чтобы похоже было? Как взаправду?
– Если бы они сделали как на Венере взаправду, – тут Сенька засмеялся – зрители из зала все от испуга разбежались бы кто куда!
И я тоже засмеялся:
– Да ладно, разбежались бы, они бы прямо в своих креслах от страха обдулись!
И тут мы давай так хохотать, что у меня даже слёзы на глазах выступили и живот заболел. Тут слышно люк открылся, в каюту Сенькин папа заплыл, к нам в пенал голову просунул:
– Уважаемая молодёжь! А разрешите спросить, отчего это у вас такое веселье, что даже в рубке управления слышно, а?
Мы сразу смеяться перестали. Сенька глаза закрыл и притворился, что спит. А я не стал притворяться и говорю шепотом:
– Дядя Толя, мы больше не будем… Просто сперва мы сказку придумывали а потом мне Сеня рассказывал про видеораму и какие у вас на Земле смешные фильмы про нашу Венеру делают…
Сенькин отец говорит:
– Всё с вами понятно. Только теперь – отбой, договорились? Разговоры, сказки, фильмы, книжки – завтра. Скоро корректировка орбиты будет, если что – не пугайтесь, я рядом. Спокойной ночи!
Поправил Сенькин спальный мешок, потом мой. Оттолкнулся и в свой пенал заплыл, слышно, как в мешок залез и пристегнулся. А я снова вспомнил про Сенькин вертолёт, про корректировку, и какое-то предчувствие у меня паршивое в животе появилось… И я вдруг забеспокоился:
– Дядя Толя, – говорю, – а можно я Вам одну вещь расскажу?
– Немедленно спать! – слышу в ответ. – Завтра всё расскажешь, не горит!
И тогда я подумал, что действительно зря беспокоюсь, и что ничего страшного не будет, и даже если что-то пойдёт не так, то можно и завтра всё рассказать. И сразу мне легче стало. И мы больше не болтали, а я стал молча фантазировать о том, как оно там, на Земле, на которую мы летим. И почему-то быстро заснул.
Мне снилась Венера, что мы с ребятами из группы на уроке физкультуры в мяч играем и в бассейне плаваем. Потом я в воду нырнул, и вдруг сверху на меня что-то огромное стало опускаться, тёмное, и как сдавило со всех сторон, и всплыть наверх у меня никак не получается, хочу вдохнуть, а не могу! Я хотел испугаться, закричать, но тут же проснулся… И всё, кончилось, пропала тяжесть, и задышал я легко, только в ушах всё ещё шумит и подташнивает, но совсем чуть-чуть. Слышу голос дяди Толи:
– Ребята, вы как? В порядке?
– Я в порядке, Анатолий Сергеевич! – отвечаю как можно бодрее.
– И я, пап! – Сенька, оказывается, тоже проснулся. Хотя попробуй тут не проснись. Но наш капитан и вправду классный пилот – быстро манёвр провёл, я даже испугаться-то толком и не успел. И тогда я закрыл глаза, облегчённо выдохнул и заснул снова. На этот раз мне приснилась мама, которая подарила мне на день рождения настоящий экзоскафандр. Только он оказался почему-то очень маленький, и я никак не мог влезть внутрь. Было и обидно, и смешно. А потом меня разбудили – причём космонавигатор, Андрей Львович. Я когда глаза открыл, и его увидел, ужасно удивился.
– Что-то случилось? – это Сенькин папа спрашивает.
– К сожалению, да – космонавигатор говорит. – Произошла авария, мы пока даже не поняли толком, какая именно. Но дело нешуточное, капитан приглашает всех в кают-кампанию, и желательно поскорее. Ребята, вас это тоже касается, поторопитесь.
Вылезли мы из коек, оделись, выплываем через люк в коридор. Вроде всё как обычно, а что-то всё-таки не так. И только потом я понял – свет в коридоре не обычный яркий белый, а приглушённый, красноватый. А ещё в корабле всегда тихий-тихий такой шум стоит – датчики попискивают, кулеры у процессоров гудят. А тут – мёртвая такая тишина, непривычно. Заплыли мы в кают-кампанию, там все уже собрались – и капитан Косолапов, и космонавигатор, и бортинженер. И лица серьёзные.
– Профессор Дымков, – капитан говорит, – присаживайтесь. И вы, ребята. Простите, что не дал выспаться, но дело очень срочное и важное. Как вы знаете, в 23 часа по корабельному времени у нас была плановая корректировка орбиты. В рубке были я и Андрей Львович, Борис Матвеевич отдыхал у себя в каюте после вахты. В самом конце корректировочного маневра неожиданно поступил сигнал тревоги – упало напряжение в сети, отключилось сразу несколько вспомогательных компьютеров. Затем сработала автоматика и питание корабля полностью перешло на аварийное. Я немедленно разбудил Борис Матвеевича и приказал проверить состояние распределительного щита в приборно-агрегатном отсеке. Входной люк отсека оказался заблокирован. Сейчас мы пытаемся разобраться – что именно могло произойти. Прошу отнестись к происходящему предельно серьёзно. Высказаться обязаны все – и вспомнить абсолютно всё происходившее за последние несколько часов. Существенной может оказаться малейшая деталь. Считайте, что это корабельный совет. Андрей Львович?
– Сперва я занимался расчётами корректировки, товарищ капитан, затем отправился к Вам в рубку управления, занял кресло второго пилота. По показаниям приборов, никаких отклонений не было, всё шло абсолютно штатно. После аварии произвёл полную проверку – судя по всему, что-то произошло в приборно-агрегатном отсеке, но стопроцентной гарантии у меня нет.
Капитан кивнул:
– Борис Матвеевич?
– После ужина я спал у себя в каюте, затем меня разбудил сигнал тревоги. Как полагается по инструкции, прежде всего направился в приборно-агрегатный отсек. Входной люк оказался заблокирован.
– Аварийную систему открывания пробовали?
– Так точно. Тоже вышла из строя, механизм заклинен. Не реагирует ни на ручное, ни на дистанционное управление.
– Возможно, это системы безопасности сработали? Метеорит, пробоина, разгерметизация отсека?
Бортинженер задумался. Потом отрицательно покачал головой:
– Исключено. Если бы была пробоина, автоматика перекрыла бы все воздуховоды и отрезала отсек от корабля полностью. Мы с Андрей Львовичем проверяли – заслонки всех воздуховодов открыты, корабельная система рециркуляции воздуха в норме.
– Благодарю. Теперь Ваша очередь, профессор Дымков!
Сенькин папа потрогал себя за подбородок.
– Сперва я работал в кают-кампании. Затем вспомнил, что пора провести урок с детьми. В каюте детей не было, я нашёл их в грузовом отсеке, они там играли…
Бортинженер Чемодаров посмотрел на нас так, что мы с Сенькой в своих креслах поёжились. Анатолий Сергеевич продолжал:
– Я отвёл мальчишек в кают-кампанию, мы отзанимались, потом у нас был сеанс на тренажёрах, потом ужин, потом мы легли спать. Вот, собственно, и всё. Ничего странного я не заметил.
– Я Вас понял, спасибо. Теперь Сеня, Рома – кто первый? Абсолютно все свои действия, по пунктам, ничего не утаивая! Никаких нештатных ситуаций с вами не происходило? Ничего необычного не видели? – голос капитана вдруг зазвенел стальными нотками.
Даже в слабом свете аварийного освещения я заметил, как Сенька густо покраснел – до самых кончиков ушей. Я, наверное, тоже покраснел не меньше, просто в кают-кампании зеркала нету.
– Дядя капитан… – наконец, первый друг мой решился. – У меня… у нас… наверное, была ситуация… Мы нечаянно, честное слово! Мы не знали…
– А я говорил, что так оно и будет! – вдруг своим обыкновенно-унылым голосом сказал бортинженер. – Я предупреждал. Кто меня послушал? Никто. Вот теперь и расхлёбывайте.
– Тихо, Борис Матвеевич! – капитан покачал головой. – Сейчас не время. Сеня, что именно произошло. Подробно, шаг за шагом. Рома, если Сеня что-то вдруг забудет, помогай товарищу. Что за ситуация произошла, где? В грузовом отсеке?
А все смотрели на нас такими глазами, что я, сам того не желая, начал потихонечку плакать:
– У нас вертолёт в трубу улетел…
– Что за вертолёт?
– Ну, игрушечный… с радиоуправлением…
– Что за труба? Откуда взялась?
– Это в грузовом отсеке, в стенке… Как будто дырка… Но мы нечаянно, Михаил Михайлович, вот честное слово! Мы хотели крючок из проволоки сделать и достать… А тут нас Анатолий Сергеевич нашёл и мы примеры пошли решать… А потом я сказать хотел, но забыл…
– Вот-вот! – это снова встрял Борис Матвеевич. – Бандиты. Мальчишки. Игрушки, шалости, баловство, а потом авария. Когда до Венеры всего-то 25 миллионов километров, до Земли – всего-то 75 миллионов километров, красота!
Космонавигатор вдруг вступился за нас:
– Погоди, Борь! То, что у ребят потерялась игрушка, может ещё ничего не значить. Вполне возможно, это просто совпадение. Ты лучше
