Я была с ней целиком и полностью согласна – больше двух часов я тоже ни в одном музее не выдерживала. А задачей обойти весь Лувр за один день мог задаться только полный безумец!
– Итак, перед нами прославленная Венера Милосская, – рассказывала гид, когда мы столпились возле знаменитой скульптуры. – Статуя богини любви Афродиты, найденная в девятнадцатом веке на острове Милос, от которого она и получила свое название…
– А почему Венера, если Афродита? – шепотом спросил Денис.
– Это одно и то же, – шепотом пояснила я. – Просто Афродита – греческое название, а Венера – римское…
– Я знаю, не дурак, – вдруг обиделся он.
Я не успела уточнить, в чем тогда суть вопроса, неожиданно заинтересовавшись продолжением рассказа:
– Руки были утрачены уже после нахождения, как и постамент.
– Надо же! – шепотом поразилась я. – Ну и люди! Нашли Венеру Милосскую и отломали ей руки! Да еще и потеряли!
– У Ники Самофракийской, к которой мы перемещаемся, отсутствуют не только руки, но и голова, – «утешила» нас Елена.
– Тоже, когда нашли, оторвали? – простодушно уточнил Мишка Зубков.
Елена не удостоила ответом его дурацкий вопрос, и мы направились к лестнице, обозревать знаменитую богиню. Ника, несмотря на отсутствие головы и верхних конечностей, понравилась мне больше Венеры – образ безрукой богини был уже настолько растиражирован, что мозг просто отказывался воспринимать оригинал.
– Сейчас мы с вами направимся к «Джоконде», но по пути я буду рассказывать вам и про другие знаменитые полотна, – проанонсировала Елена.
Я внимательно разглядывала картины, слушала рассказ гида и убеждалась: похоже, я совсем нечувствительна к высокому искусству. Она так и сыпала великими именами: Рафаэль, Микеланджело, Леонардо да Винчи, но я почему-то никак не могла проникнуться величием их произведений.
– Еще Донателло не хватает, – шепнул мне на ухо Денис.
– Кого? – не сразу поняла я.
– Четвертой черепашки ниндзя, – пояснил он. – Рафаэля, Микеланджело и Леонардо видели, остался Донателло!
– Как ты можешь! – возмутилась я. – Мы смотрим в Лувре великие картины, а ты про черепашек!
– А я с первого класса не люблю, когда поясняют, что хотел сказать художник, – уже серьезно ответил Денис. – И еще сочинение по картине заставляли писать! Откуда кто знает, что хотел сказать художник, кроме него самого?
Аргументов, чтобы возразить ему, у меня не нашлось, я лишь заметила:
– В первом классе не пишут сочинения по картинам.
Однако на этот раз Денис не позволил, чтобы последнее слово осталось за мной:
– Мы не писали, а сейчас первоклашки на макбуках работают. Что уж говорить про какие-то сочинения!
Наконец мы добрались до «Джоконды». Она располагалась одна в целом зале, а вокруг были развешаны таблички на разных языках, призывающие остерегаться карманных воров.
– И тут воруют? – удивилась я.
– Конечно, уставишься ты на картину и обо всем забудешь, а у тебя в это время кошелек вытащат, – заявил Денис. – Смотри, даже на русском объявление есть!
Я испуганно схватилась за сумку – к счастью, кошелек был на месте. Крепко придерживая ее, я стала рассматривать картину. О том, что «Джоконда» небольшого размера, я знала, не ожидала только увидеть ее за стеклом.
– Картина помещена под пуленепробиваемое стекло после нескольких попыток ее повредить, – словно услышала мой вопрос Елена. – С шестнадцатого века технология живописи непрерывно развивалась, но до сих пор никому не удалось так передать улыбку и взгляд, как это сделал Леонардо да Винчи. Пройдите по залу и убедитесь – где бы вы ни находились, Джоконда будет смотреть на вас.
Мы послушно прошли и убедились – взгляд Джоконды, и правда, неотступно следовал за тобой.
– Ну и ничего особенного, – опять сказал Денис. – Просто она самая известная, вот все и прутся. Картина как картина, тут таких еще сотни висят.
– А почему она самая известная? – поинтересовалась я. – Почему ты про нее знаешь, а про остальные сотни – нет?
Честно говоря, в глубине души я была с ним согласна – моих познаний в живописи явно не хватало, чтобы оценить все величие «Джоконды». Если бы я ничего не слышала о ней раньше, то не обратила бы внимания в ряду других картин.
– Ребята, пойдемте, – позвала Елена. – Время нашей экскурсии заканчивается.
Уже покидая зал с «Моной Лизой», я вдруг заметила в дальнем от картины углу Оксану с Олегом. Выказывая знаменитому полотну восхитительное пренебрежение, они самозабвенно целовались. Значит, все же определились в своих отношениях, чего нельзя сказать о нас с Денисом… Эта песня хороша, начинай сначала!
Как ни раздражала меня Оксана раньше, сейчас я вдруг поняла, что злости на нее больше не чувствую. Ведь в любви, если верить служанке миледи Кэтти, каждый за себя. Ясное дело, Оксану нервировало, что Олег вдруг стал оказывать мне знаки внимания. Как я сама взбесилась, когда она в отместку начала кокетничать с Денисом прямо у меня на глазах… Но сейчас я понимала, что за этим не стояло ничего, кроме желания отомстить Олегу и заставить его ревновать. Понимать я все понимала, но в глубине души была рада, что мне самой не пришло бы в голову воспользоваться подобным средством.
Забавно, кстати, получилось: Олег неуклюже заигрывал со мной, чтобы добиться расположения Оксаны, а она, увидев это, стала отвечать тем же, строя глазки Денису, и мы с ним невольно оказались втянуты в их разборки! Воистину, сильнее всего любви мешает взаимное непонимание…
– На этом наше первое знакомство с коллекцией Лувра завершается, – объявила Елена. – Но вы, если хотите, еще можете самостоятельно походить тут со своим куратором.
– Не, хватит, – на разные голоса отозвались все, подтверждая ее теорию о двух часах в музее.
– Первое знакомство? – ужаснулся Зубков. – А что, еще и второе будет?
– Не в этот раз, – с усмешкой утешила его гид.
Я тоже чувствовала, что хорошего понемножку – больше высокого искусства в моей голове просто не поместится. Ну посмотрю я на еще десяток картин и скульптур, что от этого изменится? Достаточно того, что главные сокровища Лувра я все же увидела… Пока я рассуждала таким образом, мы поднялись по эскалаторам и, вновь оказавшись внутри стеклянной пирамиды, вышли через нее на улицу.
Внутренний двор Лувра был залит ярким солнечным светом и заполнен гомонящими туристами, на толпы которых взирал с высоты своей конной статуи «король-солнце» Людовик Четырнадцатый.
Все увлеченно фотографировались – перед экскурсией у нас не было на это времени – и я тоже полезла за фотоаппаратом.
– Щелкни меня, – попросила я Дениса, отходя к пирамиде.
– Не понимаю, зачем всем нужны собственные корявые фотки известных мест, – не преминул заметить он, возвращая мне фотик, – когда в Сети есть масса профессиональных. А фоткаться на фоне достопримечательностей вообще тупо.
– Ну и не фоткайся, – отозвалась я.
Умеет же он испортить настроение!
– Да ладно уж, щелкни меня тоже, – снисходительно разрешил Денис.
– Не буду, – надулась я.
– Ты что, обиделась? – искренне удивился он.
– Конечно! Только от тебя и слышишь: тупо да тупо!
– Да ладно, не обижайся! – вдруг светло улыбнулся Денис. – Я же любя.
– Любя? – недоверчиво переспросила я. – Опять твои дурацкие шуточки?
– Никаких шуток! – торжественно пообещал он, обнимая меня прямо при всех.
– А потом не передумаешь? – упрямо допытывалась я.
– Слово мушкетера!
Я уткнулась носом в куртку Дениса, наблюдая из-за его плеча четкий силуэт Эйфелевой башни.
– Кажется, я понял, в чем дух Парижа, – вдруг проговорил он.
И сейчас я почему-то была уверена, что он все понял правильно.
Подробнее читайте об этом в книгах Анны Антоновой «Танец мечты» и «Сердечный переплет».
