она не подумает, что я навязываюсь?
Маркус с удивлением посмотрел на папу:
– Ты это о чем?
Монс почесал ухо:
– Я не думаю, что там что-то серьезное.
– Лучше раньше показаться врачу, чем мучиться, когда будет слишком поздно. Так, папа?
Отец кивнул:
– Значит, ты так думаешь? Ну, раз ты так полагаешь…
Он направился к телефону. Маркус вышел в коридор и как раз собирался отправиться на улицу, когда папа выбежал за ним.
– Мне назначили прийти сегодня после обеда, – сказал он взволнованно. – Она сказала, что примет меня после работы.
– Примет тебя?
– Проверит, – пояснил Монс. – Ты куда?
– К Сигмунду. Он заболел.
– Бедняга, – сказал папа, но уж очень довольным голосом. – Ну, я пойду поглажу рубашку. Нельзя же выглядеть оборванцем у врача.
– Да, пожалуй, – согласился Маркус.
Дверь открыл отец Сигмунда. Гюдмунд Вик работал преподавателем в университете и был почти таким же умным, как и сам Сигмунд.
– Хорошо, что ты зашел, Маркус, – сказал он. – Карин немного побаивается за сына, но я думаю, это просто юношеская меланхолия. Ты как считаешь?
– Не знаю, – пожал плечами Маркус и прошел в гостиную вслед за Гюдмундом, где встретил Карин, мать Сигмунда, которая носила свою девичью фамилию – Бастиансен.
– Он пролежал в комнате целый день. И ничего не ел, – встревоженно сказала она. – Я сварила какао и сделала вам несколько бутербродов. Может, хоть ты уговоришь его немного поесть?
Сигмунд лежал в постели и читал какую-то книгу. Когда вошел Маркус, он положил книжку на одеяло и вздохнул.
– Привет, – сказал Маркус. – Как поживаешь?
– Лучше любить и потерять, чем не любить никогда, – ответил Сигмунд и слабо улыбнулся.
– Что ты сказал?
– Немного… Тот, кто любит, немногословен.
– Ты это о чем?
– Это не я говорю.
Он протянул Маркусу книжку.
– «Афоризмы о любви». Зачем ты это читаешь?
– Я подумал, что, может быть, найду в ней утешение.
– Сигмунд!
– Да?
– И ты влюблен?!
– Как ты догадался? – удивленно спросил Сигмунд.
– «Любовь и страх не скроешь», – сказал Маркус.
Сигмунд кивнул:
– Украинская пословица.
– Так в кого влюбился ты?
– Да так, в ту, которая никогда не станет моей, – рассеянно ответил Сигмунд. – Кстати, ты говорил с Муной?
– Да, она сказала, что ты подлец.
Сигмунд глухо рассмеялся.
– Но Эллен Кристина считает, что она в тебя по уши влюблена.
Сигмунд вздрогнул:
– В меня.
– Да, – кивнул Маркус. – Разве это для нас не характерно? Я был влюблен в Эллен Кристину, а она влюбилась в тебя. Ты порвал с ней, но тогда я уже больше не был в нее влюблен, потому что влюбился в Муну, которая влюблена в тебя, а ты в нее не влюблен.
Похоже, Сигмунд не уследил за ходом мысли друга.
– Что ты сказал? – спросил он рассеянно.
– Что я влюблен в Муну.
По лицу Сигмунда пробежала тень.
– Я знаю. До этого.
– До чего?
– До того, как ты сказал, что ты… влюблен в Муну.
Слова вылетали толчками, будто ему стало трудно говорить. Ясно, Сигмунд нездоров.
– Я сказал, что это очень для нас с тобой характерно.
– Что?
– Что Муна влюблена в тебя, когда как раз я, а не ты влюблен в нее.
– Но почему… почему Эллен Кристина считает, что Муна… влюбилась в меня?
Маркус заглянул в книжку:
– «Если женщина любит мужчину, ее глаза этого не скроют».
– «Старинная песнь о героях», – сказал Сигмунд.
Он опустил голову на подушку и закрыл глаза. Маркус посмотрел на него с беспокойством:
– Ты сильно болен?
– Нет, Маркус. Я не болен. Я просто лежу тут и размышляю.
– Да уж… Просто… Это не просто!
– Да, – прошептал Сигмунд. – Один только Бог ведает, как нелегко.
– Но ты справишься! – оптимистично произнес Маркус. – Кто, как не ты, может сделать так, чтобы она влюбилась в меня?!
Сигмунд простонал.
– Но сначала надо сделать так, чтобы она разлюбила тебя.
Сигмунд не отвечал. Лицо на подушке было бледным, и он тяжело дышал. Маркус наклонился к нему:
– Не огорчайся. Ты справишься. Ты же мой лучший друг!
Тогда Сигмунд открыл глаза и улыбнулся. Очень героически.
– Да, Маркус, – сказал он ясным голосом. – И я клянусь, что больше никогда, никогда не воспользуюсь твоим доверием!
Он встал с постели. Голова была высоко поднята, и он вышагивал в своей шелковой пижаме, как в рыцарских доспехах. В этот момент в комнату заглянула Карин. Она с облегчением улыбнулась, увидев, что Сигмунд поднялся.
– Я хотела спросить, не собираетесь ли вы поесть? – поинтересовалась она.
– Собираемся, – сказал Сигмунд. – Теперь я хочу есть.
– Да, потому что без еды и без питья не проживет герой и дня, – отчеканил Маркус. Он тоже хотел держаться с достоинством.
Пока Сигмунд пил какао и жевал бутерброды с сыром, Маркус прочел книжечку от корки до корки. Он даже не подозревал, что существует так много прекрасных слов о любви, которые хотел бы и сам сказать. Он посмотрел на Сигмунда, который вытирал рот салфеткой. «Единственная проблема в том, что он слишком хорош собой». Маркус был убежден, что почти все девчонки падки на внешность. Эллен Кристина была, пожалуй, исключением, но он не мог поверить, что исключением могла являться и Муна. Если она влюблена в Сигмунда, трудновато будет развернуть ее мысли в обратную сторону. Они должны что-то сделать, чтобы Муна подумала, что Сигмунд некрасивый, а это казалось совсем невозможным. Если только не…
– Сигмунд, у меня есть идея!
– Послушаем, – дружелюбно отозвался Сигмунд.
– Если ты одолжишь мой костюм…
– Какой костюм?
– Квазимодо. Если ты появишься в школе в костюме Квазимодо, могу поклясться, что она тебя разлюбит в ту же секунду.
Сигмунд в ужасе посмотрел на него.
– Нет, – сказал он. – Мы поступим по-моему.
Когда Маркус вернулся домой, Монс сидел в халате перед камином и тренькал на гитаре.
– А я вот тут сижу и играю, – пояснил отец, увидев сына.
Маркус кивнул. Не так часто папа доставал гитару, а когда такое случалось, Маркус знал, что отец либо очень грустит, либо радуется. Сейчас, по крайней мере, он выглядел совсем не грустным.
– Ну и как все прошло?
– Что?
– Визит к врачу?
– Замечательно. Просто небольшая пробка в ухе. Эллен ее промыла.
– Больно было?
– Нет, – улыбнулся отец. – Приятно. Теперь я слышу намного лучше. Но пробка может очень легко образоваться снова.
– А-а, – протянул Маркус. – Обидно.
– Нет, – довольно ответил Монс. – Ничего страшного. Тогда надо просто прийти еще раз на прием. Ты не против, если я немного побренчу?
– Играй сколько хочешь, папа, – пожал плечами Маркус. Он сел на диван и закрыл глаза, а Монс запел:
– Oh my darling, oh my darling, oh
