- А Юрка? - спросил Славка.
- А-а-а!.. С приятелями! - прохрипел я, вспомнив, как они все блуждали вокруг двора, дожидаясь, наверно, темноты.
Какое-то время мы со Славкой глядели друг на друга, переваривая эту мысль, потом жарким и сбивчивым шепотом, почти стукнувшись лбами, завозмущались, мол, черт с ним, с Юркой, заводи он знакомства хоть с самим Алибабой и сорока разбойниками, но выдавать наши тайны - это подлость и предательство! Да и одним ли предательством тут пахнет? Эка радость копаться ночью в ржавых железяках! Днем бы другое дело! Так что петрушка какая-то получается... И тут нас осенило: склад - вот на какой цветочек слетелись эти пчелки! Юрка выболтал, конечно, про дыру в стене, и те уцепились! Грабеж! Надо немедленно вызвать Борьку и Генку! Нет, Генку отставить, хороший он человек, но в такой ситуации пусть лучше спит!
И вдруг все эти наши горячие домыслы показались мне такими вздорно-фантастическими, что я фыркнул и сказал:
- Славк, а мы не того, а?.. Может там никого нет?.. Или, может, пружина какая скрипнула по-человечьи?.. Давай проверим, а то ведь Борька засмеет.
Славка куснул ноготь и согласился.
Мы пошли. Окна еще горели, но как-то уже устало, прямо чувствовалось, что они вот-вот погаснут и мы утонем в сплошной темноте, потому что луны не было она точно рассыпалась на звезды.
Мне стало тревожно.
- Славк, а если мы столкнемся? - спросил я.
- Сколько их, четверо?
- Вроде.
- Справимся. Ты - двух, я двух. Я даже трех.
- Зачем? Пополам! - взбодренно заявил я, хоть сроду не дрался и не имел понятия, сколько могу одолеть и могу ли вообще. - Не зря у меня ладонь чесалась.
Мы шмыгнули в калитку. Над огородом призрачно туманился долетавший от вокзала свет станционных прожекторов, чуть белели подсолнухи, и чернела тропа. Привычно скользнув за уборную и пригнувшись, мы добежали до бурьяна, упали и поползли по крапивному целику, ожаливая руки и уши. Возле забора, метрах в двух от лаза, замерли.
Из гаража доносились приглушенные голоса.
Меня моментально прошибла дрожь, я дернул Славку за штанину, мол, все понятно, тикаем, но в это время в лазе зашебаршило и кто-то с пыхтением протиснулся. Я прижался к земле, из глубин которой в меня оглушительно затукали удары собственного сердца. А у лаза все росли и росли копошения, шелесты и слова:
- Тише, Дыба, не порви!
- Не беспохлёпься!
- Кока-Кола, у тебя сколько?
- Одна.
- У всех, значит, по одной. А там еще осталось?
- Дополна.
- Шик модерн. С ними после, а как с этими, Юрок?
- Оставим пока тут, Блин, а то вон не спят еще, - ответил Юрка. - А позже я под крыльцо перетаскаю.
- Точно, Юрок, действуй, - одобрил тот, кого звали Блином. - А завтра мы их - фьють! - И он коротко свистнул. - А с остальными видно будет... Все!.. Шик модерн! Ну, детки - ходу!
Бурьян прошумел и смолк. Чуть спустя легонько стукнула калитка ушли! Немного подождав, мы выползли на тропку и наткнулись на что-то холодное и скользкое.
- Резина, - шепнул Славка.
- Точно... А-а, камеры!! - удивленно догадался я. - Мы с Юркой видели их в складе... Во, дают!.. Славк, чуешь?
- Чую. Четыре штуки! - процедил сквозь зубы Славка. - А здоровые щупай!
- Ага!
- Такую бы надуть да на речку - всех бы удержала! С рост, наверно, да, Вовк? - восторженно шепелявил Славка.
Сам он плавать не умел, поэтому в камерах сразу увидел спасательное средство. Но они бы не только для спасения сгодились, и для умеющих плавать забава - будь здоров! С маленькими-то камерами, от легковушек, пацаны в воде вон что вытворяют, а уж с этой бы махиной - ого-го!
- Ну что, зовом Борьку? - спросил я.
- Незачем теперь. Противник смылся, камеры украдены.
- Полуукрадены! - важно уточнил я, вдруг почувствовав на себе какую-то ответственность. - Украденными они бы считались у Юрки под крыльцом, а там они никогда не окажутся!
- Еще бы!.. Вот только куда бы нам их спрятать?
- Как куда?.. На место, конечно, - на склад! - тоном, не допускающим возражений, заявил я.
Но Славка возразил, он сказал, что из склада Блины их снова украдут, что они так и собираются сделать и что мы же не будем дежурить тут всеми ночами. Верно возразил. Вот если бы дыру заколотить, но бесполезно - весь низ стены прогнил, ткни куда угодно и лезь. А просто прятать не имело смысла, потому что для склада они все равно будут как украдены. Мы оказались в тупике. А время между тем шло, окна одно за другим гасли, и с минуты на минуту мог явиться Юрка. Мы его конечно, не боялись, но хотелось все провернуть тайком, чтобы примчался он, хвать - тю-тю, исчезли камеры по щучьему велению, по нашему хотению! И выпучил бы он свои выпученные глаза еще больше!
И вдруг идея пришла.
- Славк! - торопливо прошептал я. - Камеры-то были надеты на деревянный штырь, а мы их кинем просто так, прямо посреди склада! И еще что-нибудь перевернем, чтобы погром получился! Кладовщик придет утром что за черт? Рабочих позовет, найдут дыру и все отремонтируют! Здорово?
- Шик модерн! - сказал Славка, и мы радостно хихикнули, представив, как этот шикмодерновый Блин, который у них, кажется, в вожаках, устроит завтра Бобкину головомойку - ведь ни за что не поверит, что камеры исчезли бесследно.
Мы нацепили на руки по две камеры и, спиной разнимая бурьян, поволокли их к лазу.
- Здоровые! - прокряхтел я. - И правда, если такую надуть да на речку, будет потехи... Слушай, Славк, а если мы это, утаим одну, а?
- Как? - остановившись, спросил Славка.
- Ну как!.. Блины хотели четыре штуки спереть, мы помешали, возвращаем их на склад, но одну, одну, вроде как в награду, оставляем себе, понял?.. Какой тут грех?.. То на складе пропало бы четыре, а то одна! Что лучше?
- Лучше ни одной, - вздохнул Славка.
- Это я знаю без тебя, - поморщился я, захваченный этой новой мыслью. - Но ты хочешь поплавать на камере?.. Может, мы никогда в жизни не встретим таких мощнецких камер!.. И не забывай, что три-то штуки мы возвращаем!.. Ну... Борька бы, не задумываясь, согласился!
- А Генка?
- Генка!.. Плюс на минус - вот они взаимно и уничтожились. Мы решаем.
- Давай! - озорно крикнул Славка.
- Ну то-то!.. Сразу плавать научишься!
Я отцепил одну камеру, и мы живо процарапались в гараж. Если над огородной ширью дышал хоть какой-то свет, то в теснине между забором и складом было совершенно темно, и, не знай мы этого хозяйства как свои пять пальцев, мы бы тут заблудились. Радиатор стоял сливным патрубком вверх, как ни в чем не бывало - опытные, видать, блинчики-то. Но и мы не лыком шиты. Сдвинув его, проползли внутрь. Оставив Славку у пролома, чтобы не потерять дыру, я ухватил сразу все камеры и, громко шурша ими об асфальтный пыльный пол, двинулся, выставив свободную руку и водя ее из стороны в сторону, чтобы не разбить лоб, и одновременно тыча вокруг ногами. Ящики... Ящики... Бочки... Похоже на мотор... А, вот стеллаж, который, помню, выпирал до середины. Прекрасно. Но как разбросать камеры, они же не кольца из паркового аттракциона, не швырнешь. Я просто взял и растащил их и зашарил, чего бы еще набедокурить. Все было тяжелым - ни пошатнуть даже. Тогда я давай таскать из ящиков какие-то фигуры и беспорядочно расставлять их на полу, как сумасшедший шахматист. Нервы были на взводе, так и казалось - сейчас вспыхнет свет, на меня наставят ружье и прикажут: "Руки вверх!"
- Вов, кончай, - прошептал Славка.
- Ага, иду, - радостно отозвался я. - Где ты, посвистывай!
- Не умею.
- Балда, что ты только умеешь?.. Плавать не умеешь, свистеть не умеешь, левой рукой писать не умеешь. Где ты?
- Тут.
- Щелкай тогда зубами, - сердито, но в шутку сказал я.
Но Славка в самом деле защелкал, и мне стало жутко, точно скелет меня подманивал.
- Хватит! - прервал я.
- А что делать?
- Ничего. Я уже тут. Все, пошли... Дыру не будем маскировать, пусть увидят просвет.
Мы выбрались из гаража.
В домах горело по одному-два окошка - как редкие, но золотые зубы в пустых черных ртах.
Сложив вчетверо скользкую, упругую камеру, я обхватил ее, как сумку без ручки, и мы поспешили вон из огорода.
ВНЕЗАПНЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ
В кухне было темно, но в спальне держалось голубое озарение родители читали. Они всегда читали перед сном лежа, отец даже привинтил у себя над кроватью какую-то рогульку с лампочкой и абажурчиком, чтобы не включать общий свет и не мешать моему сну.
Камеру я с трудом, кулаками, загнал под старый шкаф в сенях, прикрыл ее мешковиной, прошел на кухню и щелкнул выключателем. На будильнике было четверть первого. Ужас! Рекорд! Так поздно я еще не являлся.
- Вовка! - окликнул отец. - Ну-ка покажись, я посмотрю на твою бесстыжую рожу! - голос отца был язвительный, но не злой - это еще ничего.
Веселый, улыбающийся, одним видом говоря, мол, все в порядке, я заглянул к ним и доложил, что снова просидел у дяди Феди, что у него сегодня три годовщины, пояснил какие, что он рассказал нам много интересного и что сам он извиняется за нашу задержку. Я и не соврал, и не сказал всей правды - нельзя было, раз мы зажулили одну камеру. Отец вздохнул, отвернулся и задумался, а мама спросила, голоден ли я. Я добро ответил: "Нет". Я давно заметил, что, когда человек сыт, он почему-то меньше виноват. Хотя есть я хотел ужасно! Ну что там - персик да кусочек колбасы за весь вечер. А на кухонном столе накрыт был газетой мой ужин. Я приподнял газету - котлета, картофелина и ломоть хлеба. Эх и заглотил бы я все это вместе с тарелочкой! Но... сыт, значит, сыт. Пусть до утра стоит, пусть убедятся, что я действительно сыт!.. Я пощупал самовар и выпил два стакана чуть теплой воды.
