камни перекладываешь? Зай-Уцу надо помочь. К тому же ты такая медленная, надо так! — и Бельвжичка перекидала все камушки с рельсового полотна в кучу за кустами.
Черешпанька даже рта открыть не успела, она-то камушки в корзинку собирала по определенным размерам, чтобы себе новый мозаичный панцирь раскроить. Но теперь-то уж поздно было, все равно камни из-за кустов не хватит времени собрать.
— Ага, а ты, Салимундра, больно бледненькая. Чего ж ты лежишь? (Салимундра лежала на горячем камне, насыщаясь так необходимым для холоднокровных солнечным светом). Тебе гулять надо. Видишь там в соснах, корзинка осталась с шишками? Ну-ка, прогуляйся, да принеси заодно. Тебе же не сложно, ты такая шустрая! Медвижинка, ты что стоишь, рот раззявила? Помогай, а я пока пробегусь по составу, посмотрю, что еще можно помочь. А то у вас тут кошмар какой-то! Полнейшее болото! Зай-Уц, пока освободился, в пустую корзинку мне грибов насобирай. Сейчас поедем уже.
Медвежун возмутился:
— Так по графику еще рано? Сейчас еще обед да отдых.
— Нечего-нечего! Отдыхать много вредно, застой будет. Ну-ка, раз-два! Раз-два! Побежали все!
И нестройно разгоняясь, запыхтел паровоз. Звери, забыв свои занятия, заспешили выполнять указания, боясь, что паровоз без них уйдет.
Медвежун выглядывал, пытаясь регулировать ход, чтобы звери не сильно отставали, и не заметил, как Бельвжичка оказалась в его кабине. Она по-хозяйски, гудела, поторапливая новых знакомых. Ее рыжий хвост развевался на ветру.
Зай-Уц, как и остальные, был так удивлен этим вихрем, ворвавшимся в их размеренную жизнь, что не мог и слова поперек сказать. Бельвжичка его восхитила своей активностью и предприимчивостью. И вот уже они вместе с Медвижинкой, Зай-Уцем, Медвежуном, Черешпанькой и Салимундрой мчатся вперед по лесу на одном поезде.
Теперь уже поезд не размеренно стучал колесами, а летел со стуком, стоном и скрежетом на полном ходу, потому что Бельвжичка помогала управлять и даже дрова подкидывала в котел. Приходилось Медвежуну ради безопасности тормозить так резко, что все звери падали в одну кучу в конце вагона. Еще бы, такую скорость попробуй погаси! За это его ругали, ведь он был опытный машинист. А он не стал оправдываться, только ростом стал ниже и вообще перестал разговаривать.
Пока звери на остановке в себя приходили, да пришибленные из вагона вываливались, времени на дела оставалось мало-малехонько. Так что делали только самое необходимое, в спешке, наступая друг-другу на хвосты и лапы, толпясь в проходе, бухтя и переругиваясь. Ни тебе творчества, ни тебе бесед при луне, даже ухнуть некогда!
Зато веточек и шишек для паровоза стали больше заготавливать. На такой скорости их же надо в разы больше, да и чего бы не пособирать, раз время на прогулки находится.
Бельвжичка Медвижинку научила, как надо. Теперь Медвижинка может и веточки, и шишки, и грибы с ягодами одновременно собирать и в поезд дотащить, только у нее теперь всегда лапы болят, горб вырос и сил нет даже в окно смотреть. Пока едут на поезде, она теперь только спит.
Салимундра и не знала, что оказывается она такая шустрая. Что может она вперед паровоза бежать, выискивая самые большие шишки, самые вкусные ягоды. Это ей Бельвжичка подсказала. А в поезде Салимундре теперь скучно стало, пообщаться не с кем, все или чем-то заняты, или спят без задних ног.
Однажды так получилось, что она убежала далеко вперед, да и решила не возвращаться: «У них и так времени нет, чего я буду мешаться, суетиться. Без меня с грибами справятся.»
А Черешпанька поначалу никак не успевала, только на остановке вылезет из поезда, все уже назад заскакивают. Только подползет к кому-нибудь что-то спросить, а он уже в другой конец поезда усвистал. Одна Бельвжичка то и дело подбегает:
— Куда ползешь? — спрашивает. — Давай помогу?
И не дожидаясь ответа, или пичкает Черешпаньку шишками, или чистит песком панцирь до пенопластового скрежета, а бывает, засыплет листьями, мол, спи. А Черешпанька, ну вообще, не об этом, говорит:
— Спасибо, конечно, но я же хочу…
Но Бельвжичка ее уже не слышит, она еще пять кругов по составу делает в создании порядка. Своего правильного порядка.
Как-то Черешпаньке неуютно стало от недопонимания и вынужденной бесполезности, она просто спряталась. Сначала под скамейкой, потом в товарном вагоне, а потом и вовсе решила сойти на остановке и притвориться камнем.
А Зай-Уц бегал-бегал кругами за Бельвжичкой, потом уже впереди нее бегал кругами.
Что-то грустно стало вокруг, остановился, оглянулся. Медвижинка спит. Медвежун сидит сутулый с тусклым взглядом. Из кабины не выходит, что ехать, что стоять — все равно ему. Салимундры и Черешпаньки вовсе нет в поезде. И только сам Зай-Уц и Бельвжичка бегают и шишки собирают: Бельвжичка — свои, а Зай-Уц-то — чужие.
