Он вскочил, готовый опрометью мчаться к Ольге Денисовне. И вообще с ума он своротил, уселся писать о беде человека, не увидев, не расспросив, не узнав. Он вскочил.
Но вернулись с работы родители. Обыкновенно Игорь Петрович возвращался раньше, сегодня задержало собрание. Они пришли почти одновременно. Мама, заметно встревоженная встречей с Артемом в роно. Отец, как всегда, жизнерадостно-громкий.
- Строчишь? - весело прогремел отец, входя в кабинет. - Строчи, строчи. Или уже?
- Нет, - буркнул Артем.
- Отчего такой мрак? А-а, понимаю. Муки творчества. Ничего, товарищ спецкор, поднатужимся, подредактируем, добьемся конфетки. - Он щелкнул пальцами: - Конфет-ка! Впрочем, нет, полная ума и темперамента, обличающая или напротив статья. Артем Новосельцев. Звучит? Давай рассказывай. Егоровна, слушаем.
- В чем дело, Тёма? - спросила мать.
- Плохое дело, - буркнул Артем.
- Тёма, голубчик, объясни...
"Мама, неужели ты так ужасно умеешь притворяться? Так искусно? Но что это я! Она ведь не подозревает даже, о каком деле я говорю".
Он отрывисто спросил:
- Учительницу Ольгу Денисовну из школы номер один знаешь?
- Ты странно держишься, Тёма, - удивленно сказала мать.
Она была грустна и неспокойна, и у Артема защемило сердце от жалости и убийственного разочарования в матери. Он жалел и не прощал.
- Слышала... припоминая, с запинкой ответила мать, - да... слышала, хорошая учительница, а внешность не помню. Должно быть, не видела близко, Тёма. Несколько десятков школ только в городе. Конечно, хорошую учительницу должна бы знать ближе.
- Как, ты сказал, учительницу зовут? - заинтересовался Игорь Петрович.
- Ольга Денисовна.
- Она что, не работает в школе?
- Работала. Теперь нет.
- Гм.
Игорь Петрович хмыкнул: "Гм". Закурил. Он запомнил ту старую учительницу, державшуюся с подчеркнутым достоинством и даже высокомерием, что не очень свойственно учительницам, казалось ему. Что-то с ней не совсем ладно, чутьем угадал он. Но не стал углубляться. В обязанности его не входило выяснять личные обстоятельства больных, а кстати, она вовсе и не больна.
Но Тёмка на что-то напал. Что он там откопал, дурень? При чем тут мать?
- При чем мать? - холодно спросил сына Игорь Петрович.
- При всем, - отрезал сын. - При том, что учительницу выживают из школы, внушают болезнь, устраивают на ее место...
- Постой, что ты мелешь? - удивилась мать.
- Павку Утятина забыла? - все горячее распаляясь, продолжал допрашивать сын.
- Не забыла, пожала она плечами. И, поясняя, мужу: - Сын моей сотрудницы по областному Дому учителя. Кончил институт, прислали сюда. Я еще и повидать его не успела, не знаю, как он у нас приживается в школе. Няня говорит, на днях заходил, нас с тобой не застал. Тёма, так что же?
- Что ты намерен писать, товарищ спецкор? Кого собрался разоблачать? Уж не мать ли? - о чем-то догадываясь, с усмешкой спросил отец.
- Я еще не видел Ольгу Денисовну. Увижу, если подтвердится, расскажу все, как есть. Прятать виновных не буду. Не буду! - с дрожью в голосе крикнул Артем.
- Анна, ты понимаешь, что с ним творится? - поразился отец. - Анна, что ты молчишь?
- Слушаю.
У нее стал вдруг совсем подавленный вид. Что-то в ней изменилось, уже не тревога, а страх глядел на Артема из глаз матери.
- Происшествие или нет? - допрашивал сын.
Отец уничтожающе фыркнул:
- Выеденного яйца не стоит твоя история, Тёмка. Выискал сюжетик, эх ты! Провалилась статья, никто не напечатает - печатать-то нечего. Не станешь же ты разоблачать собственную мать... если она и допустила какую-то ну... - Он поискал подходящее слово, не нашел. - Да что! Ни черта она не допустила. А если бы был не Утятин, а какой-нибудь Иванов?
- Тогда другое.
- Почему другое, глупая твоя башка?
- Для Иванова не стали бы отправлять хорошую учительницу в музей древности, а для Утятина отправили, потому что он - мамочкино протеже.
Как язвительно прозвучало это "мамочкино протеже"!
- Мама, мне надо знать одно: ты хотела устроить Утятина?
- Да, хотела послать на работу.
- Все! Мне ничего больше не надо. Все, все.
Он схватил листок, зачеркнул название, написал новое: "Происшествие в школе номер один".
- Не ждал, не ждал, не ждал! - обхвативши ладонями голову, раскачиваясь всем туловищем, исступленно твердил он: - От кого другого, а от тебя, мама...
- Истерика, - пренебрежительно бросил отец. - Слушай, а как же тебя послали спецкором по делу, к которому имеет отношение твоя собственная мать? Завгороно? Твой редактор должен бы сообразить, неудобно посылать сына по делу...
- Я скрыл, - густо краснея, прервал Артем.
- Дай-ка статейку, - сказал отец.
Артем машинально протянул отцу листок, где, кроме заглавия, и написана-то была всего одна первая мучительная фраза. Игорь Петрович без слов разорвал лист на мелкие клочья, кинул в корзину под стол.
- Надо быть круглым дураком или карьеристом, чтобы заварить эту кашу. Из-за кого? Из-за какой-то старухи, которой давно пора на печку греть кости. Надо было сдать письмо в архив. Вы, газетчики, на все письма мчитесь с проверкой? Черт знает, поглядите на этого остолопа - первая командировка, и куда? По какому поводу? Судить собственную мать.
- Я был уверен, мама не виновата, даже в голову не приходило про маму! - бурно прервал Артем.
- Она действительно не виновата, - с холодным спокойствием ответил отец. - Анна, что ты молчишь?
- Слушаю.
- Так вот, не очень умный наш сын, - продолжал Игорь Петрович, представляешь ли ты, какие последствия могла иметь твоя дикая статья, если бы появилась на свет? Подумаешь, разоблачения! Вон в газете "Труд" и не такое печатают. А здесь что? Собственно, что? Что? Старой учительнице предложили на пенсию. Так ведь это закон. Ни один более или менее соображающий читатель и не подумает сочувствовать. Но твоя статья, если бы появилась на свет, - сенсация. Сын разоблачает собственную мать - вот ведь изюминка в чем. Шумиха обеспечена, да какая! Завгороно, депутат... Анна, что ты молчишь?
- Слушаю.
Она повторяла, как автомат, одно слово, и теперь Артем совсем не узнавал маму - у нее было чужое лицо, наглухо замкнутое.
- И Ляльке не поздоровится, задразнят, - продолжал Игорь Петрович. - И в меня рикошетом. Словом, мальчишка, и думать не смей. Вернешься в газету, доложишь, - существенного не нашел. Много шуму из ничего. Иди. Проветри мозги на воздухе.
Артем выбежал стремглав. Слышно было, грохнула в передней входная дверь. И Лялькин зов:
- Тёма, куда? Я с тобой, Тёма!
- Дурак! - фыркнул Игорь Петрович.
В ожесточении он смял папиросу о пепельницу, закурил другую, нервно пуская темные витки дыма. Сел в кресло. Анна Георгиевна, как, войдя, стала у двери, так и стояла.
- Сядь.
Она покачала головой. Нет. Она казалась раздавленной. Он поразился, до чего она казалась раздавленной!
- Вот что, Анна, прошу тебя, не паникуй. Не вижу никаких криминалов. Ты ни при чем. Инспекторша твоя ни при чем. И директор. Господи боже, старой учительнице предложили на пенсию, так ведь не до ста же лет ей занимать место? А молодым дорогу надо давать? И вообще... Единственно неприятно...
Он поскреб в досаде затылок.
- Что еще? - испугалась Анна Георгиевна.
- Ничего, решительно ничего. Сущий пустяк! - засмеялся Игорь Петрович так естественно, что Анна Георгиевна не стала допытываться о его пустяке. Он ведь юморист, заметил что-нибудь в Тёме. Всегда заметит смешное.
Она скрестила на груди руки, крепко держась одной за другую, и неподвижно стояла у двери.
"Каждую мелочь готова раздуть до трагедии, бывают же люди!" раздраженно подумал Игорь Петрович.
Но у него все же немного скребло на душе. Принесла нелегкая к нему на прием ту учительницу! Ведь здоровешенька. Они все, пенсионеры, от безделья копаются в себе, несуществующие болячки отыскивают. Но неприятно, если кто-то вышестоящий, у кого может на Анну быть зуб, или завистник какой-нибудь, недоброжелатель - их на каждом шагу - раздуют историю, распознают, что учительницу отпустили, гм... между нами признаться, не отпустили, а по всему видно, выпроводили на пенсию по болезни, а она здоровешенька...
"Надо же было мне, остолопу, записать в карту... в случае скандала побегут справки наводить, а я черным по белому, гм... Недальновидным я товарищем оказался, Егоровна, признаюсь".
Он не признался, конечно. Жизнелюбие и оптимизм доктора Игоря Петровича Новосельцева подсказывали ему, что все так или иначе образуется. "Анну уважают, не станут из-за какой-то пенсионерки съедать. Главное, выработать тактику".
- Идем обедать, - со здоровым аппетитом позвал Игорь Петрович жену. Нянька, наверное, изворчалась. Богиня Афина, идем. Голоден, как слон, корми скорее слона, или сейчас тебя слопаю.
15
На двери кабинета завгороно вырванная из тетрадки, косо приколотая страница лаконично объявляла: "Приема нет".
Сотрудники отдела, за две-три минуты или вовсе впритык являясь на службу, удивленно перешептывались: "Когда вывесили объявление? Кто? Должно быть, сама. С чего бы?"