точно-точно попала на самую нижнюю ветку орешника.
С ветки снег посыпался, а белка вверх по тонкому стволу взбежала, потом снова по ветке — и опять прыжок на следующее дерево. Да как быстро и уверенно! Наверное, она не первый раз этим путём куда-то бегает. Может, у неё гнездо близко?
Беличье гнездо трудно найти. Оно вроде круглого домика из веток. Внутри мохом да перьями выстлано для тепла и называется — гайно.
Только редко, кто это удивительное гнездо видел. Может, тебе посчастливится увидеть? Хорошо бы!
Иду, смотрю по сторонам, и по макушкам деревьев смотрю, и вниз — себе под ноги.
Везде интересно, и везде удивительно.
На еловых ветвях снег лежит толстым слоем. Похож на большие белые подушки. Тяжёлые. Ветки под ними опускаются. А берёзовые ветки все в инее. Как из бумаги, мелко-мелко вырезанные. И ещё на кружево похоже или будто каждая веточка пухом обсыпана.
Небо синее-синее, как шёлковая материя.
Вершины берёз на нём будто приклеенные. Белые, пушистые и от солнца чуть золотом поблёскивают.
Я всегда, когда на облака или деревья гляжу, стараюсь представить себе, что на что похоже. И ты так попробуй.
Облака бывают на мыльную пену похожи, на перья, на волосы, на снежные горы. А бывает, что какое-нибудь облако на человеческое лицо похоже. И нос, и рот получается, и борода растрёпана. Очень интересно!
Иду, а передо мной искорки по снегу бегут. Быстро-быстро, как осколочки стекла или серебряные огоньки вспыхивают врассыпную. Остановился, и они остановились. Каждая блестящая точечка на своём месте сверкает. Только двинешься, и они начинают прыгать по снегу, будто их кто-то с неба сыплет.
Долго я так с искорками в весёлую игру играл. Остановлюсь — пойду, остановлюсь — пойду. Потом остановился, да и перестал на искры глядеть. Потому что вижу — прямо передо мной опять чьи-то следы. Только не беличьи. Ямочка — чёрточка, ямочка — чёрточка, ямочка — чёрточка.
Это лесная мышь прыгала. Искала еловые семечки, которые белка роняла, когда шишку грызла.
Ну, ямочки, это понятно, а почему от каждой ямочки чёрточка идёт? Тоже понятно — это мышиный хвостик.
Пошёл по следу. Ямочка с хвостиком, ямочка с хвостиком, ямочка с хвостиком, ямочка с хвостиком. Только здесь расстояние между ямочками больше. Это значит, она торопилась скорее через полянку перескочить. И прыжки от скорости длинные получились. На полянке-то мышь заметнее. Как бы кто не схватил. Врагов у неё много. Лисица может схватить, а ночью сова либо филин. Лесные мыши больше по ночам бегают.
Только никто мышь не поймал.
Следы дальше по перелеску идут. Ямочка с хвостиком, ямочка с хвостиком, ямочка с хвостиком. Прыжки опять стали короче, значит, успокоилась мышь и куда-то за можжевельник завернула.
Так. Ну, теперь всё ясно.
Впереди пенёк, в пеньке расщелина, а в ней еловая шишка торчит. Вся шершавая, чешуйки в разные стороны. Это станок дятла.
Отгрызёт дятел еловую шишку, прилетит к этому станку, воткнёт шишку в заранее приготовленную расщелину и шелушит чешуйки.
Я об этом слышал, но никогда сам не видел. А теперь меня к станку мышиные следы привели. Спрячусь за можжевельником. Подожду, может, дятел прилетит.
Стою, сквозь ветки на небо гляжу. По небу медленно маленькие облачка проплывают. От ветки к ветке розовые пятнышки пробираются.
Глядел я, глядел на облака — и чуть было дятла не пропустил.
А он прилетел с еловой шишкой в клюве. Пёстрый. Такой точно, как к моей кормушке прилетает. В красной шапочке. Может, даже тот самый.
Прилетел. Взял принесённую шишку в лапу, вытащил клювом из щёлки старую шишку, новую в ту же самую щёлку воткнул и стал чешуйки раздвигать и семена выклёвывать.
Вдруг откуда ни возьмись — синица, а за ней другая и третья. Сели под самым пнём и ждут, когда дятел какое-нибудь семечко уронит. Как уронил, тут же одна синица это семечко и клюнула. Значит, и мышь сюда прибегает еловые семечки подбирать.
Быстро дятел со своей шишкой управился и опять улетел. Это мне повезло. В первый раз я такое видел. Разве не удивительно? И главное, совсем рядом. От дома полчаса ходу.
«Кррук-кррук… кррук-кррук… кррук-кррук…» Поднял голову. Низко над деревьями медленно летит большая чёрная птица. Ворон. Его не так-то часто встретишь. «Кррук-кррук…кррук- кррук…» Пролетел. Даже некоторые взрослые люди думают, что ворон — это то же, что ворона, только самец. Так сказать, муж вороны. Мне всегда бывает смешно, когда люди так думают. Во́рон — это совсем другая птица. Он весь, как уголь, чёрный. Даже с синим отливом и гораздо больше вороны.
На вид ворон — птица мрачная, но к человеку привыкает легко.
Один мой знакомый нашёл в лесу кем-то раненного ворона. У него было подбито крыло. Встречаются люди — глупые и злые. Им бы только убить какую-нибудь птицу. Из ружья, из рогатки либо просто камнем. Воробья так воробья, галку так галку. А зачем убить, неизвестно. Ворон — очень редкая и очень полезная птица, а в него взял кто-то и выстрелил.
Мой знакомый подобрал ворона. Тот, конечно, сперва не давался в руки, больно клевал. А потом привык к человеку.
Летать он не мог. Только на стол или на стул мог взлететь. Пищу из рук брал и быстро научился говорить «здррааствуй… здрррааствуй», «поггладь воррронка» и подставлял голову, чтобы ему чесали затылок.
Проводил я взглядом пролетевшего ворона и повернул назад к дому. Солнце на закат пошло. Верхушки берёз стали розовыми, облака совсем золотыми.
Иду — и всё-таки по сторонам да под ноги поглядываю. Опять еловая шишка, наполовину целая, а чешуйки растрёпаны. Значит, их кто-то расщеплял, доставал семечки. Недогрыз да выронил.
Во-о-он это кто! На самой вершине ёлки с ветки на ветку перепрыгивает.
В первый раз я эту птицу в Москве на Птичьем рынке увидел. В клетке. Птичий рынок тогда в Москве на Трубной площади был.
Смотрю — сидит в клетке маленькая птица. Грудь у неё красная, а клюв кривой. Верхняя половинка клюва с нижней перекрещивается.
Продавец нёс перед собой клетку и кричал:
— Кому еловика, кому еловика!
Я спрашиваю:
— Почему у этого еловика клюв какой-то испорченный? Он больной, что ли?
А продавец говорит:
— Эх ты, дурья голова. Это клёст. Понимаешь, клёст. У клестов всегда клювы такие, чтобы шишки
