этих слов Лис аж задохнулся. Ведь он ничем не заслужил этих несправедливых обвинений, но тень отца будто бы всё время стояла у него за спиной.
«Клянусь, это лишь ради того, чтобы спасти мать. Я — не Кощей, мне не нужно чужого царства. К тому же я сделал шаг, как ты и просил. Лес твой. Разве этого мало?»
— А я тебе говорила, — фыркнула Смерть. — Хочешь, напугаем его? Скажем, я могу явиться…
Но Лис отмахнулся и сунул доску прямо под Ратиборовы очи. Царь глянул, прочёл, потом перевёл на Лиса холодный взгляд:
— Мальчик, давай начистоту: мне нет дела до тебя и твоей матери. Ты не можешь предложить мне ничего, на что стоило бы обменять кольцо. И, если других дел у тебя нет, я пойду, пожалуй. А лес… считай, ты восстановил справедливость. С него всё началось, им и закончится. Пожмём руки, разлетимся, как птицы в небе. Ты ко мне не лезь, и я к тебе не буду.
Услышав отказ, Лис так озлился, что резко вскочил, уронив доску, и сцапал Ратибора за парчовый рукав. Румяные дружинники похватались за мечи, а глаза царя, казалось, стали ещё зеленее от гнева, нижняя губа презрительно оттопырилась.
— Я научу тебя делать навьи зеркала! — проорал Лис, забыв, что Ратибор его не слышит. То ли ему всё-таки удалось докричаться сквозь воск, то ли собеседник умел читать по губам, но на этот раз его поняли и так.
Лис видел, как сильно — аж до дрожи в руках — царю хочется узнать секрет. Ведь, имея навье зеркало, можно было связаться с тем, кто находится на другом краю света, или на чудеса заморские посмотреть, а то и за злым ворогом проследить.
— Сперва расскажи, как их делать, а я подумаю, чего стоит это знание… — начал было Ратибор, но Лис отчаянно замотал головой и чётко, по слогам, произнёс:
— Так. Не. Пойдёт.
Он готов был биться об заклад, что дивий царь и на этот раз собирается обвести его вокруг пальца. Ведь тот обещал подумать — ничего более… Пришлось снова взяться за доску и мел:
«Мне известны многие секреты Кощея. Я расскажу их все. Но сперва помоги расколдовать Василису».
— А в услужение ко мне пойдёшь? — хмыкнул Ратибор, потирая ладони. — Скажем, года на три?
Княжич кивнул.
— А на пять?
Он снова кивнул, хотя происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Ворот рубахи вдруг стал очень тесным, пришлось немного распустить шнуровку у горла.
— А на десять?
И хоть ненавидел Лис своего отца лютой ненавистью, а всё же всплыли в его голове Кощеевы слова:
«Никогда не опускайся до просьбы и мольбы, сын мой. Приходи и бери всё, что захочешь взять. Коли есть у тебя сила — значит, есть и право. Помни: стоит один раз дать слабину — и станут помыкать тобой во веки вечные».
Лис скрипнул зубами. Конечно, не хотелось этого признавать, но, может, прав был Кощей? Может, с дивьими нельзя иначе? Вон, у царя уже три года в десять превратились, а там, глядишь, и вся сотня набежит. Посмеётся Ратибор над княжичем: получит, что сам желает, а взамен ничего не даст. Не зря же старики говорят: хоть и хитёр молодой лис, но старая росомаха хитрее и опасней всех зверей в лесу…
Тем временем дивий царь усмехнулся и подлил масла в огонь, нарушив изрядно затянувшееся молчание:
— Проверял я тебя, глупый полукровка. Не очень-то ты, видать, любишь свою матушку, коли раздумываешь. Хороший сын в такой час сомневаться не станет.
Этого оскорбления Лис вынести уже не смог. Размахнулся и вдарил насмешнику прямо под дых — царская дружина даже ахнуть не успела. Ратибор явно такого не ожидал: согнулся в три погибели, повис на руках своих охранников и несколько мгновений жадно ловил ртом воздух, а когда наконец продышался, прохрипел:
— Совсем очумел, паскуда навья?! Забыл, что на Лысой горе должно блюсти перемирие?!
— Давай прикончим их? — Марена потёрла ладони.
И Лис был почти готов кивнуть. А что? Отличный план. Подумаешь, троих негодяев жизни лишить! На войне и больше погибало! Причём невинных.
Уж потом, снова и снова возвращаясь мыслями к этому роковому дню, Кощеевич вздыхал: если бы перстень оказался тогда у Ратибора на пальце, точно бы царю не жить. Но тот благоразумно не взял волшебную вещицу с собой. Только это и спасло негодяя от смерти, а Лиса — от клятвопреступления.
Жаль, что Марена расстроилась:
— Ну и пожалуйста. Второй раз я такого не предложу. Упустил своё счастьице, лопух.
Лис ничего ей не ответил. Душу внутри будто бы — раз — и приморозило. Никогда прежде он такого не чувствовал…
Он хрустнул костяшками пальцев, покрепче сжал в кулаке крошащийся мел, написал на доске: «А в следующий раз убью!» — и сплёл руки на груди, глядя, как Ратибор медленно пятится, выплёвывая проклятия, будто косточки от вишен.
Печальнее всего было в очередной раз услышать, мол, похож сынок на батьку своего как две капли воды. Болотной. С душком. Но уже даже не обидно. Всегда так было, всегда будет…
А царь-то, похоже, испугался: по крайней мере, выглядел таким бледным, будто и впрямь Кощея увидал. Может, Марена всё-таки за плечом мелькнула? С неё станется.
Лис провожал врага мрачным взглядом и думал:
«Коли придётся, до самого конца пойду. Всё что угодно сделаю, только бы избавить матушку от вечных мук. Я же хороший сын, что бы там кто ни говорил».
— Мы ещё посмотрим, кто кого! — зло выдавил царь напоследок, прежде чем поспешно впрыгнуть в вязовое дупло и исчезнуть в золотистом мареве вместе со своими насмерть перепуганными воинами.
— Скатертью дорожка! — напутствовал Кощеевич дивьих недругов, хотя те уже не могли его слышать.
Багряное солнце нырнуло за окоём, и мир окутали густые
