Другая стена была сплошь завешана иконами. Мы такой красоты даже в церкви не видели.
А вдоль третьей стены шли полки из толстых досок, на которых стояли разные колокола, по росту: от крохотного колокольчика до громадного колокола с отбитым краешком, который на полке никак уместиться не мог и висел под потолком на трех толстых, вроде каната, веревках. А снизу из него высовывался язык - колотушка такая чугунная.
Алешка, как только пришел в себя, тут же раскачал этот язык и бухнул в колокол. Густой, тягучий, тяжелый звон заполнил комнату. Алешка даже присел, зажав уши.
Под этот звон в залу торжественно шагнул наш великий писатель. Он был в домашней куртке с меховым воротничком и с витыми шнурочками на груди. И весь светился от удовольствия. Но в то же время был озабочен своим творческим процессом. Он поднес к глазам лист бумаги и прочитал с важностью: «…И вот однажды утром взошло солнце…»
– Каково? - спросил он нас. - Правда, гениально?
– Талантливо, - согласился Алешка.
Писатель сложил лист вчетверо и сунул его в карман:
– Вы, верно, из местной школы? Вы, верно, хотите пригласить меня на мой творческий вечер? На встречу с читателями?
Я благоразумно промолчал (я ведь «забыл»). А Лешка смело ответил:
– Мы, вообще-то, из школы. Но не в этот раз. Мы одну вашу книжку полюбили. Хотим ваш великий автограф получить. На добрую память. Чтоб нам все завидовали.
Писатель Марусин так засиял, что я даже испугался - не перегорел бы от гордости. Он широким жестом пригласил нас сесть на старинные лавки и, улыбаясь, спросил доброжелательно:
– И какая же из моих книг вам полюбилась?
Алешка повернулся ко мне:
– Какая, Дим?
Я хлопнул глазами и ответил, как меня только что учили:
– Забыл!
– Это мой старший брат, - пояснил Алешка таким тоном, что писатель понимающе, даже с сочувствием, кивнул: мол, если в семье два сына, то один из них умный, а другой… старший.
Писатель взял из мраморного стаканчика гусиное перо:
– Что ж, давайте книгу - с удовольствием сделаю для вас дарственную надпись.
Алешка опять повернулся ко мне:
– Дим, давай книгу.
Я опять хлопнул глазами:
– Забыл!
Писатель разочарованно улыбнулся.
– Эх ты! - сердито сказал Алешка. - Такой хороший писатель, а ты - забыл! - И он вежливо спросил у Марусина про его оружие: - А это вам все благодарные читатели подарили, да?
– Что ты! - Писатель вскочил. - Это все я собрал собственными руками! За много лет! Трудами и лишениями.
– Вы - молодец! - похвалил его Алешка. - Сколько набрали!
– Не ленился! Каждого нового человека в своей жизни встречал словами: «Нет ли у вас чего-нибудь… старенького, предметов старины?»
– Полно! - вдруг выпалил Алешка.
– Да ну! - глаза Марусина загорелись азартом. - Давайте меняться!
– Давайте, - легко согласился Алешка. - У нас этой старины полон дом. Мама все время из-за этого папу ругает.
– А ваш папа тоже коллекционер?
– Не совсем, - увильнул Алешка.
По лицу Марусина скользнула тень - то ли разочарования, то ли недовольства.
– Но он тоже что-то собирает? - спросил с надеждой.
«Собирает, - хотелось сказать мне. - Собирает улики и доказательства. И забирает тоже. Кого надо». (Наш папа - сыщик. И работает в Интерполе.)
А Марусин все никак не мог успокоиться:
– И какие же у вас есть старинные вещи?
– Всякие, - небрежно ответил Алешка. - На любой вкус.
– Ну-ну! - И глаза Марусина вновь загорелись.
– Музейные редкости. Пылесос, холодильник, - стал перечислять Алешка. - Стиральная машина. Мама говорит, что их давно пора в музей сдать.
Глаза писателя потухли. Он вздохнул с разочарованием:
– Это не старинные вещи. Это вещи старые.
Алешка тоже заметно огорчился, что невольно расстроил великого писателя. Подумал и вспомнил:
– Есть! У папы ядро от пушки есть. Как раз вашего калибра, - и он показал на пушечку в углу. - Оно у него на столе лежит, он им бумаги свои прижимает. Хотите, мы его сопрем?
Такая готовность растрогала писателя и расположила его к Алешке. И он не стал ломаться, а честно и просто сказал:
– Хочу!
На этом мы и расстались. Как друзья. А точнее - заговорщики.
Писатель пошел дописывать свои фразы, до точки, а мы с Алешкой пошли дальше. Знакомиться с обитателями окрестностей.
– Дим, - спросил Алешка, когда детина с собачьей кличкой Жорик захлопнул за нами калитку, - он тебе понравился?
– Кто?
– Писатель.
– Ничего себе, - я пожал плечами.
– А мне совсем не понравился. Вертлявый какой-то.
Ближайшее будущее, полное драматических событий, показало, кто из нас был прав.
В общем, прошлись мы по нашему поселку, и не больно-то он нам глянулся - ни домами, ни их обитателями. Скучные они какие-то, нелюдимые. И мы решили, как в старых сказках, попытать счастья в чужой стороне. В тридесятом государстве.
Спустились к реке, протопали по гулкому деревянному мосту, на котором нахохлившимися воробьями сидели с удочками деревенские пацаны, и вошли в деревню. Тут была всего одна улица, вдоль которой взбирались на пригорок деревянные дома.
Улица посередине была пыльная, а по краям - заросшая густой и высокой травой, из которой местами высовывался кривой и серый штакетник.
Алешка с любопытством заглядывал за заборы, а где удавалось - и в окна. Я сделал ему замечание.
– Вот еще! - удивился Алешка. - Ведь интересно посмотреть, как люди живут!
Ага, очень интересно за людьми подглядывать: что у них в огороде растет, что в сарае прячется и чем стол к ужину накрыт!
Хотя через какое-то время Алешкино любопытство сослужило нам верную и добрую службу. «Подглядывать и подслушивать, - гордо сказал он, - это значит оперативную информацию собирать».
Правда, в тот день мы еще не догадывались, что начали собирать эту самую оперативную информацию, она нам еще ни к чему была. Мы просто шатались по деревне и заглядывали во дворы и в окна. И добрались до магазина. До магазинчика, точнее.
Возле него паслись две курицы и стояла живая лошадь с телегой. А в телеге кто-то спал на сене, прикрыв лицо от солнца старенькой кепкой.
Лошадь махнула нам хвостом и скосила один глаз, а другой у нее был прикрыт упавшей на лоб челкой. А куры только чуть вскинули головы и опять стали что-то клевать и разгребать лапками густую пыль.
Магазинчик назывался весело: «Зайди!»
Ну, мы, конечно, от такого радушного приглашения не отказались. Ничего в этом «Зайди!» особенного мы не обнаружили, кроме веселой продавщицы (ее звали Алевтина) и двух наших знакомых блондинок - Люсьены в шортах и Люськи в брюках. Или наоборот.
Они уже набили до отказа свои сумки продуктами и очень нам обрадовались. Но сначала сказали об этом продавщице:
– Знакомьтесь, Алечка. Очень славные мальчики, воспитанные. Наши соседи. Они нас жареными грибами чуть не угостили. - И стали гладить Алешку по голове и хлопать меня по плечу. - Как вы кстати, мальчики. А то мы переживаем, все думаем: кто же нам, слабым женщинам, поможет покупки до поселка дотащить?
Алешка не растерялся, успокоил их:
– Мы тоже все думаем, думаем. Кто же вам поможет? - и даже оглянулся - нет ли поблизости подходящих помощников?
Люсьена фыркнула, а Люська топнула ножкой. Мы так испугались их гнева, что тут же вылетели из магазина, распугав всех кур; даже лошадь перестала жевать и немного посторонилась. Но в телеге никто не проснулся.
Вообще в деревне нам понравилось гораздо больше, чем в поселке. Там дома были совсем новые, затейливые, но холодные, а здесь совсем старые, простые и невеликие. Но симпатичные. И люди в них жили интересные. Своеобразные, я бы сказал, приветливые и словоохотливые.
В поселке, например, не любили гостей; каждый дачник скучно сидел за своим забором в каменных стенах или потел под пленкой, ковыряясь зачем-то в теплице. А в деревне все занимались разными делами - косили траву, доили коров, кололи дрова или шлялись из дома в дом погостить у соседей. Словом, жили насыщенной общественной жизнью. Ссорились, мирились…
И мы с Алешкой довольно быстро вписались в эту жизнь. И со всеми перезнакомились. С кем-то подружились, а с кем-то совсем наоборот - стали враждовать. И среди тех и других были очень занимательные личности. Которые вскоре, как писали в старых романах, стали действующими лицами в той драме, что разыгралась в прилегающих окрестностях. И вышла, надо сказать, далеко за их пределы, вплоть до Америки.
Самым заметным среди них был незаметный, маленький и юркий, но очень зловредный мужичок по фамилии Паршутин (это он спал в телеге под своей кепкой). Настоящий деревенский сплетник. Который все видит, все слышит, все знает и ничего не утаит. Позже я понял: Паршутин был человеком «без изюминки», серенький такой, а очень ему хотелось быть на виду. Вот он и избрал такой способ привлекать к себе внимание. За что частенько получал то в ухо, то в глаз, то в лоб. Но это Паршутина ничуть не смущало. Он без устали шнырял по деревне, высматривал, вынюхивал, а если ничего интересного не находил, то тут же что-нибудь придумывал и кому-нибудь эту придумку беззастенчиво врал.
