Ночь была теплой и душной. Где-то внизу под окном в траве стрекотали кузнечики, в кустах потренькивала какая-то птица, а на крыльце сонно ворчала местная прикормленная дворняга Альма.
Ульяна вздохнула. Нет, конечно, по своей воле она бы не променяла Таиланд или Мальдивы на эту дыру – но если подумать… неплохо было бы иметь домик в подобном месте. Надо будет сказать родителям, да. Тут тихо, спокойно, хорошо. Никакой городской суеты, шумихи, свежий воздух опять же. Так на выходных выезжать можно.
Ее мысли переключились на Родиона. Сегодня нарядный, с горящими глазами, увлеченный своим рассказом, он мог бы привлечь внимание многих Улиных городских подружек. И снова ревность кольнула сердце девочки – совершенно точно, у него было какое-то свидание. Ну что за глупость, вздохнула она. Куча парней в городе, которые увивались вокруг нее, уговаривали на свидание, наперебой звали в кафе – и все ей были неинтересны, она их или отшивала, или встречалась просто так, чтобы пофорсить перед подружками или просто развлечься. А вот тут – парень, который ей нравится, который ей интересен, но которому при этом совершенно неинтересна она. И вот стоило ей смириться с таким положением, как тот начинает себя вести неожиданно по-другому, словно специально навязываясь на общение. Ну и как это все понимать?
– Да ну вас всех, – вслух сказала она. – Что будет – то будет.
Соседка заворочалась и что-то пробормотала во сне. Ульяна тихо соскользнула с подоконника и забралась к себе под одеяло. Что будет – то будет, да.
В день уборочной было невероятно жарко. Солнце палило с самого утра, земля трескалась буквально на глазах.
– Так, быстро-быстро, не теряем времени, – ворвался во время завтрака в столовую Степан. На его футболке уже были видны потеки пота. – Время сегодня дорого, дома отдохнете.
– Нууууу, – заныли с разных столов. – Жааарко… Неужели подождать нельзя?
– Нельзя, – помотал головой вожатый. – В такую погоду час за три идет. Колосья переспеют, высохнут и осыпятся. Весь год насмарку пойдет. Живо-живо.
Морщась и недовольно бубня себе под нос, девчонки выползли из столовой и поплелись к полю.
Там уже вовсю стрекотали комбайны, бегали туда-сюда парни, что-то кричал усатый мужчина в клетчатой, завязанной узлом на животе рубахе.
– Так, вы встанете сюда, – несколько невежливо подтолкнул Ульяну один из пробегавших мимо парней. – Следите за комбайном, подбирайте.
– Что подбирать? Как следить? – крикнула ему вслед Уля, но парень уже скрылся из глаз.
Девушка развела руками – и тут же в них ей сунули большую корзину.
– Чтобы ничего не осталось, – бросил на ходу уже другой парень и так же затерялся среди комбайнов.
Уля обиженно надула губы. Нет, конечно, с ними проводили инструктаж, объясняли что и как, где стоять, куда идти, что делать – и, самое главное, что не делать. Но тут, на поле, в тот самый «момент икс» все выглядело совершенно по-другому. Плюс еще запугавший ее вчера Родион с этой ответственностью… Тьфу. И как только ее угораздило. Захотелось бросить корзину и убежать куда-нибудь, в тот же лагерь, в свою комнату – чтобы никто не нашел.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, она перевела взгляд на комбайн, около которого ее поставили. На его мощном боку Ульяна увидела пять красных звездочек.
– Это называется «бункер», – сказал подошедший к ней усатый мужчина.
– Это? – Ульяна указала пальцем на звездочки.
– А, нет. То, на чем они нарисованы, часть комбайна. Бункер называется.
– А они?
– А они обозначают заслуги. Каждая – тысяча центнеров намолоченного зерна.
– А это много? – Ульяна чувствовала себя круглой дурой.
– Ну немало, коли даже обозначать стали, – рассмеялся мужчина.
Ульяна хотела бы обидеться, да не могла – в конце концов, наверное, она действительно выглядела круглой городской дурой в глазах местных.
С другого конца поля что-то прокричали.
– Так, – заторопился мужчина. – Ты все помнишь, что тебе говорили?
– Ага, – кивнула Ульяна.
– Справишься, все нормально?
«Да куда я денусь, – подумала девушка. – Как там говорится? Назвался груздем, полезай в кузов. А меня в этот кузов два месяца назад засунули». Но вслух сказала:
– Да, все о’кей.
– Ну окей, океюшка, – рассмеялся усач.
А потом, ловко подпрыгнув, забрался в кабину комбайна.
И началась уборочная.
Уже потом, когда Ульяна пыталась вспомнить, как проходила уборочная, она с удивлением обнаруживала, что память выхватывает лишь какие-то отдельные эпизоды.
Вот подборщик жадно вгрызается в хлебный валок.
Вот грузовик с наращенными бортами появляется откуда ни возьмись, лихо подкатывает к остановившемуся комбайну – тут важно смотреть по сторонам, ведь в шуме моторов можно не услышать машину – и мощная струя зерна льется к нему в кузов.
Вот она на другом конце поля сует корзину с собранными колосьями и зерном в руки напарницы – веснушчатой Аньки, хватает другую, пустую, и торопится вслед за комбайном, стараясь не отстать от него.
И везде, где только хватает взгляда – комбайны, шумящие волны пшеницы, рокот моторов, перекрикивание комбайнеров и их помощников, сосредоточенные и взмокшие девчонки… Они все, знакомые и незнакомые, друзья, приятели и чужие, в едином порыве на этом поле, плечом к плечу, бок о бок сражаются за урожай. Еще полгода назад Ульяна даже и представить не могла, что очутится здесь и будет работать в поле, будет переживать за то, чтобы у них все получилось, чтобы они успели вовремя, чтобы урожай поспел в срок, чтобы не сломался комбайн… Да что там, полгода назад слово «комбайн» у нее ассоциировалось только с кухонным комбайном! А тот агрегат, что передвигается по полю, она могла представить максимум по картинкам из детских книжек. Даже стыдно сейчас вспомнить, какой она была буквально недавно: избалованной, капризной и совершенно неприспособленной к работе. Она считала, что помыть дома посуду и подмести пол – уже тяжелая работа, после которой она с полным правом может валяться на диване и зависать в Интернете. Ха! Два раза «ха»!
Потом был перерыв на обед.
Уля даже и не представляла себе, насколько вкусными могут быть простые щи со сметаной и краюхой серого хлеба – на свежем воздухе, после тяжелой работы. Девочки собрались в кружок, громко скребли ложками по дну жестяных мисок, весело болтали и перемигивались с парнями-комбайнерами. Девушка пыталась выискать среди тех Родиона – но увы, его было не видно.
«Наверное, на другом поле где-то», – подумала она. Стало грустно. Ей бы очень хотелось, чтобы он увидел, как она лихо управляется с колосьями, как и не думает отлынивать, как работает наравне со всеми, а то и обгоняет кое-кого из девчонок. На минуту даже захотелось немного посачковать, полениться, не так сильно надрываться. «Эй, ты что!» – тут же оборвала себя Ульяна. Так нельзя. Они здесь, чтобы помогать. А если они будут лениться, то окажутся просто ненужной обузой. И это будет стыдно. С ними столько возились, возлагали такие надежды… А она возьмет и покажет себя обычной городской ленивой фифой, которая даже наравне со сверстницами не может работать. Нет-нет-нет, если не для Родиона, так для себя она догонит и перегонит всех своих подружек.
После обеда она работала с удвоенным усилием, ни на метр не отставая от комбайна. Она видела, как на нее с уважением поглядывают комбайнеры с соседних полос – и завистливо зыркают девчонки. Ей это было приятно. И даже не потому, что ее уважали или ей завидовали – а потому, что она сама, только своими силами, смогла сделать так, чтобы ее уважали и ей завидовали. И эти мысли придавали ей бодрости, она даже не замечала, как по спине стекают капельки пота, в кроссовки набилась трава, а плечи немного обгорели.
Вечером комбайнерам привезли второй обед, а ребятам сказали, что они могут отправляться в лагерь. Сама же уборочная продолжится – комбайны будут работать всю ночь, до выпадения росы. Ульяна чувствовала, как устали руки и спина, – завтра будут ныть все мышцы с непривычки, но ей было несколько обидно, что их отправляют с поля. Она бы не прочь помогать тут до самого утра.
Однако Степан пробежался по всему полю и строго-настрого наказал всем девчонкам в течение получаса собраться и отправиться в лагерь. В качестве заманчивого аргумента предложил прохладный душ – и девчонки не стали долго ломаться. Мокрые, запыленные, в какой-то сенной трухе, исцарапанные, в футболках и шортах, они были больше похожи на мальчишек-сорванцов и, заметив это, начали подтрунивать друг над другом.
Степан пообещал на всякий случай еще всем дополнительную порцию компота – причем столько, сколько смогут выпить, и убежал по своим делам.
Ульяна сидела на валке соломы и перешнуровывала кроссовок. Где-то вдалеке галдели девчонки, обсуждая события дня и договариваясь с парнями встретиться следующим вечером в деревенском клубе. Кстати, неплохая идея – прислушивалась краем уха к переговорам Уля. Лагерная смена вот-вот закончится, жаль упускать время. Да и со многими местными ребятами они встретились только сегодня, в поле. Судя по всему, в уборочной участвовало сразу несколько деревушек – видимо, это были части когда-то большого колхоза, после которого осталось большое общее поле. Так вот почему Оля когда-то говорила, что они с соседними деревушками дружат! Труд сообща – а ведь тут не только жатва, но и посевная – объединяет, тут не до ссор…
