Судьей, кстати говоря, был Король, и ему пришлось надеть корону поверх парика (если хотите увидеть, как ему это удалось, взгляните на картинку), что, по всей видимости, доставляло ему изрядное неудобство и, разумеется, совершенно не шло.
«А это скамья присяжных, – думала Алиса, – и эти двенадцать созданий,
– (она была вынуждена назвать их «созданиями», поскольку некоторые из них были зверьками, а некоторые – птицами) – полагаю, и есть члены жюри присяжных». Она повторила про себя эти последние слова два или три раза, весьма гордясь собой, ибо считала (и была права), что очень немногие девочки ее возраста знают, что это означает. Впрочем, «присяжные заседатели» тоже было бы подходящим названием.
Все двенадцать присяжных очень деловито писали на грифельных досках.
– Что они делают? – шепотом спросила Алиса Грифона. – Им ведь нечего записывать, пока суд не начался!
– Они записывают свои имена, – прошептал в ответ Грифон, – потому что боятся забыть их до конца процесса.
– Какие глупые! – начала Алиса громким возмущенным голосом, но тут же осеклась, поскольку Белый Кролик выкрикнул «Тишина в зале суда!», а Король надел очки и принялся обеспокоенно оглядываться по сторонам, высматривая говорившего.
Алиса могла видеть – столь же отчетливо, как если бы заглядывала им через плечо – как присяжные пишут «какие глупые!» на своих досках, и она даже заметила, что один из них не знал, как пишется «глупые», и вынужден был спросить об этом соседа. «Воображаю, во что превратятся их доски к концу заседания!» – подумала Алиса.
У одного из присяжных скрипел карандаш. Этого, разумеется, Алиса не могла вынести, так что она обошла зал кругом, подошла к нему сзади и очень скоро улучила момент, чтобы выхватить карандаш. Она сделала это так быстро, что бедный маленький присяжный (это был Ящерица Билл) не смог понять, что случилось; так что, поискав карандаш вокруг, он вынужден был до конца дня писать пальцем; толку от этого было немного, ибо палец не оставлял следа на доске.
– Герольд, зачитайте обвинение! – сказал Король.
Заслышав это, Белый Кролик трижды громко дунул в трубу, развернул пергаментный свиток и прочел следующее:
Дама Червей в честь летних дней
Наделала тортов,
Валет Червей был всех наглей,
Их – хвать, и был таков.[ 36 ]
– Выносите вердикт,[ 37 ] – обратился Король к присяжным.
– Не сейчас, не сейчас! – спешно перебил Кролик. – До этого еще полно дел!
– Вызовите первого свидетеля, – сказал Король; и Белый Кролик, трижды дунув в трубу, возгласил:
– Первый свидетель!
Первым свидетелем был Шляпник. Он вошел с чашкой в одной руке и куском бутерброда в другой.
– Прошу прощения, ваше величество, – начал он, – за то, что я принес сюда это, но я не совсем закончил пить чай, когда за мной прислали.
– Вам следовало закончить, – сказал Король. – Когда вы начали?
Шляпник посмотрел на Мартовского Зайца, который сопровождал его в суд рука об руку с Соней.
– Четырнадцатого марта. Думаю , тогда, – сказал он.
– Пятнадцатого, – сказал Мартовский Заяц.
– Шестнадцатого, – добавила Соня.
– Запишите это, – велел Король присяжным, и те, охваченные рвением, записали на свои доски все три даты, затем сложили их и перевели ответ в шиллинги и пенсы.
– Снимите вашу шляпу, – приказал Король Шляпнику.
– Она не моя, – сказал Шляпник.
– Краденая!
– воскликнул Король, поворачиваясь к присяжным, которые немедленно зафиксировали для памяти этот факт.
– Я держу их на продажу, – добавил в качестве объяснения Шляпник, – своей собственной у меня нет. Я шляпник.
Тут Королева надела очки и принялась пристально вглядываться в Шляпника, который сразу же побледнел и засуетился.
– Давайте ваши показания, – сказал Король, – и не нервничайте, не то я велю казнить вас на месте.
Это, похоже, совсем не ободрило Шляпника; он продолжал переминаться с ноги на ногу, с тревогой поглядывая на Королеву, и в растерянности откусил большой кусок от чашки вместо бутерброда.
Как раз в этот момент Алиса почувствовала очень странное ощущение, которое сильно ее озадачило, пока она не поняла, что же это было: она снова начала расти. Сначала она подумала, что ей надо встать и покинуть зал, но затем решила остаться, пока для нее будет хватать места.
– Может, не будешь так давить? – сказала Соня, которая сидела рядом.
– Я еле могу дышать.
– Я ничего не могу поделать, – кротко ответила Алиса, – я расту.
– Ты не имеешь права расти здесь , – сказала Соня.
– Не говори вздор, – сказала Алиса уже более резко, – ты ведь тоже растешь!
– Да, но я расту с пристойной скоростью, – сказала Соня, – а не этаким смехотворным манером.
И она встала, очень рассерженная, и ушла в другой конец зала.
Все это время Королева продолжала разглядывать Шляпника и, как раз когда Соня пересекла зал, приказала одному из судейских чинов: «Принесите мне список певших на последнем концерте!»; при этом несчастный Шляпник затрясся так, что с него слетели ботинки.
– Давайте показания, – сердито повторил Король, – или я велю вас казнить независимо от того, нервничаете вы или нет!
– Я человек маленький, ваше величество, – начал Шляпник дрожащим голосом, – и я лишь только что начал пить чай… не больше недели назад или около того… и что-то с бутербродом, он стал такой тонкий… и потом… пари, пари…
– Пороть кого ? – удивился Король.
– Пари, пари, нето… – попытался ответить Шляпник.
– Разумеется, не то! Совершенно не то вы тут порете! – гневно перебил Король. – Вы что, за дурака меня держите? Продолжайте показания!
– Я человек маленький, – продолжал Шляпник, – и многие вещи парили… только Мартовский Заяц сказал…
– Я не говорил! – тут же перебил Мартовский Заяц.
– Говорил! – настаивал Шляпник.
– Отрицаю, – заявил Мартовский Заяц.
– Он это отрицает, – сказал Король, – опустите эту часть.
– Ну, во всяком случае, Соня сказала… – продолжал Шляпник и с опаской поглядел на Соню, ожидая, не станет ли и она отрицать; но Соня ничего не отрицала, потому что крепко спала.
– После этого, – возобновил рассказ Шляпник, – я отрезал себе еще бутерброд…
– Но что сказала Соня? – спросил один из присяжных.
– Это я не могу вспомнить, – сказал Шляпник.
– Вы должны вспомнить, – заметил Король, – или я велю вас казнить.
Бедный Шляпник выронил чашку и бутерброд, и упал на одно колено.
– Я человек маленький, ваше величество… – начал он.
– Вы и впрямь небольшой мастер говорить , – сказал Король.
Тут одна из морских свинок зааплодировала и была немедленно подавлена судейскими чинами. (Поскольку это довольно сложное слово, я объясню вам, как это было сделано. Они взяли большой холщовый мешок, засунули туда морскую свинку головой вперед, затянули отверстие мешка веревкой и уселись сверху.)
«Хорошо, что я увидела, как это делается», – подумала Алиса. – Я часто читала в газетах 'Беспорядки были подавлены', и никогда не понимала, что это значит – теперь буду знать.»
– Если это все, что вам известно, то вы можете идти, – продолжил Король.
– Я не могу идти, – сказал Шляпник, – я ведь стою на коленях.
– Тогда вы можете ползти , – ответил Король.
Тут вторая морская свинка зааплодировала, и была подавлена.
«Итак, с морскими свинками покончено, – подумала Алиса. – Теперь дело пойдет лучше.»
– Я, пожалуй, пойду допью чай, – сказал Шляпник, со страхом глядя на Королеву, которая читала список певцов.
– Вы свободны, – сказал Король, и Шляпник стремглав выскочил из зала суда, даже не задержавшись, чтобы надеть ботинки.
– И отрубите ему голову там снаружи, – добавила Королева, обращаясь к одному из судейских; но Шляпник скрылся из глаз раньше, чем судейский успел дойти до двери.
– Вызовите следующего свидетеля! – распорядился Король.
Следующим свидетелем оказалась кухарка Герцогини. Она несла перечницу; и Алиса догадалась, кто это, прежде чем она вошла в зал, ибо публика у двери начала дружно чихать.
– Давайте ваши показания, – сказал Король.
– Не-а, – ответила кухарка.
Король обеспокоенно посмотрел на Белого Кролика, который сказал, понизив голос:
– Ваше величество должны подвергнуть эту свидетельницу перекрестному допросу.
– Ну, должен так должен, – меланхолично вздохнул Король, и, скрестив руки на груди и сведя глаза к самой переносице (так, что зрачки едва не пропали из виду), спросил низким голосом:
– Из чего делаются торты?
– Из перца, главным образом, – ответила кухарка.
