Я так обрадовалась, что он голос подал, — нисколечко даже не обиделась.
— Потерпи немного, Андрюша придет из школы и сделает будку, сена сухого настелет, теплынь будет.
— Сама живи в будке, сама спи на сене, а у меня матрас есть.
Любушка принесла жареную картошку в кульке и мягкий, теплый хлеб с маслом — не ест! Осторожно беру с рук Любушки еду. Тек вкусно, что есть еще больше хочется. Перед носом Тимки поставила варенье в баночке, так он еще и огрызнулся.
— Марии Алексеевне пока есть нельзя, только бульончик куриный. А тебе все можно, не притворяйся. Собаки не болеют, они тоскуют… Мария Алексеевна мне про Музгарку читала, преданный был, смелый, а ты, как курица, трус. — Любушка гладит Тимку. — Думаешь, я не люблю Марию Алексеевну? Знаю — приедет скоро.
Андрюша появился со всем звеном, часто так собираются. Иногда какую-то «Молнию» на большом листке пишут. Читают и смеются, особенно Виталька. Потирая руки, любит говорить: «Перцу побольше, чтобы почувствовал!» Все время хочет сделать кому-то неприятное.
Я вертелась возле ребят. Как бы им напомнить про будку?
— Чего разгавкалась? Не путайся под ногами, — отогнал Андрюша.
— Твоя Дамка не лает, а пищит, моя Розка уже вывернулась бы наизнанку от лая, — сказал Виталька. — И точно, пустолайка.
Ребята вытащили из сарая доски, ножовку, гвозди. Молодцы, будку делают! Тут вышла Любушка с сумкой.
— Ты еще не ушла, — рассердился Андрюшка, — Опоздаешь!
— Не волнуйся, как раз успею. Почему маленький домик? Надо с меня ростом, думаешь, Тимке приятно в тесноте? Он привык к комнате.
— Много ты понимаешь, инженер. В большой будке он скорей замерзнет… А ну, беги в школу.
Любушка ушла, я бы ее проводила, но уж очень интересно смотреть, как ребята пилят, строгают, приколачивают доски. Девочка что-то рисовала в тетради, потом показала ребятам.
— Да, Марии Алексеевне и будка понравится, и эти рисунки, — сказал Андрюша.
Почему Виталька опять ничего не делает? В сарае что-то ищет.
— Сколько у тебя проволоки! — Сказал он Андрюше. — Дай мне.
Андрей стал отматывать проволоку.
— Хватит?
— Давай, не жалей, — выманивал Виталька.
Все же этот Виталька противный, как придет, что-нибудь да выпросит, только давай ему, и все мало, а сам ничего не даст. Однажды у Андрюши сломалась клюшка, небось не дал. Все знали, что у Витальки есть дома запасная. Пришлось Андрюше играть сломанной, и его команда проиграла, я сама всю игру видела. Я такого друга близко бы не подпустила, даже цапнула бы за ногу, а Андрюшка быстро забывает зло или даже не замечает.
— Да, — Андрюша задумался. — Тимка все же не привык в будке спать.
— Точно замерзнет, — сказал Виталька. — Не то что моя Розка, она в любой мороз может уснуть на крыльце и хоть бы хны.
И чего он носится со своей Розкой?
— Наверное, утеплить надо будку, — посоветовала девочка.
— У кого есть старая фуфайка или овчина? — спросил Андрюша.
— У меня есть, — сказала девочка. — Сбегаю.
— Ты далеко живешь… Виталька, чего жмешься, у тебя же старая шуба валяется в кладовке.
— Ничего себе! Для Тимки? Тоже мне собака! Я бы вообще прогнал его, собаки ни в какой мороз не должны замерзать. На Севере при семидесяти градусах…
— Тебе бы на морозе поспать, — сказала девочка.
— Подумаешь, если шубу надену, хоть сегодня всю ночь просплю.
— Не увиливай! — сказал Андрюша. — Дашь шубу?
— Как не стыдно! — сказала девочка. — Мария Алексеевна надеется на нас, а мы. Я сейчас принесу.
Девочка пошла, но Виталька догнал ее.
— Хочешь совсем забаловать Тимку, да? Ну и пусть — я принесу, так и быть… Только Тимку надо закалять, чтобы…
— Ладно, воспитатель, тащи скорей, время-то идет, — сказал Андрей.
Вскоре Виталька заявился с шубой, отдал ее Андрюшке, а сам пошел в коровник: может, Марту хочет стукнуть? Скорей за ним. Он почесал ей голову. Видно, Марте было очень приятно, она вытянула шею, перестала жевать. Конечно, все любят, когда их гладят. Виталька отошел, а Марта неподвижно стояла с вытянутой шеей. Я бы тебя тоже погладила, Марта, ты добрая, но не умею.
Андрюша стоял на коленях, протиснувшись наполовину в будку, и стучал молотком.
— Значит, Марта дает молока двадцать пять литров, больше моей? — ехидно спросил Виталька. — Ну и трепанулся же ты, я разглядел вымя, чуть больше чем у козы — спорим, и двадцати не дает!
Андрюша ничего не сказал, лишь громче застучал молотком.
— Думаешь, если маленькое вымя, значит, обязательно мало дает молока? — сказала девочка. — Не всегда так.
— Знаю, что не всегда, — сказал Виталька. — Но все равно большое дает больше.
Смотри-ка, уже готова будка — быстро сколотили! Андрюша принес из дома грустного Тимку, хотел посадить в будку. Куда там — всеми лапами забрыкался, завизжал на всю деревню, будто колотят. Вот бестолковый, ему хотят добра, а он отказывается.
— Может, конфет в будку положить? — сказала девочка.
— Лучше дверцу сделать и закрыть его, — сказал Виталька. — Пусть посидит, пока не привыкнет.
Андрюша отмахнулся, положил будку на санки, повез во двор Марии Алексеевны и поставил на крыльцо.
— Я начну разрисовывать будку, — сказала девочка.
— Ладно, потом, — сказал Андрюша. — Теперь не приставайте к Тимке. Пусть оглядится, обвыкнется… Пойдем, не будем его нервировать.
— А если он не захочет в будку? — забеспокоилась девочка. — Может, все же как-нибудь уговорить его.
— Ничего себе — уговорить! — рассмеялся Виталька. — Приспичит, сам на ночь залезет. Не такой уж он дурак — мерзнуть не захочет… Так юркнет, только его и видели, — носа не высунет.
Все теперь будет хорошо — самое главное есть будка. Плохо быть бездомной. Рано или поздно Тимка обрадуется своему новенькому домику.
Когда ребята ушли, Андрюша вывел во двор Марту. У нее большая морда, почему-то всегда задумчивая. Рога страшенные, большие, но Марта не бодается. Вообще не только собак, но и людей не замечает. И если бы хозяйка не загоняла ее, наверно, совсем бы домой не приходила.
Андрюшка привязал Марту к стойке и начал разглядывать ее: оттянул губы, потрогал вымя, потыкал в бока. Корова перестала жевать, недовольно ворочая головой.
Пришла с работы тетя Катя.
— Чего смотрины устроили? — удивилась она.
— Марта старая? — спросил озабоченно Андрюшка.
— Не очень. А что?
— Вымя маленькое, и зубы странные.
— Сам ты странный. Обыкновенная корова.
— Сама же говорила, мало молока дает.
— Зато жирное.
— Разве есть, которые нежирное дают?
— Всякое бывает. От кормов тоже зависит.
— Мы плохо кормим? У Витальки двадцать литров дает. А меня учительница спросила — не знаю, сказал: двадцать пять дает.
— Вот уже приврал. Пора бы знать.
— Стыдно сказать, что мало. Неужели мы хуже кормим?
— У нас порода другая.
— Может, наша Марта больная?
— Еще не хватало, глупости болтаешь.
— А не глупость плохую породу держать?
— Вот выучишься в институте, станешь выращивать хорошие породы, подскажешь, какую нам взять.
— Конечно, подскажу. У нас в колхозе будут самые лучшие коровы.
Что это Андрюша о Марте беспокоится? У нее коровник как человеческий дом, не то, что у нас.
— Эй, ветеринар, садись-ка лучше за уроки! — крикнула мать.
— Будто сам не знаю, — проворчал Андрюшка и пошел в дом.
Теперь жди его. И что за штука такая — эти уроки? Почему их каждый день надо выполнять? Андрюшке не хочется, я знаю, а мать заставляет. Боится что ли он этих уроков?
Рано-рано утром пришел председатель колхоза. Значит, что-то важное. Я вслед за ним юркнула и спряталась под стол. Нравится мне сидеть с людьми да слушать их разговоры.
— Катерина, — сказал председатель. — Просто беда. Выручай, привезли инкубаторских цыплят и утят, а птичник, сама знаешь, еще не достроен. Все берут птицу домой. Мы тоже сотню взяли, хотя и своих полно будет.
— Я уже посадила трех гусынь. — Мать обернулась к Любушке. — Надо помочь. Мне ведь некогда, вся надежда на тебя, возьмем?
— Мама, тогда я сегодня в школу не пойду, за ними все время смотреть надо, — сказала Любушка.
— Как это не пойдешь? Ишь, умная. До обеда поглядишь, а потом Андрюша придет.
— Ой, какая ты, мама, не знаешь Андрюшку, да? Закатится со своим Виталькой куда-нибудь, и Дамка не сможет найти.
— Найдем, — подала я голос.
Тут уж хозяйка напустилась на меня:
— Ишь, тихоня, притаилась! И когда успела? А ну, пошла! Не стыдно в такую теплынь в комнату забиваться! — И открыла дверь.
Я выскочила, поджав хвост. Разве докажешь тете Кате, что я на от холода прячусь в комнате, а интересно мне, о чем люди говорят.
