class="p1">Она отхлебнула из кружки густой эль цвета осенней грязи и соврала:
– Я немножко приболела, лежала у себя. – После чего она постаралась сменить тему: – А что там за дела были в туннелях? О чем весь этот шум?
Джо быстро огляделся, Альберт и Лесс удивленно подняли брови.
– Ты правда ничего не слышала?
– Нет, конечно, а то зачем бы я спрашивала?
– В туннелях какой-то маньяк убивает сталкеров, – объяснил Лесс. – Ловит их за работой и даже не грабит, просто убивает. У него уже и прозвище появилось – Душитель.
Джо Коротконожка пригубил свой эль.
– Семь трупов на сегодня, и это точно еще не конец!
Лара задумчиво подержала во рту глоток горького, густого, как суп, эля, прежде чем проглотить.
– Бьюсь об заклад, что это Коттон и его банда, – сказала она горько. – Они давно уже берега потеряли, а вот теперь и до убийств докатились, и… – Она осеклась, увидев выражение лица Джо. – Что такое? Что вообще происходит?
– Это не Коттон, – выговорил Джо.
– Откуда ты можешь точно знать?
– Оттуда, – вместо Джо ответил Альберт Шайнер, – что Коттон и его братва – покойники. Душитель добрался до них еще вчера.
Лара резко выпрямилась, забыв, что у нее в руках кружка эля, и едва не расплескала ее.
– Это точно?
Ребята закивали.
– Паре сталкеров удалось избежать смерти, притворившись мертвяками, – продолжил Джо, – и эти ребята, не сговариваясь, повторяют одно и то же: маньяк работает в одиночку. Он появляется как будто ниоткуда. А еще он не отбрасывает тени! Ты можешь в такое поверить, Лара? И у всех своих жертв перед убийством он спрашивает про какую-то деревянную шкатулку.
Ларе это что-то крепко напоминало, только она не могла понять, что именно. «Мужчина, который не отбрасывает тени»… Где она могла это слышать совсем недавно?
– Звучит как детская страшилка про призраков, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно и убедительно. Однако на самом деле внутри нее все сжималось от ужаса. Мир, который она знала, простой и понятный, словно бы ускользал и рассыпался, уходил из-под контроля. Сперва медальон, потом случай в книжной лавке, потом заклятия на корабле, странная музыка в воздухе, а теперь еще и это! Душитель из канализации – пожалуй, это было худшее, что могло произойти: туннели под городом всегда оставались для нее безопасным местом, которое она знала как свои пять пальцев. Укрытием, куда она могла сбежать от мира, если тот уж слишком ее доставал.
– Интересно, что это за шкатулка и что у нее внутри, – произнес Джо. – За чем он охотится?
– Что бы это ни было, – отозвался Лесс Четырехпалый, – наверняка оно драгоценное. Стоит как драконье яйцо.
Они молча посидели за липким столом прокуренного паба, размышляя над этим, пока Джо наконец не прервал молчание:
– Тьфу ты, я чуть не забыл!
Он вытащил из-под стола коричневый бумажный сверток и протянул его Ларе. Та недоуменно подняла брови:
– Это еще что?
– Открой – и увидишь.
Лара разорвала бумагу – и обнаружила новенький фонарь с драконьим дыханием, наплечный, на кожаном ремне: светильник того типа, который постоянно использовали сталкеры в канализации.
– Джо Коротконожка! Я тебя предупреждала, что если ты вздумаешь…
– Лара, ну пожалуйста. Ты спасла мне жизнь там, внизу, а я тебя еще никак не отблагодарил, если не считать миски супа. Возьми фонарь, прошу тебя. Там сейчас маньяк разгуливает. Вдруг именно свет этого фонаря поможет тебе от него спастись. Ну вдруг.
Лара нахмурилась, изображая недовольство, но на самом деле она чувствовала благодарность и облегчение. Без хорошего наплечного фонаря сталкер, считай, и не сталкер. Она покрутила колесико в основании светильника – и тот засиял теплым огнем, пляшущим за стеклянной стенкой. Глядя на мерцающее пламя, Лара вдруг на долю секунды вообразила, что видит в нем силуэт летящей птицы. Но стоило ей как следует присмотреться, морок исчез.
Черпак бесцветной овсянки шлепнулся в миску Двух-Восьмерок комковатой кучкой. Две-Восьмерки перевел взгляд с овсянки на раздатчика – здоровенного, солидного работника столовой в белом фартуке и поварском колпаке. На конце его огромного носа налился здоровенный двухголовый прыщ, такой гадкий, что Две-Восьмерки невольно подумал – он вот-вот лопнет и брызнет гноем прямо в тарелку.
– Спасибо, – поблагодарил он раздатчика, развернулся и занял место за одним из длинных столов. Столовую заполняли сотни Белых ведунов, почти все сидели молча, с бесстрастным видом черпая ложками свою овсянку и запивая ее водой. Рацион Белых ведунов никогда не менялся: на завтрак они получали кашу и воду, на обед – хлеб и по куску сыра, на ужин – похлебку с бараниной.
Две-Восьмерки принялся за еду, с трудом заталкивая в себя комковатую массу. В столовой было тихо – никто не болтал между собой, Белые ведуны не умели дружить, не образовывали компаний. Подружиться с кем-то – это ведь означает открыть ему свою душу. Тишину нарушали только спонтанный скрип ножек стула по полу, стук ложек о края мисок, звуки жевания и глотания.
Звон колокола, как всегда, оповестил, что время завтрака закончилось. Две-Восьмерки вместе с прочими потянулся прочь из столовой, дальше по главному коридору – и на выход, на мощеные улицы ведунского квартала. Снова лил дождь, и Две-Восьмерки накинул на голову капюшон своей ведунской белой робы. Капюшон заодно защищал от ветра, который, как назло, сильно задувал по дороге к воротам, прочь от высотных мрачных зданий ведунских общежитий.
Из квартала Белых ведунов был только один выход, он же вход. Массивные железные ворота открывались дважды в сутки – поутру и поздно вечером, выпуская ведунов на работу на фабрики, а после работы впуская их обратно. Весь квартал был обнесен каменной стеной пятидесятифутовой высоты, другого выхода, кроме как единственные ворота, не было.
Две-Восьмерки влился в толпу собратьев, ожидавших открытия ворот. Дождь хлестал по капюшону. Тысячи Белых ведунов стояли плечо к плечу, при этом как будто бы и не замечая друг друга. Они не разговаривали, не обменивались улыбками, не переглядывались. Наконец огромные ворота заскрипели, разъезжаясь в стороны, и поток ведунов хлынул на улицы Королевской Гавани.
Час был очень ранний, так что большинство населения города еще спало. Власти старались расписать время отправления ведунов на работу таким образом, чтобы обычные граждане с ними почти не сталкивались. Две-Восьмерки был этому даже рад – когда ему случалось шагать по городу в неурочное время, было неприятно встречать испуганные, настороженные и даже ненавидящие взгляды
