что скрыла ее целиком. Вук оказался прав. Железная решетка стерегла Инь не только над землей, но и под землей.
Старая лисица в отчаянии рыла дальше. Может быть, где-нибудь кончится эта проклятая решетка! Вся обсыпанная землей, тяжело дыша, выбралась она из ямы.
- Иди, - позвала она Вука. - Теперь все в порядке.
Убедившись, что впереди нет преграды, лисенок горячо взялся за дело. Инь еще не проделала и половины хода, когда Вук почувствовал, что она близко.
Он бросил копать. Отдохнул немного. Инь медленно приближалась к нему.
К этому времени уже разорвалась пелена туч, и бледный свет залил двор.
Карак стала опять торопить их. Заглянув в воронку, она сказала:
- Что же будет, Вук? Пошли! Тьма рассеивается.
На голову лисенка посыпалась земля. В ходе уже образовался просвет, Инь осталось совсем немного работы.
- Скорей Инь, скорей! Мы ждем! - И Вук вылез на поверхность.
Быстро светало. Дрожа от волнения, две лисы сидели в яме, - ведь царапанье Инь гулко отдавалось в земле и при стихшем ветре его хорошо было слышно.
Внезапно наступила тишина. Потом донеслось слабое шуршание. Вук и Карак заглянули в темную воронку, откуда медленно, устало, но с радостным блеском в глазах выползла Инь.
Тут высоко в небе разделились два слившихся вместе облака, и в просвет между ними излилось сверкающее холодное сияние, огонь ночного фонаря, который люди называют луной.
Из ночи сразу выплыли деревья, хлев, птичник, белые трубы на крыше дома и три лисы. Усталые, перепачканные, сидели они кружком, ощущая какое-то особенное счастье, радостную дрожь, пробегавшую по спине и волновавшую кровь. Это чувство было большим и прекрасным, как сама жизнь.
