свет стал калейдоскопом цвета сквозь призму его слез.
Госпожа Хестер распрямилась.
– Но я так делать не собираюсь, – сообщила она. – Я не буду выскребать из тебя оставшуюся частичку души. Хочешь знать почему? – Она ласково погладила по сверкающим прутьям клетки. – Когда Белый ведун умирает – если это был хороший ведун, верный слуга королевства, – я отпускаю его душу на волю. А это означает, что Серая Элис может проводить его душу через Костную Пустыню к следующей жизни. Ведун получит шанс переродиться свободным. Но предатель… нет, предатель не заслуживает освобождения через смерть. Я хочу, чтобы ты послужил примером для прочих. Хочу показать твоим собратьям, какая участь ожидает предателя. Я хочу, чтобы ты был показательно повешен на площади Жнеца, и когда твои ноги перестанут дергаться, я выставлю твою душу на всеобщее обозрение, чтобы ты, мальчишка, навеки застрял между жизнью и смертью. Ха! Посмотрим после этого, сколькие еще из твоих собратьев осмелятся на побег!
Она наклонилась, чтобы смахнуть слезы со щек Двух-Восьмерок, и он снова почувствовал гнилостный запах ее дыхания.
– Впрочем, учись искать во всем хорошую сторону. Большинство Белых ведунов живет и умирает, не оставляя в мире никакого следа, а ты собираешься вот-вот войти в историю.
Тишина – вот что больше всего Лара ценила в своем чердачном жилище над театром. В таком городе, как Королевская Гавань, в чудовищном людском муравейнике, покой был редким сокровищем, реже, чем звездная пыль.
Каждое утро по пробуждении Лара могла определить, каким будет сегодняшний день, раньше, чем успевала открыть глаза. Птичье пение с крыши – значит, погода хорошая, небо ясное. Корабельные гудки со стороны порта – значит, густой туман. А зимой она порой просыпалась под мягкий шорох снега об оконное стекло.
В последнее время Лара просыпалась под один и тот же звук – под стук бесконечного летнего дождя по крыше. Но сегодняшнее утро выдалось отличным от прочих: дождь в кои веки не стучал, однако с улицы слышались совсем другие звуки.
Далекие голоса.
Вопли.
Ругательства.
Резко вырвавшись из паутины сна, Лара осознала, что это не просто крики. Толпа вдали что-то скандировала в определенном ритме, одно и то же конкретное слово.
– ВЕДЬ-МИН!
– ВЕДЬ-МИН!
– ВЕДЬ-МИН!
Лара стремительно оделась, выхватила из-под подушки медальон и нацепила его, пряча под рубашку. А потом бегом спустилась вниз, промчалась по пустому театру к запасному выходу, выводившему в переулок, и выскользнула наружу. Через несколько секунд она уже бежала по Бульвару Богов.
Ей уже случалось видеть, как вешают ведьминов, и это всегда было отвратительно… впрочем, Ларе было отвратительно любое проявление жестокости к живым существам. Считалось, что по королевству постоянно и повсюду шныряют ведьминские шпионы, что все ведьмины – по определению опасные преступники, потенциальные убийцы, но до сих пор Ларе ни разу не приходилось сталкиваться с доказательствами этого постулата. Всем гражданам было предписано немедленно докладывать полицейским о любом человеке, использовавшем ведьминскую магию или подозреваемом в подобном. Каждому ведьмину, попавшему в руки властей, предлагалось покаяться и вступить в ряды Белых ведунов. Если ведьмин отказывался, его ждала виселица. Всякий раз публичная казнь ведьмина пробуждала в людях худшее: при виде ведьмина даже неплохие, самые обычные мужчины и женщины превращались в настоящих чудовищ, в жаждущих крови фанатиков.
Бульвар уже был заполнен народом – не меньше нескольких сотен. Лара с трудом проталкивалась сквозь толпу, передергиваясь от ужасных слов, которые так и гремели со всех сторон.
– Повесить падлу!
– Мало ему! Содрать с него кожу!
– Расчленить подлеца!
– Сжечь его заживо! На костер!
– Пускай ему вскроют брюхо! Хочу видеть цвет его кишок!
Лара упорно пробиралась в первые ряды плотной колонны, направляющейся к площади Жнеца. Обычный сценарий: впереди – полицейский патруль в черной униформе, управляющий двумя здоровенными железносердами. Железносерды тянут повозку – большую клетку на четырех колесах, а в клетке, конечно же, о прутья колотится ведьмин.
Только вот на этот раз в клетке оказался совсем не ведьмин.
Лара часто заморгала – она глазам своим не верила.
В клетке, обхватив себя руками за колени, сидел Белый ведун.
Как же так? Они собираются казнить своего? Разум Лары не мог этого вместить – зрелище казалось совершенно диким. Этот ведун к тому же был совсем мальчишкой, на вид лет четырнадцати-пятнадцати, тощий, бледный как полотно, со спутанными черными волосами, свисавшими на лицо. Он явно пребывал в ужасе, граничавшем с безумием. В ужасе и молчании он смотрел на окружавшие его злобные лица, только прерывисто втягивал воздух, когда из толпы в него летел очередной камень или гнилой фрукт. Метко пущенный кем-то булыжник ударил его в левую бровь, и пол-лица тут же залило кровью.
«Как же вы омерзительны, видели бы вы себя, – подумала Лара, оглядываясь вокруг, и к горлу ее подступила тошнота. – Вы… вы хуже, чем дикие звери».
Толпа тем временем вытекла через устье бульвара на площадь Жнеца. Люди продолжали скандировать, шуметь, ругаться, распевать – и наконец этот отвратительный парад остановился в тени дворца. Все сгрудились вокруг высокого каменного эшафота, на котором высился ряд пустых виселиц. Полицейские спрыгнули с повозки, выволокли из клетки мальчишку-ведуна и потащили его вверх по ступеням эшафота на платформу. Он едва шевелился, покрытый слоем гнили – остатков от гнилых помидоров и прочей дряни, которой по дороге закидывали его горожане.
– Мочите его! – вопила толпа.
– Кишки наружу! Заслужил!
– Скормите его собакам!
Лара смотрела и не могла отвести взгляд. Полисы подтащили мальчика к виселице, накинули ему на шею веревочную петлю.
Через мгновение ворота дворца распахнулись, и из них быстрым шагом выступила высокая женщина. Лара уже видела ее пару раз в жизни – госпожу Хестер, Королевскую Ведунью: та по большей части пребывала во дворце и общалась только с большими шишками вроде короля и его приближенных. Но увидев ее хоть раз, забыть было невозможно: статная красавица со светло-золотыми волосами, безупречной кожей, огромными глазами… А кроме того, от пребывания рядом с ней всегда оставалось очень, очень странное ощущение.
За воротами, на территории дворца, стройными рядами собрались все Белые ведуны города. Они стояли неподвижными безмолвными рядами, глядя перед собой – прямо на эшафот, по ступенькам которого поднялась их повелительница. Она смерила долгим взглядом несчастного мальчишку-ведуна с петлей на шее, а потом вытащила из-под плаща палочку и коснулась ее концом своих губ. В барабане палочки мерцало заклятие – и когда госпожа Хестер заговорила,
